Бунтующие пролетарии: рабочий протест в Советской России (1917-1930-е гг.) - Дмитрий Чураков

Понятно, что у многих собравшихся такие откровения могли вызвать реакцию, близкую к шоку. Отказаться от проведения рабочей конференции только потому, что большевики еще имеют преобладающее влияние на рабочую массу? А как же совместный поиск путей выхода из кризиса? Ведь его, кризис, все равно необходимо каким-то образом преодолевать! Мысков попытался было напомнить, "что на совещании решено не считаться с мнением партий, ибо рабочая конференция должна выявить самостоятельность рабочих к своей собственной организации". Но его слова не встретили понимания. Предложение представителя верхушки московской эсеровской организации нашло поддержку у многих собравшихся. В его защиту выступили такие активисты движения, как Иноземцев и Рыбаков. "Причем тов. Рыбаков высказал следующие соображения, — значится в протоколе, — так как после Пасхи закроется масса предприятий и в рабочую среду вольется новая волна безработных, то идея рабочей конференции получит популярность и легче привьется".

Особенно напористо поддержала докладчика от ПСР Притыкина, с самого начала присоединившись к его мнению. По ее глубочайшему убеждению, созывать рабочую конференцию в Москве было однозначно преждевременно. Она всячески выгораживала позицию социалистов, в отношении которых у части присутствовавших могли закрасться подозрения в их неискренности. "Рабочая масса инертна, — убеждала Притыкина, — совсем не так рвется к "самостоятельности"". По ее словам, "партии вовсе не заинтересованы задерживать рабочую самостоятельность". Притыкина не сомневалась, что "они также идут на встречу рабочей конференции, только не хотят, чтобы она отцвела, не успев рас-цвесть". По поводу "независимости" движения уполномоченных у нее тоже была своя позиция. В своем выступлении Притыкина остановилась на этой проблеме особо.

"Временное бюро, — рассуждала она, — должно обязательно столковаться с партийными комитетами, выработать известные взаимоотношения, чтобы совместно вести работу по созыву конференции. Опрос доказал, что временное бюро не может обойтись и в смысле организационном без партийных организаций, ибо у него нет людей, организационного аппарата, связей с предприятиями и т. д.". Кроме того, Притыкиной было озвучено предложение "после воскресного совещания немедленно созвать расширенное совещание Бюро вместе с представителями [партийных] комитетов, чтобы выработать общий план работы". Историкам, убежденным в "независимости" движения уполномоченных, слова Притыкиной могут показаться выражением исключительно ее личной позиции. Но такое суждение явно будет поверхностным. Все, что предлагалось Притыкиной, было поддержано большинством членов Временного бюро. Тем самым в своем выступлении она излагала не свое, а консолидированное понимание ситуации.

В заключение заседания Бюро 25 апреля, дабы ни у кого из революционных романтиков не осталось сомнений в неизбежности тесного сотрудничества с социалистами, слово для внесения предложений по плану работы на ближайшие дни было вновь дано члену комитета эсеровской партии. В его выступлении вновь ничего не говорилось о необходимости рабочей конференции, зато предлагалось устроить на Пасхальной неделе "большой митинг по рабочим вопросам". Как и следовало ожидать, его предложение, так же как и предложение Притыкиной, было принято. На этом первая попытка организовать в Москве ЧСУ ФЗ была благополучно отложена "до лучших времен". У многих поверивших в движение уполномоченных рабочих это не могло не вызвать разочарования. В документах, показывающих дальнейшее развитие альтернативного рабочего движения в Москве, фамилии многих активистов, сыгравших видную роль в апреле, больше не попадаются. Не исключено, что это связано не только с фрагментарностью источников, но и с отходом некоторых из них от антибольшевистской оппозиции.

Следующая попытка завоевать симпатии московских рабочих предпринимается организованной оппозицией лишь спустя несколько недель. Между 15 и 20 мая 1918 г. ЧСУ ФЗ Петрограда сформировало свою очередную команду, для отправки в Москву. Голосование по персональному составу делегации состоялось на XII пленарном заседании Собрания уполномоченных 18 мая 1918 г. В нее, по свидетельству ГЛ. Аронсона, вошли Кононов с завода Арсенал, Земницкий с завода Речкина, Борнсенко с Трубочного завода, Панин с завода "Сименс-Шуккерта", Грабовский с Гильзового завода, Кузьмин с Обуховского завода, Семенов с "Эриксона", а также три представителя Сестрорецкого завода — Кузнецов, Хробостов и Краковский. Вскоре, 21 мая 1918 г., делегаты отбыли в Москву. Как отмечает М.С. Бернштам, на этот раз в Москву оправились сторонники более активной линии. Возможно, это являлось всего лишь случайностью, но нельзя не-ключить и того, что имелись планы превратить Москву в арену более активных форм борьбы. Бернштам, впрочем, не исключает, что таким образом петроградские руководители "спроваживали" подальше от себя наиболее радикальных и неподконтрольных рабочих. В Москву петроградские уполномоченные везли особый "Наказ", о котором подробнее еще будет сказано. Видный деятель эсеровской военной организации В.И. Лебедев в своей изданной в 1919 г. в Нью-Йорке работе "Борьба русской демократии против большевиков" писал: "Этот наказ, написанный в яркой и красивой форме, был внутренним криком души отчаявшегося, обманутого и преданного народа".

Однако наибольшего успеха движение уполномоченных смогло добиться в столице только в июне. Руководящая роль в организации беспартийной конференции московских рабочих принадлежала как раз членам сформированной 18 мая делегации ЧСУ ФЗП, а также новым группам питерских эмиссаров, которые одна за другой спешили на помощь своим ранее прибывшим товарищам. К этому времени волна экономических трудностей наконец серьезно сказалась и на положении московских рабочих, что серьезно облегчало оппозиции решение ее задач по активизации протестных выступлений московских рабочих. Ситуация, что называется, "дозрела", и сомнений в своевременности рабочей конференции в городе не высказывали уже ни эсеры, ни меньшевики. Вот как в своем отчете писали о положении дел в столице Советской России члены делегации петроградцев:

"В Москве мы нашли много общего с Петроградом. Рабочие так же бедствуют и так же не имеют своих классовых организаций, которые защищали бы их интересы. Постоянное недоедание переходит в настоящий голод. Советы оторвались от рабочей массы и являются проводниками антирабочей и противореволюцион-ной политики Совета Народных Комиссаров и считаются только с волей и приказами правительственных верхов и меньше всего с желаниями и стремлениями рабочих низов. Объявлено военное положение. Газеты закрываются десятками. Свободное слово задушено. Собрания запрещаются. В рабочей среде производятся аресты. Охранное отделение, именуемое "комиссией по борьбе с контрреволюцией", получило право расстреливать без суда и малейшего следствия и широко пользуется этим правом".

Несмотря на некоторые преувеличения, содержащиеся в письме петроградской делегации, можно увидеть, в каких тонах им рисовалась политическая обстановка в Москве. Исходя из своих оценок ситуации, прибывшие приступили к активной агитации на заводах столицы за проведение беспартийной рабочей конференции. По сообщению корреспондента "Новой жизни", работы по подготовке в Москве совещания уполномоченных продвигались "довольно успешно". Оно должно было состояться уже в первой половине июня. Из московских предприятий инициатива созыва совещания исходила от рабочих Александровских железнодорожных мастерских, завода бр. Бромлей и фабрики "Богатырь". От железнодорожников, металлистов и пищевиков не отставали и печатники, профсоюз которых не так давно вернулся под контроль социалистов. Становилось понятно, что столкновение власти и оппозиции здесь, на московской земле, будет бескомпромиссным.

Решающим эпизодом в развитии ЧСУ ФЗ в столице становятся события 13 июня 1918 г. В этог день они начались с того, что в клубе Александровской железной дороги собрались 59 человек, объявивших себя чрезвычайным собранием уполномоченных фабрик и заводов Москвы. Из присутствующих на собрании 44 человека состояли в РСДРП или ПСР. Среди них были такие известные фигуры, как Каммермахер (Кефали), секретарь МК РСДРП Г.Д. Кучин и другие. Настроения, преобладавшие в тот день в клубе Александровской железной дороги, проправительственными назвать было невозможно. Хотя заявлено собрание было как посвященное решению продовольственного вопроса, в центре его внимания оказались совсем иные проблемы. Если продовольственная политика власти и обсуждалась, то сугубо с целью ее жесткой критики. В целом же собравшиеся сосредоточились на выработке мер борьбы с большевиками. Собрание потребовало немедленной замены советской власти Учредительным собранием. Некоторые участники настаивали на неизбежности и желательности свержения большевистского режима силой. Вновь звучали лозунги свободной торговли, прекращения братоубийственной войны против крестьян, отмены Брестского мира. Собрание приняло два документа — "Воззвание ко всем рабочим Москвы" и наказ "Московским рабочим". В документах собрания звучал решительный призыв к рабочим столицы и других промышленных центров к немедленной политической забастовке с выдвижением забастовщиками целого пакета экономических и политических требований, находящихся в русле идеологии организованной оппозиции. Предполагалась, что стачка должна протекать до победы. Причем под победой, скорее всего, понималось не выполнение властями требований забастовщиков, пусть даже в самом полном объеме, а бесповоротное свержение советской власти.