Добыча - Эндрю Фукуда

Она ведет меня вниз по лестнице, мы движемся очень плавно. Ледяной холод усиливается, темнота становится гуще и гуще, пока не превращается в ледяной черный гель. Свадебное платье — ослепительно белое — выглядит, как белое пламя, проваливающееся в черный колодец.

В «Знакомстве» она привязывает меня к шесту, старательно затягивая веревки вокруг моих запястий и лодыжек, хотя очевидно, что этот процесс навевает на нее скуку. Мне не страшно, совсем не страшно. Она проверяет узлы, а затем скользит в сторону, как привидение, и скрывается в люке, ведущем в Яму — ее покои. Крышка люка поднимается, когда Пепельный Июнь подходит к ней. Она исчезает внутри, как джинн, возвращающийся в бутылку. Свет от ее платья меркнет, крышка закрывается, и арена погружается в непроглядную тьму.

Теперь мне становится страшно.

Я стараюсь разорвать путы, и, к моему удивлению, они распадаются, как нити тающего жира. Я пытаюсь найти крышку люка, но я слеп. Я вытягиваю руки вперед, растопырив пальцы.

Пепельный Июнь.

Но потом мой разум затуманивается, я забываю ее имя.

Июньский Пепел.

Нет, нет,думаю я, мотая головой. Пепельский Июнь. Пельский Июль. Иди ко мне, помоги мне.

Я как-то оказываюсь в ее жилище, в Яме. Я понимаю, что нахожусь там, потому что меня окружают влажные стены. Я чувствую себя толстым сухим языком в крошечном рту.

— Июльский Пепел! — кричу я. — Июльский Пепел!

Она появляется из темноты. Я вижу только лицо, но оно чужое, и я на мгновение сбит с толку. Потом я понимаю, что это она, только лицо постоянно изменяется — глаза уменьшаются, меняют угол, скулы растут и спускаются по щекам, переносица расширяется и снова становится тонкой. Цвет глаз из зеленого становится желтым, затем черным. Это она. А потом это Платьице. Потом это Пресс. Потом Алые Губы. Она говорит. Джин, Джин, Джин, — шепчет она снова и снова, сначала со страхом, а потом, смиряясь со своей участью, менее четко. Джин, Джи… Дж…Потом ее голос перестает быть голосом Пепельного Июня, становясь сплавом голосов всех девушек деревни — сначала веселым и звучным, а потом полным безумной энергии, как будто толпа произносит заклинание. Все быстрее и быстрее, громче и громче, голос ломается и поднимается до невероятной высоты.

Я мотаю головой, стараясь очистить мысли. Но темнота Ямы словно залила мои извилины. Я больше ничего не понимаю, ничего не помню. Меня окутывает ужас, и именно он выталкивает меня из ночного кошмара.

Я больше не помню ее лицо. Не помню ее голос.

19

Я с криком просыпаюсь. Остатки кошмара наполняют мой череп, как кислотная ржавчина. На мгновение мне кажется, что лихорадка вернулась, однако лоб на ощупь сухой и холодный. Я закрываю глаза и пытаюсь вновь уснуть. Но кошмар прогнал сон, и он вряд ли сегодня вернется.

Сисси сказала: «Приходи ко мне».

Звезды светят ярко, в полную силу. Я иду по мощеной дороге, в окружающих домиках ни движения, ни звука. Я прохожу мимо обеденного зала, мимо кухни, откуда все еще пахнет жареным мясом. За больницей я ступаю на более крупные камни — широкие, как древесные стволы. Днем я видел, как Бен прыгал по ним, будто переходя реку вброд. Вытянув руки и радостно смеясь.

Ночь прорезает крик.

Так близко, что сердце едва не выпрыгивает у меня из груди. Прежде чем я успеваю опомниться, дверь больницы распахивается прямо передо мной. Я прижимаюсь к стене, втискиваясь в крохотный пятачок тени.

Из двери выскальзывает темная фигура и, сгорбившись и прикрыв лицо капюшоном, быстро проходит мимо меня. Я чувствую запах каких-то странных выделений. Человек держит в руках что-то, замотанное в ткань. Он исчезает, но я успеваю заметить маленькую белую ножку, торчащую из свертка. Ножку новорожденного. От крохотных пальчиков на холоде идет пар. Из свертка доносится сдавленный приглушенный плач.

Сгорбленная фигура торопится по дороге, унося продолжающего плакать младенца. Я, соблюдая осторожную дистанцию, иду за ними. Человек в капюшоне сворачивает с дороги и идет к зданию без окон, стоящему в отдалении от других. Оно странной формы: одна сторона скошена и опускается вниз полого, как горка на детской площадке. Из-за облаков выходит луна, человек неожиданно оборачивается, и я вижу его бледное лицо. Это один из подручных Крагмэна — с тяжелыми веками, орлиным носом и рябыми щеками.

Я прячусь в тени одного из домиков, надеясь, что он меня не узнает. Шаги — легкие и быстрые — приближаются. Я задерживаю дыхание, не смея ни заглянуть за угол, ни пошевелиться. Шаги останавливаются. Спустя мгновение они раздаются снова, но на этот раз удаляются, становятся тише. Когда я выглядываю из-за угла, улица пуста. Старейшина ушел. Я прислушиваюсь, стараясь услышать плач новорожденного, но ни малейшего звука не раздается в ночи. Я медленно иду дальше, стараясь оставаться в тени. Все тихо, везде пусто.

Несмотря на прохладу, спина у меня мокрая от пота. Даже спустя несколько минут, когда я покинул улицу и иду к ферме через луг, мои нервы на пределе. Шагаю я нервно и быстро, и скоро мои ботинки оказываются мокрыми от росы. На полпути я оглядываюсь. Кроме серебристой полоски моих собственных шагов, я не вижу ничего. Справа от меня блестит в лунном свете ледниковое озеро.

На ферме тихо. Я не знаю, где тут что, и неожиданно оказываюсь в курятнике. Куры по большей части спят, только некоторые дергают головой, пытаясь клевать что-то в воздухе. Я чувствую кислый запах птичника. Выйдя наружу, я иду к маленькому домику, где, скорее всего, поселили Сисси. Но оттуда доносится хрюканье и возня свиней, так что мне приходится свернуть. Еще один дом стоит на краю пастбища, и я иду туда. Там стоит несколько коров. Почему-то их силуэты кажутся мне странно успокаивающими и мирными. От их ноздрей поднимается пар, как дым от трубы. Прежде чем я успеваю подойти к дому, дверь распахивается и Сисси выбегает наружу. Она не останавливается, подбегая ко мне, вместо этого с разбега прыгает мне на шею и стискивает в объятиях.

— Черт, как же я рада тебя видеть, — говорит она прямо мне в ухо. — Когда тебя переселили, я не знала, где искать. Куда они тебя засунули?

— А в чем дело?

Она качает головой.

— Ни в чем. Просто хотела тебя видеть. Видимо, привыкла заходить каждую ночь смотреть, как ты. Проверять, что ты еще живой, — она слегка отклоняется назад и несколько раз бьет меня кулаком в грудь. — Что так долго? Я ждала несколько часов.

— Извини. Думаю, я еще окончательно не выздоровел, надо было поспать.