Ночь - царство кота - Александр Тарнорудер

— Ты ведь пожарник? — спросил Алекс.

— П-п-пожарный, — выдавил Идо.

— Господи, мой, Боже! Господи, мой, Боже! — запричитал Алекс-Алексей, как будто увидел перед собой живого мертвеца.

— Что? Что? Это опасно? — ловил его взгляд Идо.

— Не волнуйся, только не волнуйся, это бывает, редко, но бывает, случается с пожарными, но ты не волнуйся, все будет хорошо, не волнуйся…

— Да что со мной, что?

— Понимаешь, бывает с пожарными — что яйца заварились, это не всегда сразу проявляется. Тут быстро действовать надо, мгновенно, а не то — смерть, если яйца вовремя не промыть. Черт, надо же так попасть — пятница, ночь и мое дежурство, и звонить некогда, пока буду звонить, ты помрешь у меня. А ну, давай, укольчик быстренько… — Алекс-Алексей всадил Идо следующую порцию снотворного. — Не волнуйся, Лена здесь, она тебе яйца промоет и обратно пришьет, как новые будут, ты же знаешь, она лучше всех пришьет…

Последним видением в мутившемся от снотворного мозгу было приближение медсестры Блюмин со скальпелем в руках. А потом чернота.

— Проснулся, что ль? — Вопрос исходил от огромных размеров детины, из-за которого выглядывала испуганная Ленка. — Это хорошо, что проснулся.

Идо почувствовал, что примотан к койке по рукам и ногам. Пересохший язык залепил весь рот. В маленькой комнате кроме них троих никого не было.

— Значит, так, — продолжил детина, — симптомы налицо: гипертрофированное восприятие собственного полового члена, а именно, — сравнение его с огнетушителем. Было? — Было! Ночной бред апокалиптического содержания, направленный, опять же, на собственные половые органы. Было? — Было! Асоциальное поведение, выраженное сексуальным преследованием лиц противоположного пола. Было? — Было! Ночной дебош в палате… Ладно, не буду дальше перечислять. Знаешь, как это называется? — Маниакально-депрессивный психоз. Или шизофрения. Ну-ну, не дергайся, подергался уже, хватит.

— Что делать-то? — спросила Ленка.

— А что тут сделаешь, надо срочно в Абарбанель везти, потом родственникам сообщить. Да, жаль парня, профиль двадцать один, и пожарки не видать, как своих ушей. Это бывает, пост-травматический синдром так проявляется. Классическая картина…

Не искушенные в деталях израильской психиатрии, наверное, догадались, что Абарбанель — психиатрическая больница, а 21 профиль — статья, по которой списывают из армии.

Медики посмотрели друг на друга, потом немного поговорили пониженными голосами, отойдя в угол комнаты, поглядывая на неадекватного больного, после чего оставили его наедине со своими мыслями. Мысли путались — тупо болела после снотворного голова, немели связанные конечности, вместо языка во рту был напильник. Но хуже ощущения беспомощности было полное отсутствие понятия, что происходит. Тревожили смутные воспоминания о неясном и коротком периоде бодрствования, в основном, вопрос о присутствии детородных органов, ответить на который не представлялось возможным из-за полной иммобилизации конечностей. Воспоминание о физически осязаемом биении вышедшего из-под контроля «огнетушителя» заглушалось призрачной надеждой, поданной врачом, что все это только бред, вызванный, как его, матическим шоком. Но тогда надо срочно пытаться бежать отсюда, пока не отправили в психушку и не намотали двадцать первый профиль, что означало конец карьеры в пожарной части. Идо снова дернулся, и снова безрезультатно — большой доктор был безусловно знатоком своего дела.

— Ты, вот что, соображать можешь, или как? — нависла над ним косматая голова доктора.

Идо истово закивал головой.

— Язык, что ль, отсох?

— Пить, — прохрипел Идо.

— А, ну это можно, — доктор подошел к раковине, налил стакан воды и дал больному напиться. — Лучше? Ну то-то. Ты вот что, паренек, Лену благодари, если бы не она, я бы тебя отправил, куда следует. А она — добрая, не хочет тебе жизнь губить. Если ты согласен сейчас же отсюда домой катиться, то добре, подпиши бумагу и будь здоров, а нет, так я тебя мигом оформлю. Так что, ты, пацан, сам выбирай, или подпишешь?

— Подпишу, только домой отпусти!

Доктор, вздохнув, отвязал Идо правую руку и сунул планшетку с бумагой о выписке, которую пожарник Перл не глядя подмахнул.

— Вещи тебе принесут, а в палату не ходи! — наказал доктор и вышел.

Первым движеньем освобожденной руки был бросок вниз живота. Мужское достоинство было на месте, Идо облегченно откинулся на кушетку. Все остальное уже не имело значения. «Скорей отсюда!» — резким гудком пожарной машины пело у него в голове.

Лена принесла одежду.

Хирургия номер один приникла к окнам, лицезрев картину подъехавшего такси, и две фигуры, одна — весьма-таки больших размеров, выкатывающих кресло с Идо, вставшим на ноги перед такси и слабо помахавшим в сторону окон.

Так вот, читатель, если вам, к несчастью, пришлось столкнуться с израильской больницей и ее строжайшими циркулярами, то вы по примеру Константина Сергеевича можете закричать «Не верю!!» Лишь только заметим, что колесо судьбы уже сделало свой поворот, а русское братство, называемое в газетах мафией — вездесуще.

А теперь, восстановим хронологию предшествующих событий в жизни Елены.

В четверг вечером Лена ввалилась к своей подруге Катерине после того, как в автобусе прочла ответ Той У которой Есть Связь С Космосом. Катерина, как известно, напоила Ленку до потери сознания.

В пятницу утром и до исхода субботы медсестра Блюмин заступила на дежурство, во время которого и произошли вышеописанные события с пожарником Перлом.

В воскресенье, с утра, Артем отвез Елену в Иерусалим на рандеву с Той У Которой Есть Связь С Космосом.

Тем же вечером Елена заступила на дежурство, во время которого в «Рамбам» поступили дети, пострадавшие в дорожной аварии под городом Цфат.

Скажите, читатель, положа руку на грудь, или почесав затылок, хватило ли бы у вас сил после суточной смены в хирургии отслеживать животрепещущие события из жизни Гая Додано? Сомневаюсь. Соверши вертолет посадку у вас на кровати — вы бы даже не проснулись.

А вот клацанье лифта и дверной звонок почему-то будит непременно. После такси (еще как-то помните), после душа (уже совсем не помните), и напялено неизвестно что, первое попавшееся под руку, верхний бюст — нижний бюст, кто ж их разберет. Когда слепят в глаза после темноты сна, и тычут букетом в морду, то в голове лишь одно объяснение — пожарный Идо Перл собственной персоной явился благодарить за счастливое избавление.

— Пошел на хер, козел!

Рекламная пауза.

А за «козла» придется отвечать!

На следующее утро израильские газеты — все до одной — вышли «с козлом», а именно: вынесли Ленкину фразу в заголовки на первых страницах. Простейшее, известное каждому школьнику на постсоветском пространстве слово, вызвало затруднения в редакциях всех солидных израильских ежедневных газет. «Русские» по стыдливой привычке напечатали «Х» с многоточьем. Англо-саксы, видимо из уважения, отвели означенному звуку «Х» аж три буквы, первая из которых была почему-то «К». Проблема ивритоязычных была не нова, а точнее всех определила ее Мария, которой израильским министерством внутренних дел была присвоена несуществующая в советском ЗАГСе национальность «украин».

— Я шото не роблю, як «хы» писать: круглое али домиком?

Написание «хы» оказалось нешуточной проблемой политической ориентации, причем левые применили по-ленински твердый домик, а правые выбрали либерально-буржуазную округлость — и те, и другие в точном соответствии с указаниями консультантов по еврейскому правописанию. Но недоступно непосвященным таинство волшебного заклятия, как его ни переводи — куда там малосольному «азазелю» или навязшему у всех на зубах «кибенемату». Самая высоколобая из ежедневных даже направила своего спецкора к бедуинским пастухам — выяснять про особенности строения тела негевского козла, и пришла к выводу, что означенное выражение пришло в русский язык из древне-бедуинского.

«Однако», как говорили представители коренной национальности северных окраин России. По мере углубления в газетные развороты наше-язычных газет, тон менялся. Дальше всех пошла «Окраина», разразившись подвалом с далеко идущим названием «Пошли на хер, козлы!», в котором в ультимативной форме предлагалось «убрать черножопую руку с чистой груди новой репатриантки». Интеллигентный «Вестник пустыни» призывал к взаимопроникновению культур в редакторской статье, не забыв опубликовать письмо сердитого читателя под заголовком «Кто ты, Гай Додано?», интервью, отложенное в «корзину» в прошлом году под названием «Я — веселый Додо-Гай…» и размазать сопли в рубрике «Миграция или Эмиграция».

Но не в прессе дело, дорогой читатель, никаких газет не следует читать перед едой, а не только российских, газеты — лишь зеркало, и нечего на них пенять, как нечего пенять на телевидение.