Страшные сказки о России. Классики европейской русофобии и не только - Наталия Петровна Таньшина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но вернемся к путешествию Рауля Бурдье в Сибирь. Вероятно, это путешествие – вымысел, так называемый философский вояж, пересказ того, что ранее прочитал Бурдье. Но в данном случае важно другое. Перед нами – повествование о сложном, но увлекательном путешествии в Сибирь и на Камчатку, в котором автор совершенно не касается политики, даже когда рассказывает о завоевании Сибири. И это очень показательно, ведь зачастую для европейцев Сибирь и Россия – это понятия синонимичные, а Сибирь – это квинтэссенция ада, место небытия. Вспомним маркиза де Кюстина, для которого Сибирь начиналась от Вислы.
Работа Рауля Бурдье напоминает приключенческий роман с подробным описанием быта, нравов, обычаев народов Сибири, ее природы, растительного и животного мира. Причем даже холод тут не инфернальный, как это часто бывает, когда пишут о России, а вполне переносимый.
Но вот началась Крымская война, и французам стало не до рассказов о Сибири. Зато Крым стал для них очень интересен. Рауль Бурдье не мог остаться в стороне и принял участие в создании большой коллективной работы, посвященной Восточной войне. Он написал часть, посвященную Крыму, его истории, населению, культуре, природе и климату и, главное, тому, что с ним стало после присоединения к России. И эта работа совершенно отличается по своему тону от рассказа о путешествии в Сибирь. Перед нами настоящий пропагандистский памфлет или пасквиль, написанный в жестком антирусском ключе, хотя Бурдье заверяет читателя, что его книга совершенно вне политики, это лишь созданный на основе описаний путешественников, историков и географов рассказ о Крыме, которым французы до сих пор слабо интересовались и который плохо знали.
В предисловии, датированном 28 октября 1854 года, автор четко дает понять читателю, что ему необходимо усвоить по прочтении этой книги. А усвоить он должен следующее: Крымское ханство до его «вероломной и одиозной оккупации» Россией было просто райским местом. Однако пришли русские, эти новые варвары и вандалы, и все разрушили. В таком плачевном состоянии Крым находится и спустя полвека после завоевания.
Русские в Крыму сознательно разрушали все: античные памятники, традиции и обычаи татарского населения, мечети, водопровод и городские фонтаны. Их политика привела к опустению и стагнации почти всех городов Крымского полуострова: Керчи, Феодосии, Инкермана, которые представляют собой, говоря его словами, «еще дымящиеся руины». Однако Бурдье вынужден признать: кое-что русские в Крыму все-таки создали. Прежде всего это Севастополь, построенный Екатериной II «для реализации ее не просто имперских замашек, но для исполнения заветной мечты всех русских правителей – подчинить себе весь мир» и создать «всемирную империю».
Автор весьма впечатлен Севастополем, однако вывод делает в духе маркиза де Кюстина: Россия – это «царство фасадов» и все в ней лишь видимость. Русские корабли пожирают черви, а укрепления не защищают порт со стороны суши и в целом негодные. Корабли построены из плохих материалов, а флот как таковой – просто «обман зрения», все деньги поглотила коррупция, матросы неумелые, а офицеры – неопытные. Севастополь, по его словам, очевидным образом демонстрирует характер так называемого русского величия: «монументальная и внушительная внешность, скрывающая реальную слабость».
В пятой части этой работы о Крымской войне опубликован очерк, посвященный императору Николаю I. Предисловие к нему написано Раулем Бурдье 30 марта 1855 года. Как опытный пропагандист Бурдье снова наставляет читателя. Если раньше он писал о червях, пожирающих корабли, теперь пишет о червях, пожирающих труп российского императора: «Странный поворот человеческой судьбы! Самый могущественный деспот, перед которым трепетали миллионы рабов, дрожа в слепом ужасе, теперь всего лишь неподвижный труп, призванный стать пищей для могильных червей». И теперь этот деспот, «этот бывший властелин России, подавлявший столько свобод, чинивший такие репрессии, так угнетавший народы Польши, Кавказа и Крыма, предстанет перед высшим судом». Что характерно, сам очерк о Николае, написанный другим автором, представляет собой вполне уравновешенное повествование. А главное, у очерка весьма оптимистичное окончание: основная цель нового императора Александра II – потушить огонь войны, разожженный амбициями его предшественника. Война подходит к концу, императора Николая нет в живых – отсюда и метаморфозы в восприятии.
Итак, работы Рауля Бурдье позволяют еще раз убедиться в том, что видение европейцами России было политически ангажированным и зависело как от внутриполитической ситуации в конкретной стране, так и от международной обстановки. Авторы работ о России зачастую были своеобразными политическими флюгерами, отражавшими настроения общества и выполнявшими определенный общественный заказ. Поэтому если карикатуры времен Крымской войны – это полчища марширующих медведей, то накануне заключения русско-французского союза медведь останется, но уже в образе защитника слабой и хрупкой Марианны от хищного немецкого орла[8].
Сентиментальный русофоб и исследователь северных земель Луи-Антуан Леузон Ле Дюк
Еще одним примером политического флюгерства может быть французский путешественник, исследователь северных земель, писатель Луи-Антуан Леузон Ле Дюк (1815–1889). Уроженец Дижона, выходец из простой семьи, он сделал прекрасную научную и административную карьеру, побывал в нашей стране несколько раз и считал себя большим знатоком России.
В свое время Александр Сергеевич Пушкин очень метко назвал Максимилиана Робеспьера, лидера французских революционеров-якобинцев, «сентиментальным тигром» – страдал, мучился, но был главным идеологом террора. Л.-А. Леузон Ле Дюк был таким «сентиментальным русофобом». Писал о России самые разные работы в зависимости от политической конъюнктуры. Во время Крымской войны из-под его пера выходили настоящие пропагандистские агитки, содержанию которых позавидовал бы маркиз де Кюстин. Но война окончилась, отношения начали восстанавливаться, и Леузон Ле Дюк, настоящий «боец идеологического фронта», быстро перестроился и стал писать романы на русскую тему, казалось бы, совершенно поменяв тональность. Однако под флером сентиментальной романтики так и остался привкус русофобии и полный набор устоявшихся западных мифов о России.
Но давайте сначала отправимся вслед за нашим героем в Карелию, за камнем для саркофага Наполеона Бонапарта. 15 декабря 1840 года в Париже произошло грандиозное событие: торжественное перезахоронение праха Наполеона в Соборе Инвалидов (сын короля Луи-Филиппа, принц Жуанвильский, был отправлен в экспедицию на далекий английский остров Святой Елены, где Наполеон находился в вечном изгнании и где он умер 5 мая 1821 года). Произошло то, о чем мечтал Наполеон: «Я хочу, чтобы мой прах покоился на берегах Сены, среди народа, который я так любил».
