Четыре сезона - Василий Романович Копытцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ооо, чёрт! Амели, где же ты?
— Даже и не надейся её услышать.
— Кто здесь?
— Мы с тобой теперь до конца твоей жизни.
— Кто?
— Прислушайся.
Марк так и сделал. Тишина.
— Эй, что за шутки?
Молчание.
— Кто ты?
Только редкие капли по стеклу.
«Не сошёл же я с ума» — подумал Марк.
— Это не самая большая твоя проблема…
Больше таинственных голосов он никогда не слышал.
То, что было дальше, не важно. Рыбка-султанка разразилась зловонием, привлекая полчища мясных мух.
24–25.07.2021.
07.12.2022.
Приложение
Для понимания последнего «сезона» будет полезным прочесть один моих из старых коротких рассказов. Называется он «Плесень» и был написан мною на первом курсе университета. Тогда я пребывал в заметной депрессии, незадолго до самой настоящей бури. И чувствовал себя крайне одиноко. Что, мне кажется, весьма передалось настроению и теме данного произведения.
События «Огненной саламандры» и «Плесени» происходят в одной и той же вселенной, хотя повествование в них и разнится. Один из них более сексуальный, даже похожий на американский боевик с примесью научной фантастики, другой же скорее артхаусный, сюрреалистичный фильм. Но объединяет их метафоричность. Надеюсь, это не последнее, что вы прочтёте из моих работ. Просто потому что планирую писать и рисовать их дальше. Просто потому что надеюсь, что смог развлечь вас. Себя уж точно развлёк и занял. Уверен, что с пользой.
По сути, сегодня вы получаете пять рассказов по цене четырёх. Так что возрадуемся.
*.*Плесень.*.
Иногда мне кажется, что я сплю. И иногда мне это всё-таки кажется…
Всюду сырые остроугольные, но сглаженные зелёной шерстью дома. Мы давно уже не видели других домов. Только на картинках, в заплесневевших книгах да у кое-кого остались невнятные, размытые воспоминания о другом образе… образе… образе. … *жизни!
Жилище — твоя крепость, твоя внутренняя обстановка. Я всегда держал дом и мысли в порядке и чистоте. Когда начали разрастаться белой, жёлтой, зеленовато-бурой кипой маленькие существа с невидимыми загребучими ручками-спорами поверх книг, я все их до единой ути… у… *утилизировал, вот!
Мои соседи позволяли ей проникать в дом, осваиваться, некоторые даже целенаправленно её разводили — исследовали. Одни искали лекарство от рака — другим просто было любопытно — остальные просто любили всё по-странному эстетичное… Вскоре они и сами стали ею покрываться. У девушек были такие хорошие пышные ресницы… у парней росли разноцветные бакены, брови, у некоторых на груди вырастали целые леса. Но их никто не срубал бритвой. Напротив…
..Ношение плесени стало писком моды… последним… предсмертным писком моды.
Постепенно они отвыкали ходить на работу, на учёбу, вообще выходить на улицу. Даже друг к другу в гости. Сидели и любовались своим отражением, иногда забывая закрывать входные двери…
Такие заторможенные… а ведь у меня в левой руке трость и я хромаю, как ужаленная улитка на песке. И это мне-то они кажутся медленными!
Зелёные улицы. Зелёные дома. Зелёное небо… какое же всё тут, чёрт возьми, зелёное! Аж до тошноты!
Если Элли хотела попасть в изумрудный городок, где все желания сбываются — ей стоило свернуть сюда… правда, с оговоркой на то, что желать здесь нужно только тишины, спокойствия, никакого движения — и тогда сбудется.
Мох ковром устелил мой широкий подъезд. Тут и там проглядывают крючкообразные белые грибы с красными прозрачными каплями на шляпках. На полу тонны дохлых или… сонных мух. Плесень медленно пожирает их. И что совершенно ужасно, им это, кажется, нравится.
Только в моей квартире кремово-жёлтые чистые стены и тёплый свет. Снаружи он не несёт вообще ничего…
Тяжело вот так… одному. Уже месяц ни души, ни звука. Я спускался к соседям, но либо их двери заперты на замок, либо в квартирах нет ничего кроме замшелых валунов, грибов и дохлых мух.
У меня есть догадка, что с ними стало. Но мне тяжело об этом думать. Очень. Надо облегчиться.
Зайдя в клозет, я уже восемнадцатый раз за неделю вижу неуклонно разрастающееся зеленое с коричневыми крапинками пятно. Я пытался его вывести, соскоблить и выкинуть. Но не помогло.
Много часов я просидел на этой белой эмалированной посудине, раздумывая над тем, как всё-таки мне эту гадость выводить. Я долго смотрел на неё выжигающим взглядом.
И вот однажды меня осенило. Мне не уда… удар? — у… уд…
…
..* удаётся вывести её потому, что я этого… не хочу…
Удивительно, но за долгое время навязанного сожительства я перестал инстинктивно испытывать к ней отвращение. Она стала для меня просто… как данность. Как будто иначе и быть не может. И не было никогда.
Обычное дело…
И вот через три месяца я сижу и смотрю на своё поросшее грибами лицо и спрашиваю се… сере… сер… серый? — спрашиваю я себя — может, «себя»? — да, точно, себя…
Вот так и гоняю один и тот же вопрос по кругу. Мир за окном не кажется больше унылым. Он мой. Он такой, каким и должен быть. Если бы только… только… т… если бы, да как абы — то … росли грибы… да, это про меня теперь, не иначе.
Мои колени хрустят. Хочется напоследок проститься с пока что ничего не говорящим мне солнцем. В последний раз посмотреть на него…
Обросшая махина медленно проковыляла до круглых остатков квадратного окна. Красные зрачки сузились, дыхание перебилось. Боли не было. Ни от падения. Ни от остановки дыхания. Был только покой и застывший последний момент.
Огарок окна затянула зелёная паут… паут… т… …..тина?
28 сен. 2019.
