Последний час надежды - Константин Бояндин

О да. Кто только и как только ни называл Ники. За глаза или в глаза. Но никто ещё не осмелился обозвать её дважды. Ники, особенно пьяную, особенно в компании Поля, стали бояться. Бояться до дрожи. Удивительно, что сама она терпела такое отношение Длинного — тому ничего не стоило ударить её прилюдно, и Ники тут же выражала полную покорность…

София говорила и говорила. Пусть. Похоже, я остался единственным человеком, который может её выслушать. Пусть даже не могу помочь ничем другим.

Вот и вокзал. Кроме смутно знакомых парня с девушкой (с исторического, что ли?), на перроне никого не было. Я засунул руку в карман куртки. Чудо, что не потерял медальон Ники. Чудо, что не выронил сумку — там все документы.

— Брюс, — София осторожно потянула меня за рукав. Взглянула в лицо. И я снова увидел черты «мышки» — виноватое, понурое выражение. — У меня нет билета. Он там, на столе, в моей комнате.

Я чуть не застонал. София в своём репертуаре. Сейчас разрыдается, несомненно.

— Софи, — я взглянул в её глаза. Те уже были влажными. — Мне нужно в Ле-Тесс. Если хочешь, поехали вместе.

Она молча бросилась мне на шею. Ждала, видимо, что я скажу, что она так и осталась безрукой, ни на что не годной, и брошу здесь же.

— Хочу, — шепнула она. Медленно отступила, успев превратиться в прежнюю, жизнерадостную провинциальную девицу.

В самом здании — пустынно. Открыта дежурная касса. Чувствуя себя неловко, я двинулся к ней, нащупывая в кармане медальон Ники и совершенно не представляя, что я должен сказать.

Кассирша, пожилая и сонная, взглянула на меня, не выражая никаких чувств. Интересно, а денег-то у меня хватит, на два билета?

Я вынул медальон из кармана, взглянул на него, оторопел. Это мой талисман! А где же медальон? Лихорадочно стал рыться в карманах. Стоп, а что у меня на шее?

Медальон Ники. Вот он. Проклятье, как же я их перепутал? Ведь смотрел, что надеваю! Я осторожно, чтобы не порвать тонкую цепочку, начал снимать медальон и тут рука легла мне на плечо. Грубо и резко повернула.

Длинный Поль. И ещё семеро парней. Включая красавчика Жана. Все — в костюмах, при галстуках, в начищенных туфлях. Странно, но все семеро спутников Длинного сохраняли полную невозмутимость. Словно были его телохранителями.

Поль резко рванул медальон (шею ожгло огнём). Не отводя взгляда от моих глаз, положил медальон в правый карман пиджака.

— Идём, поговорим, — он сплюнул в сторону. Меня тут же схватили под руки и повели. Пальцы «телохранителей» казались стальными. Когда они успели так накачаться?

Меня отвели за вокзал, туда, где деревья расступались, открывали поляну. Тени лежали поверх посеребренной травы, лежали как-то странно, но не было времени всматриваться. Меня швырнули на землю и я увидел, как носок безупречной лакированной туфли несётся к моему лицу. Увернулся.

Удар в живот был такой силы, что не осталось силы не только кричать — дышать. Меня рывком поставили на ноги. И — отошли. Поль стоял передо мной, остальные — вокруг. Все, кроме Поля, сохраняли спокойствие и невозмутимость и это пугало сильнее всего. Прежде они сыпали бы оскорблениями, указывали бы на меня пальцами. Сейчас же просто стояли.

— Ты думал, я с тобой шучу? — я попытался закрыться, отвести удар. Куда там! Уж не знаю, где Длинный обучился так драться. В левом ухе словно взорвалась граната, а левую кисть мне, похоже, сломали. Вновь ко мне шагнули, поставили на ноги. Поль отошёл на шаг, усмехнулся и вновь сплюнул, в сторону.

— Она моя, ублюдок, понял? — Поль вынул медальон на оборванной цепочке, показал мне, спрятал. — Ты был с ней? Говори, сволочь. Ты спал с ней?

— Да, я был с ней, — я не отводил взгляда. Он и так всё знает, это видно.

Длинный сплюнул в третий раз. Верблюд, да и только.

— Я думаю, что оставлю тебе одну руку, одну ногу и один глаз. На первый раз. А потом…

— Жан!! — крик Софии. Где она была? Где бы ни была, лучше бы ей было не появляться. — Нет, не надо! Оставьте его, вы, слы…

Резкий, звонкий звук удара. Хруст. Что-то падает на землю.

Я кинулся первым. То, что я не выйду отсюда живым, уже понятно. Но позволить просто забить себя до смерти, не сопротивляясь? Ни за что.

Не знаю, сколько раз меня успели ударить, куда и кто именно. Боли не чувствовалось. В какой-то момент я осознал, что сижу на коленях, пытаясь выдохнуть, что изо рта бежит кровь. И в этот момент я увидел Ники. Она откуда-то взялась на поляне — словно возникла прямо из воздуха.

— Оставь его! — крикнула она, на бегу. Парни-приятели Длинного пропустили её. Ники бросилась к Длинному, чтобы схватить его за руку и…

Он ударил её. Сильно, жестоко, в живот — с размаху, ногой. Ники бросило на землю, она сжалась в комок. Поль подошёл к ней, глядя, как Ники судорожно кашляет, пытается подняться.

— Потаскуха, — он плюнул вновь. На этот раз на Ники. — Стоило оставить на пять минут… Сядь и смотри.

Я уже почти мог дышать, хотя перед глазами всё ещё двоилось. Но состояния зрения хватило, чтобы увидеть то, что случилось. Я никогда этого не забуду. Ибо мир резко изменился. Изменился так, что обратного пути не было и быть не могло.

Ники выпрямилась, одним прыжком оказалась на ногах. Плавным, изящным кошачьим движением. Поль уже замахивался, чтобы ударить её по лицу, но Ники нырнула, поймала его руку, вывернула, ударила Длинного правой ногой в лодыжку. Когда Поль упал на колени, с силой ударила по затылку, кулаком.

Затем достала откуда-то пистолет — крупный, с длинным глушителем — и прострелила Длинному голову.

Приятели его уже неслись в её сторону. Ники присела, подняла руки над головой (пистолет так и оставался в правой), и не то прошипела что-то, не то просвистела. Прыгнула вверх и вперёд, уворачиваясь от ближайшего противника.

Наступила тишина. Полная, невероятная. Я слышал только своё дыхание. Чувствовал, как изо рта стекает кровь. Оглянулся и увидел, что все семеро лежат. Словно марионетки, у которых обрезали ниточки.

Ники подошла ко мне, так и сжимая пистолет в правой руке. Присела, прикоснулась к моей щеке. Ни следа сострадания. Ни капли жалости. Спокойствие, собранность и сосредоточенность.

— Сможешь идти? — я кивнул, принял протянутую руку, поднялся. Вот теперь начинала чувствоваться боль. Думал, уроню Ники, но та стояла крепко. Была всё в той же лёгкой выходной одежде, но уже без шарфа.

Она продолжала держать меня за руку, пока я не кивнул — всё в порядке, справлюсь. Оглянулась. Семеро приятелей Поля. Парень с девушкой поодаль — похоже те самые, с перрона. Оба лежат неподвижно. И София. Она пошевелилась, приподнялась на локтях, со стоном рухнула вновь. Я заметил, что губы её разбиты.