Польша или Русь? Литва в составе Российской империи - Дарюс Сталюнас

себе ничего не говорящее»[385]. Интересно, что словарь Владимира Ивановича Даля толкует слово «обрусить», так же как и «обруситься, обрусеть», очень кратко – «стать, сделаться русским». При этом глаголы «ополячить» и «ополячиться» пояснены более подробно – «стать поляком, по языку, нравам, убеждениям»[386]. Возможно, «обрусить», «обруситься», «обрусеть» толкуются так кратко не потому, что всем был понятен смысл этих слов, но наоборот – потому, что в российском дискурсе того времени эти слова были многозначными.

Кроме того, иногда рассматриваемый нами термин в российском дискурсе середины XIX века мог сопровождаться определением: например, могло быть написано, что необходимо добиться «окончательного обрусения» края[387]. Эта фраза говорит о том, что адептам «русского дела» сам по себе термин «обрусение» необязательно означал полную трансформацию представителей других национальностей в русских. Следовательно, иногда современниками «обрусение» понималось как аккультурация или интеграция. Так, в 1867 году в газете «Виленский вестник» не раз писалось, что возможны различные «степени обрусения»: наряду со «вполне русский» существуют и лица, не прошедшие «обрусение во всех его степенях», например «обруселый, не вполне русский поляк-католик и еврей»[388].

Следует согласиться с Т. Р. Уиксом, что во всяком случае в официальной переписке чиновников наиболее часто термин «обрусение» используется не в отношении конкретной этнической группы, но по отношению к краю. Другими словами, обычно речь шла об «обрусении края». После 1863 года «обрусение края» стало неотъемлемой и очень важной фразой нормативного языка, описывавшего проводимую Российской империей в крае национальную политику. Но и термин «обрусение края», как отметил И. С. Аксаков, часто использовался чиновниками без осмысления его содержания: «Отыскав себе эту формулу, общественное мнение на ней и успокоилось, не вникая глубже ни в смысл этих двух слов, ни в средства, которыми может быть исполнена эта задача»[389].

При использовании термина «обрусение» у чиновников и публицистов возникала еще одна проблема логического характера. Если этот край объявлен «исконно русскими землями», зачем требуется его обрусение? Конечно, на эту логическую нестыковку первыми обратили внимание те члены правящей элиты и публицисты, которые считали, что целостность империи можно и следует обеспечивать не столько мерами культурной гомогенизации, сколько союзом с социальной элитой окраин. Фактически именно такой логический казус отметил министр внутренних дел П. А. Валуев, комментируя хорошо известное в историографии письмо М. Н. Муравьева от 15 мая 1864 года. Министр, не употребляя термина «обрусение», задавался вопросом, как можно согласовать предлагаемое виленским генерал-губернатором столь всеобъемлющее применение силы, направленное на подъем в Западном крае значения «русской народности и русской православной церкви», и одновременно признавать этот край «вполне русским и издревле русским»[390]. Но и сами адепты «русского дела» видели этот алогизм, поэтому некоторые из них предлагали пользоваться термином «располячивание»[391]. Опять же, было найдено и объяснение, взятое все из того же исторического нарратива: «обрусение» необходимо, поскольку русские здесь длительно время находились под влиянием поляков[392].

«Обрусение» конкретных недоминирующих национальных групп не было часто употреблявшейся чиновниками составной частью дискурсивных практик. Национальная политика Российской империи чаще определялась как стремление оградить народ от чуждого польского и католического влияния. Ведомство народного просвещения, согласно М. Н. Муравьеву, должно стремиться к «распространению и утверждению русской народности в городском и сельском населении, и к поддержанию Православия в стране, находившейся доныне под сильным влиянием и гнетом чуждого религиозно-политического начала»[393]. Иначе говоря, свои действия имперские чиновники были склонны определять как восстановление исторической справедливости.

И в официальных документах, и в местной и центральной печати политика поляков в Западном крае описывалась как стремящаяся всеми возможными средствами ополячить русских, нередко в качестве определения польской политики использовались и другие слова, такие как «совращение», в некоторых случаях утверждалось, что наиболее успешно ополячивание проходило в первой половине XIX века[394]. И действия поляков, в соответствии с примордиальными взглядами, конечно, осуждались как отклонившие народ Западной Руси от его исконного, правильного пути развития.

«Ополячивание» как насильственная политика, лишавшая жителей края, прежде всего – крестьян, их исконных ценностей, в российском дискурсе (и отчасти в других дискурсах) могла лишь подвергаться осуждению. Точно так же могла оцениваться, например, «германизация» и «обрусение»: «Если деятельность правительства и общества по отношению к западным губерниям могла быть названа обрусением в противоположном смысле тому, в каком употребляется слово „ополячение“, то оно должно было бы вызвать те же чувства презрения и негодования, какие возбуждает у нас воспоминание о той темной подземной работе ополячения, придуманной иезуитами, жертвою которой пал Запад древней России». Поэтому автор этой цитаты ковенский губернатор Михаил Александрович Оболенский предлагал называть политику России в Северо-Западном крае не «обрусение», а «располячение»[395]. Ему вторил и виленский генерал-губернатор А. Л. Потапов, который считал, что целью правительства в Северо-Западном крае должно быть его «располячение» и следует отказаться от «„обрусения“ оного, по крайней мере в тех его частях, где в местном населении преобладает какое-либо самобытное племенное начало, возрождение которого к самостоятельному развитию и должно составлять предмет всех забот и усилий»[396]. Кроме того, как мы видим, виленский генерал-губернатор термин берет в кавычки[397]. Конечно, оба эти чиновника предлагали пересмотреть проводившуюся после 1863 года в Северо-Западном крае национальную политику, отказаться от дискриминационных мер, направленных против «лиц польского происхождения», то есть мы можем утверждать, что М. А. Оболенский и А. Л. Потапов предлагали менять не только риторику, но и политику. Но и с учетом этого обстоятельства приведенная цитата все же достаточно хорошо показывает, что термин «обрусение» в русском дискурсе в Северо-Западном крае, как и на других западных окраинах империи[398], имел отрицательные коннотации. То есть, осуждая «ополячение» как некорректные действия с целью денационализации автохтонов края, невозможно было придать положительную коннотацию аналогичному термину – «обрусение», несмотря на то что чиновники нередко указывали, что Россия/русские имеют в этом краю гораздо больше прав, чем Польша/поляки.

Вместе с тем, осуждая действия поляков, имперские чиновники и влиятельные публицисты все же признавали их эффективность. Поэтому неудивительно, что иногда, например во время дискуссии о введении русского языка в дополнительное католическое богослужение, различные местные чиновники предлагали поступать так, как раньше поступали поляки[399]. При этом политика последних определялась как стремление «ополячить» местный народ. Как мы увидим ниже, той же логикой чиновники руководствовались и при кириллизации литовской печати.

Встречались случаи, когда чиновники и публицисты указывали, что целью Российской империи в Северо-Западном крае является «обрусение» конкретных национальных групп[400], но такие случаи были немногочисленными, особенно если речь шла о белорусах или литовцах. «Обрусение» в российском дискурсе того времени имело различные значения в зависимости