Божественная комедия. Ад - Данте Алигьери

Песнь XXXII

Содержание. Данте призывает муз на помощь, приступая к изображению средоточия вселенной, последнего девятого круга, этого краеугольного камня ада, где наказуется величайший грех – измены, и где в вечных льдах Коцита погружен Люцифер, родоначальник греха. Дно этой бездны представляет огромное замерзшее озеро, образованное рекою Коцитом; оно состоит из четырех отделений: Каины, где казнятся изменники родственникам; Антеноры, заключающей в себе изменников отечеству и граду; Птоломей – изменников друзьям и Джиудекки – изменников благодетелям и Богу. – Данте вступает в Каину и видит тени изменников, замерзшие до ланит, где зеркало стыда: все они поникли головами; они плачут, но слезы замерзают между веками. Тут видит он тени двух братьев из фамилии Альберти да Мангони: они погружены в озеро так близко один к другому, что волосы перепутались на их головах. Другой изменник, Камиччион де Падзи, предательски называет ему как этих, так и многих других грешников – своих товарищей и предсказывает скорое прибытие Карифио, еще живого во время замогильного странствования поэта. – За тем путники вступают во второе отделение этого круга – Антенору, проходя между головами грешников, Данте нечаянно ударяет ногою в лоб одного из них; грешник горько жалуется, но не хочет сказать своего имени: тогда Данте, выведенный из терпения его упорством, вырывает с головы его волосы. В это время, другой грешник выдает упорного изменника, назвав его по имени Боккой. Выданный изменник, в отмщение, называет Данту как этого, так и многих других предателей. – Наконец, на рубеже Антеноры и следующего отделения – Птоломей, Данте видит двух грешников, замерзших в одной яме: один из них грызет голову другого. Поэт вопрошает грызущего о причине такой ненависти, обещаясь в случае его правоты пересказать о нем на земле.

1. Будь стих мой груб, будь рифмы хриплы, дики,[701]Приличье проклятой бездне сей,Всех прочих скал несущей гнет великий,[702] —

4. Из дум моих я б выжал сок полней;Но где стихи, чтоб выразить ту яму,И кто без страха вымолвит о ней?

7. Да будет же тот вечно предам сраму,Кто б вздумал дно вселенной описать[703]На языке, зовущем папу, маму.

10. Но да послужат девы мне опять,Помогшие певцу воздвигнуть Фивы,[704]Чтоб истину мог стих мой передать!

13. О чернь! о род пред всеми злочестивый!И вспомнить страшно, где гнездишься ты!О лучше, если б родились зверьми вы!

16. Когда гигант вглубь вечной темнотыК ногам своим спустил нас из объятий[705]И я еще взирал на высоты, —

19. Вдруг, возле нас, раздался крик проклятий:[706]«Гляди же под ноги и так пятой.Не попирай годов несчастных братий!»

22. И, обратясь, узрел я пред собойДно озера, которое с кристалломИмело больше сходства, чем с водой.[707]

25. Сам Танаис в стремленьи одичалом,Иль в Австрии Дунай среди снеговНе отягчен столь толстым покрывалом,

28. Как здесь Коцит, и пусть в ceй мрачный ров[708]Вдруг с Пьетропаной Таверник свалится,[709] —Не затрещит под ними лед с краев.

31. И как лягушка, квакая, стремитсяИз лужи мордой в те часы, когдаКолосьев сбор порой крестьянке снится:[710]

34. Так до ланит, где зеркало стыда,[711]Замерзли тени, щелкая зубами,Как аисты, и посинев средь льда.

37. Все грешники поникли головами;Скорбь их сердец является в очах,О холоде твердят они устами.[712]

40. Я вниз взглянул и под собой в ногахУвидел двух, которых льды так смяли,Что кудри спутались на их главах.

43. «Скажите, вы, что грудь так с грудью сжали,»Спросил я: «кто вы?» – И на мой вопрос,Закинув выи, взор они подняли.

46. Из глаз, когда-то влажных, капли слезДо самых губ они струили оба,И новым льдом им губы сжал мороз:

49. Так плотно брусьев не скрепляет скоба!Они же лбами грянулись сильней,Чем два козла: так их объяла злоба.

52. И вот, один, лишившийся ушейОт холода, лицом прильнувши к льдине,Сказал: «За чем глазеешь на теней?

55. Или хочешь знать, кто эти два? в долине,[713]Где с гор бежит Бизенцио ручьем,Отец их, Альберт, с ними жил доныне.[714]

58. Они два брата: обойди кругом[715]Каину всю, не встретишь пред собою,[716]Кто б с большим правом стынул подо льдом:

61. Ни тот, чью грудь и тень своей рукою[717]Пронзил Артур, нижё Фокаччья сам,[718]Ни даже сей, который головою

64. Мешает вдаль смотреть моим очам, —Предатель Сассоль: если ты Тосканец,То ты о нем слыхал конечно там.[719]

67. Но чтоб скорей нам кончить, чужестранец,Узнай: я Падзи; я Карлино жду,Пред чьим грехом мой грех утратит глянец.[720]» —

70. Потом я зрел тьму песьих лиц во льдуИ я дрожал и в век дрожать я буду,Лишь вечный лед на память приведу.

73. Пока мы шли к средине, где отвсюду[721]Стремится тяжесть к центру своему,И с трепетом я зрел ледяную груду, —

76. Судил ли рок, иль случай вел к тому,[722]Не знаю, но, идя меж черепами,Ногой я в лоб ударил одному.

79. «За что ж ты бьешь?» вскричал он со слезами:«Коль не пришел ты месть усугубитьЗа Монт Аперти, что гнетешь ногами?[723]»

82. А я: «О вождь! позволь мне здесь побыть,Чтоб выведать, кто этот грешник новый?Потом веди, как хочешь, мне спешить.»

85. Учитель стал; а я направил словоК тому, которые мне еще грозил:«Скажи, кто ты, хулитель мой суровый?» —

88. «А кто ты сам?» мне грешник возразил:[724]«Ты в Антеноре так разишь нам лица»Что и живой не так бы поразил.[725]» —

91. «Я жив и, выйдя из льдяной темницы,»Был моя ответ: «я и тебя включу,Коль славы ждешь, к другим в свои страницы.»

94. А он на то: «Противного хочу;Прочь от меня! не досаждай мне доле:В сей пропасти за десть я не плачу.[726]» —

97. «О! если так, ответишь по неволе,»Вскричал я, в выю уцепясь ногтьми:[727]«Иль волоска я не оставлю боде!» —

100. А он: «Пожалуй, все себе возьми;Но не скажу, кто я, я не открою,Хоть бей меня, хоть череп проломи.»

103. Уж в волосы вцепился я рукоюИ много косм с изменника сорвал,А он завыл с пониклой годовою;

106. Вдруг слышу вопль: «Что, Бокка, закричал?[728]Аль челюстью стучать не надоело,Что лаешь так? кои черт к тебе пристал?» —

109. «Молчи ж,» я рек: «изменник закоснелый!Тебе упорство не могло помочь:Позорь твой в мире возвещу я смело.» —

112. «Болтай, что хочешь, убираясь прочь,Но и о том, что так язык торопит,Не умолчи, покинув адску ночь.

115. О золоте французов здесь он вопит;Скажи: Дуеру видел я во рву[729]На холодке, где бес измену топит.[730]

118. С ним и других тебе я назову:»Вот Беккерия близ тебя, сложившие[731]В Флоренции под топором главу.

121. Там, думаю, дель Сольданьер, застывший[732]С злым Ганнелоном; дале – Трибальдел,[733]В Фаэнцу ночью двери отворивший.[734]» —

124. Мы прочь пошли, и в яме я узрелДвоих замерзших так, что покрываетГлава главу – мучения предел![735]

127. И как голодный жадно хлеб съедает,Так верхний зубы в нижнего вонзалУ выи там, где в череп мозг вступает.

130. Как Меналипповы виски глодалТидей, безумным ослеплен раздором:[736]Так этот грешник череп раздирал.

133. «О ты, который с столь свирепым взоромГрызешь главу соседу своему,Скажи, за что,» спросил я: «с уговором,

136. Что если ты по праву мстишь ему»То я, узнав о вас, о вашей доле,Предам его позорному клейму,[737]

139. Коль не отсохнет мой язык дотоле.»

Песнь XXXIII

Содержание. Подняв голову и отерев уста о волосы нагрызенной головы, грешник повествует Данту, что он, граф Уголино, вместе с детьми и внуками, предательски был схвачен архиепископом Руджиери, голову которого он теперь грызет, посажен в тюрьму и в ней уморен голодом. Данте, по окончании страшного рассказа изливается в сильной речи против Пизы, родины графа, и за тем, покинув грешника, вступает за Виргилием в третье отделение девятого круга – Птоломею, где совершается казнь над предателями друзей своих. Они обращены лицом к верху, вечно плачут, но слезы тотчас замерзают перед их глазами, и скорбь, не находя исхода из глаз, с удвоенным бременем упадает им на сердце. Один из этих предателей, монах Альбериго, умоляет Данте снять с него куски замерзших слез: поэт обещается и тем заставляет грешника открыть свое имя; при этом, грешник объявляет ему, что Птоломея имеет то преимущество перед другими местами ада, что души изменников упадают в нее прежде, чем кончится срок их жизни, и в пример приводить душу своего соседа по муке Бранки де Ория. Не исполнив обещания, Данте удаляется от грешника, кончая песнь сильным порицанием жителей Генуи.