Девочка-беда, или Как стать хорошей женщиной - Диана Чемберлен

– Она и вправду вызывающе ведет себя, – покачал головой Клей.

– Ты серьезно? – спросил Алек. – Неужели все так плохо?

– Не знаю, пап, – пожала плечами Лейси. – Я так вымоталась, что не могу здраво рассуждать.

– Ну, лично я надеюсь, что ты оставишь ее у себя. Через год или два из нее выйдет классная нянька. – Клей обнял сестру за плечи.

Нола встретила Лейси на крыльце своего трехэтажного дома.

– Она наверху сидит за моим компьютером, – покачала головой она. – Она сидит за компьютером почти все время.

– Я знаю. – Лейси поднялась по ступенькам крыльца и облокотилась на перила. – Она скучает по друзьям.

– Она с тобой разговаривала? – спросила Нола.

– О чем?

– О Джессике. Или… ну, о чем-нибудь? – Она казалась изнуренной. – Я, по правде сказать, не смогла заставить ее говорить.

– Не вините себя, Нола, – сказала Лейси. – Она и со мной не разговаривает. Она всегда была такая необщительная?

– Да нет, маленькой не была. – Нола обмахнула себя рукой. – Правда состоит в том, что она не знает меня очень близко. Я виделась с ней раз в году, если не меньше. Этого было недостаточно. Я сожалею об этом.

– Я чувствую то же самое, – согласилась Лейси.

Нола поправила выбившийся локон своих светлых, на французский манер причесанных волос. – Скажи мне одну вещь, Лейси, – попросила она. – И, пожалуйста, скажи правду.

Лейси кивнула.

– Почему, как ты считаешь, Джессика оставила ее тебе, а не мне? – спросила Нола.

– Я не имею понятия, – ответила Лейси честно.

– Я была плохой матерью? – Редко можно было услышать, чтобы Нола была так сокрушена. Лейси сочувствовала ей. – Джессика говорила мне, что я иногда бываю холодная.

– Конечно же, вы не были плохой матерью. – Лейси решила отбросить честность подальше. – Я сомневаюсь, что это имеет какое-нибудь отношение к тому, что она возложила на меня заботу о Маккензи. Я думаю, то, о чем мы говорили в Финиксе, – правильно. Возможно, Джессика хотела, чтобы ее дочь растил кто-нибудь из ее ровесников, кто-нибудь, кто ей ровня. Может, ей казалось, что это блестящая идея, если это буду я, тем более она знала, что я живу близко от вас. – Лейси посмотрела в сторону океана. Хотя ей не было видно его с парадного крыльца, она слышала, что вода сегодня бурная, волны с шумом разбиваются о берег. – Но… – она бросила нервный взгляд на Нолу, – если мы придем к взаимному решению, что ей лучше оставаться с вами, или если она скажет, что хочет этого, я не стану этому препятствовать.

– Ну… – Нола тяжело вздохнула. – Я, конечно, собиралась оспорить права на нее, но правда такова, что я не знаю, смогу ли справиться с ней, если мы будем вместе каждый день. Может, Джессика понимала это, понимала, что я не создана для того, чтобы растить одиннадцатилетнего ребенка. Хотя я очень люблю ее. Она все, что у меня осталось от Джесси. – Нола вздохнула. – Я просто хочу, чтобы ей было как можно лучше.

– Я думаю, что попробую связаться с ее отцом, – неожиданно призналась Лейси.

Нола округлила глаза.

– У нее нет отца, – сказала она, глядя на Лейси предостерегающим взглядом.

– Я знаю, Джессика указала в свидетельстве о рождении, что личность отца неизвестна, но вы и я знаем, кто отец Маккензи.

– Джессика не хотела, чтобы этот парень где-либо упоминался, – сказала Нола. – Он был никчемным гулякой.

– Тогда зачем она оставила Маккензи мне, если знала, что я захочу сообщить Бобби Ашеру о дочери?

– Он совратил Джессику.

– А я думала, что это я совратила ее, – Лейси не смогла удержаться и не бросить Ноле в лицо ее же оскорбление.

– Я была сердита, когда говорила это, Лейси. Сердита и задета за живое. Извини.

Лейси никогда не видела Нолу такой мягкой и печальной. Двадцать четыре часа с Маккензи укротили ее.

– Все нормально. – У Лейси начала болеть голова, и она потерла виски. – Я еще точно не знаю, что собираюсь делать с Бобби, но, Нола, я буду держать вас в курсе.

По дороге домой Маккензи была молчаливой и, как обычно, отвечала односложно на вопросы Лейси о том, как она провела время у бабушки. Когда они заехали на парковку, девочка выскочила из машины и побежала впереди Лейси в дом. К тому времени, как Лейси зашла внутрь, Маккензи уже сидела на полу в гостиной и смотрела какую-то мыльную оперу, крепко обняв Сашу, единственное существо, чья любовь была безоговорочной, которому было все равно, говоришь ты или дуешься. Маккензи была похожа на маленького ребенка в тот момент. Не на девочку, которая одевается, как Бритни Спирс, и которая проводит нелестные сравнения между жизнью в Финиксе и жизнью в этом маленьком городишке. Лейси пришлось напомнить себе, что она была просто обиженным маленьким ребенком.

Когда все легли спать, Лейси встала, пошарила в верхнем ящике стола и нашла блокнот и ручку. Усевшись за стол, она уставилась на залитый лунным светом маяк, размышляя. Сочиняя.

«Я была со своей матерью, когда ее убили, – написала она. – Мне все еще снятся ночные кошмары об этом. Моя мама взяла меня в приют для женщин, чтобы мы раздавали там еду. Она всегда была такой доброй. Она помогала всем, кому это было нужно.

Она даже пожертвовала своим костным мозгом, чтобы спасти жизнь ребенка, которого не знала. Она была самой доброй женщиной в мире. А еще она была эгоистичной шлюхой, которая спала с половиной мужчин на Внешней Косе и причинила боль моему отцу, большую, чем можно выразить словами».

– Черт! – Лейси смяла листок бумаги и швырнула его через всю комнату в мусорный бак. Это будет нелегко.

Глава 17

В кошельке у нее недоставало двадцати долларов, и Лейси, кажется, знала, кто их взял. Они с Нолой начали осуществлять свой план по присмотру за Маккензи по новому расписанию, и по дороге к дому Нолы Лейси сделала пару остановок, а девочка оставалась в машине. Она заехала в банк, где разменяла чек в сто долларов на наличные, а потом остановилась у магазина «7-Eleven»[1], чтобы взять себе чашку кофе и пончик для Маккензи. В магазин она взяла с собой одну из двадцаток, а остальные оставила в кошельке в машине. Сдачу с двадцати долларов она сунула в карман. И только позже, в тот день, когда заехала пообедать, она заметила, что в кошельке только три двадцатки.

Сердце у нее упало, когда она обыскивала кошелек в надежде обнаружить недостающую двадцатку. Как бы там ни было, у нее не было доказательств, что деньги взяла Маккензи, и она пока не знала, с какого конца подступиться к этой ситуации.

По дороге домой в тот вечер Маккензи сидела в машине как всегда замкнутая и необщительная, а Лейси обдумывала, каким образом поднять тему пропажи. Она могла бы просто заявить:

– Я получила в банке пять двадцатидолларовых купюр, взяла с собой одну в магазин, а в обед обнаружила, что в кошельке осталось только три.

Или могла бы заключить с Маккензи сделку:

– Из моего кошелька пропали двадцать долларов. Если завтра они появятся, я все прощу.

Но дело было в том, что она боялась сказать об этом Маккензи. Трусиха, ругала она себя. Отношения между ними и так не складывались, и она боялась, что они ухудшатся. Она предупредит Клея и Джину, чтобы они следили за кошельками. Она тоже будет постоянно носить кошелек с собой. И она будет давать Маккензи определенную сумму. Ей это не приходило в голову раньше. Конечно. Девочке нужны свои деньги.

Она знала, как поступила бы ее мать в подобной ситуации. Она бы сказала что-нибудь вроде:

– У меня из кошелька пропало двадцать долларов. Я думаю, кому-то они были нужнее, чем мне. Я надеюсь, что этот кто-то в будущем просто попросит их у меня, вместо того чтобы брать.

Это было бы так типично для воспитательного стиля Анни О’Нил, мягкого и слегка безалаберного. Но Лейси не была похожа на свою мать. Ей надо найти собственный подход, и прямо сейчас.

Опасность заключалась в том, что Бобби Ашер был вором. Он воровал деньги у нее и у Джессики. Он воровал датский рулет в магазинчике на углу, когда ему хотелось перекусить, и Лейси жалела пожилого подслеповатого продавца за прилавком, который не догадывался, что его обворовывают. Лейси также видела, как Бобби воровал мелочи: от сигарет из пачки, лежащей на столе в ресторане, до крупных вещей, вроде доски для плавания, выставленной в витрине магазина. В кражах он был мастером на все руки, и, подобно тому как Лейси унаследовала от своей матери склонность к неразборчивым половым связям, Маккензи, вероятно, унаследовала от своего отца склонность к воровству.

Да уж, Бобби был проблемным парнем. Ну почему Лейси так влекло к нему? Помнится, в юности она мечтала о нем по ночам, грезила о нем днем и ночью. Лейси бы сделала для него все, о чем бы он ни попросил, и у нее так сильно ныло в груди всякий раз, когда она видела его с Джессикой.

Может, Джессика поступала мудро, не впуская Бобби в жизнь Маккензи. И все-таки он был отцом девочки. Даже Рик, сама консервативность, считал, что ему следует рассказать о ней. И Лейси собиралась это сделать. Возможно, он поймет Маккензи лучше, чем она. В худшем он, наверное, просто не заинтересуется тем, что у него есть ребенок. В любом случае, однако, ему пора узнать, что у него есть дочь.