Кит на пляже - Винко Мёдерндорфер

концов согласилась – или уступила, не знаю. И теперь эта история повторяется. Я никогда не смогу никуда убежать. Нельзя убежать, если у тебя такой брат.

– Подожди, Ника! – снова кричит Барбка у меня за спиной.

Но я ещё сильнее ускоряю шаг. Поймёт же она наконец, что я не хочу общаться? Но Барбка не унимается. Упорно идёт за мной. Хочет подойти. Я почти бегу. Не могу и не хочу останавливаться. Иду по беговой дорожке. Через плечо оглядываюсь на здание школы. Все вышли во двор. Смотрят на спортплощадку. Уставились на меня. Говорят обо мне. Я уверена. Про французскую граблю. Так было каждый день, каждый раз, когда они меня видели, только я до сегодняшнего дня об этом не подозревала. Я думала, что парни смотрят на меня, потому что я им нравлюсь, а на самом деле они насмехались надо мной. Франсуа Грабля!

– Ника… – выдыхает Барбка в нескольких шагах позади меня. Я не смотрю на неё, а несусь дальше. Уже бегом. Медленно, трусцой. Это не должно выглядеть как бегство. Хотя это бегство. Я бегу от сочувствия. Не знаю, что хуже: если люди тебе сочувствуют или тебя ненавидят. Я предпочитаю, чтобы меня ненавидели.

– Я не считаю… – сопит Барбка за моей спиной, – я считаю… Подожди, пожалуйста.

Я не жду. Я бегу ещё быстрее. Это уже вполне себе бег.

– Тебе хорошо, – слышу я удаляющийся от меня голос. В беге я тоже занимала первые места в классе. Бочонок спрашивал, не хочу ли я потренироваться всерьёз. Я сказала, что нет, у меня нет времени. У меня и так столько дел…

– У тебя есть брат… – слышу я голос Барбки.

Останавливаюсь. Барбка чуть не сбивает меня с ног.

– Что? Что тебе надо?! – кричу я ей в лицо.

– Ты… ты… ты… – Она с трудом переводит дыхание. Невероятно, как они все становятся похожи на Игоря: бессмысленно повторяют слова, ищут их, не знают, что сказать…

– Что, что, что, что?! – кричу я. – Что ты хочешь мне сказать? Давай уже, роди! Раз уж наконец раскрыла рот!

Барбка глотает воздух. За её спиной я вижу, как другие на школьном дворе на нас смотрят.

– У тебя хотя бы есть брат, – выдавливает Барбка, – а у меня никого. – И смотрит на меня. А я на неё. Как два выбросившихся кита на беговой дорожке, которых никто не хочет спасать. Потому что они сами этого не хотят. Понятия не имею, почему мне постоянно вспоминается эта фотография огромных неуклюжих тел на длинном пустом пляже. Может быть, из-за Алекса, который её запомнил. Не знаю. На свете столько более впечатляющих картин; но мне не даёт покоя вот эта.

– Что ты сказала? – мрачно спрашиваю я у Барбки, хотя я отлично её слышала.

– Ты можешь быть счастлива. У тебя есть брат. А я одна, – повторяет она и смотрит на меня, как будто ждёт, что я её сейчас обниму и поглажу.

– Знаешь что, – отвечаю я, – дарю тебе его. Можешь его брать и отправляться куда хочешь.

И, повернувшись, бегу обратно к школе. Барбка остаётся на месте.

Я прохожу между группками учеников, разбросанными по школьному двору. Смотрю вниз. Поскорее мимо них, думаю я, мимо них всех в школу и по лестнице наверх и в класс. Он сейчас пустой. Ещё никто не вернулся. Там я буду одна. Я должна это выдержать, должна!

Грабля, Грабля, Грабля, Грабля, Грабля – мне кажется, что они шепчут это, когда я быстро прохожу мимо. Если не шепчут, то думают. Грабля, Грабля, Грабля, Грабля… Не буду больше грести. Буду получать двойки и тройки, может, и кол какой кто поставит. Стану такой, как они. На фехтование больше не пойду, занятия скульптурой брошу, на национальную олимпиаду по математике не пойду. Может, Алексу продолжу помогать, только чтобы он не получил двойку. Может быть. И на фоно не пойду больше. Препод фоно пользуется какими-то особенно гнусными духами.

Я перескакиваю через ступеньку. На третьем этаже я бегу по коридору, как будто за мной гонятся. Несколько мгновений в одиночестве! Несколько мгновений тишины, пожалуйста!

Я открываю двери и бросаюсь к своей парте…

Но класс не пуст. Я не одна. В углу, возле окна, стоят Петра и Алекс. И целуются.

Увидев меня, Алекс убирает руки с талии Петры, хочет отодвинуться от неё, но она обеими руками снова хватает его лицо и целует ещё крепче. Как будто хочет его съесть.

Я не смотрю на них. Какая мне разница. Сажусь на своё место. Если вы думаете, что я выйду, ошибаетесь.

– Приятного аппетита, – говорю я им. – Смотрите, чтобы вас не поймали.

Может, фоно не надо бросать, думаю я.

Самые обыкновенные летающие ньокки

После школы я сразу же помчалась домой. Пошла по длинной дороге, чтобы не столкнуться с Барбкой, Матевжем, Миланом или тем более с будущей парикмахершей Петрой. Как подумаю о ней, меня передёргивает.

Многие одноклассники живут в моём квартале. Может быть, я действительно напрасно не рассказывала им, где наш дом. Надо было. Но нужный момент как-то не подворачивался.

Я пошла домой вдоль реки. Спустилась к набережной.

Плакучие ивы протягивали свои ветви к поверхности ленивой реки. Я видела маленькие почки на ветках – совсем маленькие. Скоро весна, подумала я. Когда у меня будет день рождения, уже будет весна.

День рождения меня не радует. И никогда не радовал. Папа с мамой всегда хотели, чтобы мы праздновали вместе. Когда мы ещё жили во Франции, день рождения у меня несколько раз получался очень неплохим. Игорь тогда был в пансионате. А потом папа вдруг решил, что день рождения мы должны праздновать все вместе. Настаивал на этом. Я пригласила одноклассников. Все пришли. Родители их привезли. У нас было два торта, сливочный и шоколадный. Мама сделала бутерброды. Я помогала украсить зал. В парижской квартире у нас реально был зал. Мы слушали музыку. Я тогда училась в пятом классе. Пришёл мой одноклассник Армин. Сын турецкого посла. Он мне нравился. Он не очень хорошо говорил по-французски. Я ему помогала. Я вставила в торт свечки. Их было десять штук. Мы фотографировались. И когда я уже почти забыла… Когда нам было особенно весело, папа привёл Игоря. Большинство из них про него знали – они видели его несколько раз у школы, – но всё равно, когда он пришёл, всё переменилось. Одноклассники и одноклассницы внезапно посерьёзнели. Когда Игорь опрокинул кувшин с апельсиновым соком, он так испугался, что закрылся руками, закричал: «Ой, ой, что Игорь сделал!» – не удержал равновесия и уселся ровно на сливочный торт. Точнее приземлиться ему не удалось бы, даже если бы это были съёмки комедийного фильма. Все затихли, а он стал смеяться во весь голос: «Упал на попу, упал на попу!» Ну а потом одноклассники начали звонить родителям. Папа хотел как-то исправить разладившееся веселье и принёс комплект караоке, который купил мне на день рождения. Микрофон, динамики, экран,