Стать человеком - Андраш Беркеши

Теперь и Миклош услышал стук. Он зажег ночник и, лениво зевая, вылез из-под одеяла.

— Не бойся, — проговорил он, глядя на девушку, которая жмурилась от света. — Главное — спокойствие!

На улице опять бушевал ветер — жалюзи под его мощными порывами стонали и трещали. Миклош подошел к двери и, положив руку на дверную ручку, сам попытался успокоиться, хотя внутри у него все колотилось.

— Кто там? — спросил он.

— Эндре Варьяш, — ответили из-за двери. — Откройте!

— Это твой брат, — сказал Миклош, обернувшись к девушке, хотя она и без его объяснений уже узнала Эндре по голосу.

— Боже мой, только этого мне не хватало!

Миклош махнул девушке, сидевшей на кровати, словно статуя, и жест этот, видимо, должен был успокоить ее, хотя сам офицер был явно смущен, чувствуя всю неловкость создавшегося положения.

— Сейчас, — отозвался он, — только надену брюки.

Надевая брюки, Миклош улыбнулся Жоке смущенной улыбкой, как бы желая подбодрить ее, а сам подумал: «Нужно вести себя спокойно и непринужденно». Чтобы немного потянуть время, он закурил. В голове промелькнула мысль, что, наверное, следует надеть китель с погонами подполковника, которые в случае чего остудят воинственный пыл этого неуравновешенного парня. И еще подумалось: «Жаль, что в номере нет ванной, а то бы Жока прошла в нее, и можно было бы...» Но, устыдившись этой мысли, он даже не додумал ее до конца. И опять посочувствовал Жоке, положение которой было гораздо неприятнее, чем его собственное.

Лонтаи открыл дверь. На пороге стоял Эндре, на лице которого отражалась не злоба, как предполагал офицер, а скорее печаль и боль. Шапка у парня была сдвинута на затылок.

— Пожалуйста, входите, — пригласил Миклош и отступил в сторону, пропуская солдата.

Эндре не только не отдал ему чести, но и не соизволил поздороваться. Переступив порог, он остановился.

— Входите, входите, — пригласил еще раз подполковник. — Я хочу закрыть дверь.

Эндре сделал несколько шагов вперед и устремил удивленный взгляд на оцепеневшую сестру. «Все так, как я предполагал, — мелькнуло у него в голове, — Жо в номере подполковника. Не кто-нибудь, а моя родная сестра, за которую я был готов пойти в огонь и в воду. Что же теперь делать? Ударить обольстителя, а Жо надавать пощечин? По этим ведь ничего не исправишь. Просто придется смириться с мыслью, что моя сестра потаскушка. Значит, и ее я потерял...» Он слышал, как подполковник что-то говорил ему, однако смысл слов до него не доходил. Любые слова, любые объяснения казались сейчас ненужными. Парень чувствовал боль и глубокое разочарование. Что ж, если он не может никого ударить, то может хотя бы заплакать. Но и это сейчас не имело смысла.

— Банди, я хотела, чтобы ты... — начала робко Жока, но брат грубо перебил ее:

— Быстро одевайся! Я подожду тебя в машине. — Неожиданно он почувствовал, как на него неизвестно откуда нахлынула волна спокойствия. Ему даже рассмеяться захотелось, однако он сдержался и не засмеялся, лишь на худом лице его, со впалыми щеками, появилась презрительная улыбка, а в голосе послышались саркастические нотки. Но высмеивал он не сестру, не ее поклонника, а самого себя. Повернувшись к подполковнику, он сказал: — Не знаю, как следует поступать в таком положении. Этому меня в полку пока не научили.

— В каком таком положении? — довольно спокойно спросил Миклош, в душе жалея парня.

— Когда рядовой застает свою сестру в номере подполковника...

Офицер перестал поправлять галстук и, подойдя к солдату вплотную, еще спокойнее проговорил:

— Послушайте. Вы правы, если допускаете...

— Я ничего не допускаю, товарищ подполковник. — Слово «товарищ» он произнес с откровенной издевкой. — У меня нет ни малейшего желания выслушивать ваши объяснения. — И, повернувшись к сестре, добавил: — Не сердись, что испортил тебе ночь.

— Эндре...

Но он опять не дал ей произнести ни слова и почти выкрикнул:

— Мама покончила с собой! Я еду в Пешт. Если хочешь, я захвачу тебя. Жду не более десяти минут. Где ключ от машины?

— В сумке, — простонала Жока, и лицо ее исказила страдальческая гримаса.

Эндре тем временем вынул из сумки ключ и, желая как-нибудь побольнее обидеть присутствующих, в том числе самого себя, сказал:

— Прошу прощения, товарищ подполковник, но такие уж нынче пошли родственники — ни с чем не считаются... — Смерив сестру и ее поклонника презрительным взглядом, он распахнул дверь и, не попрощавшись, выскочил из номера. Громко простучав сапогами по лестнице, он с перекошенным от злобы лицом крикнул швейцару:

— Быстро открывай!

Тубои повиновался. На его усталом лице застыла угодливая улыбка.

— Изволили найти товарища подполковника? — поинтересовался он.

Эндре не удостоил его ответом. Глазами, полными слез, он вглядывался через стеклянную дверь в темноту. Из бара по-прежнему доносились обрывки танцевальной музыки.

Выйдя из гостиницы, Эндре направился к машине, утопая по колено в снегу. Он руками разгреб снег около дверцы, открыл ее и сел на переднее сиденье. Потом запустил мотор, включил внутреннее освещение и застыл, как изваяние, в ожидании сестры. «Может, не стоит их ждать. Уехать бы сразу, а они пусть как хотят...» — промелькнула в его голове сумасшедшая мысль.

Закрыв глаза, он мысленным взором увидел черную машину, которая мчалась по шоссе. Фары дальнего света хорошо освещали дорогу, вырывая из темноты довольно широкую полосу, по краям которой бежали навстречу ему два ряда голых деревьев, а поравнявшись с машиной, сразу же исчезали. Стрелка спидометра неуклонно ползла вверх, скользя от одной цифры к другой: девяносто, сто, сто десять...

«Ну и идиот же я! — опомнился Эндре. — Какая глупость лезет мне в голову! Зачем это? Правда, теперь моя жизнь ничего не стоит, но все равно. Сейчас меня может обрадовать одно — встреча с Дьерди...»

Подняв воротник шинели, Эндре вылез из машины, подошел к багажнику, открыл его и достал щетку, которой обметают машину. Широко размахивая руками, он смел с крыши снег, затем протер тряпкой стекла. «Сначала поеду по направлению к Каму, а уж потом сверну на шоссе, которое ведет на Грац... Так быстрее, да и дорога там посвободнее».

Тем временем из бара вышли двое молодых людей с девушкой. Борясь с порывами ураганного ветра, они осторожно продвигались по скользкому тротуару.

— И почему я, дурочка, не надела сапоги? — проговорила девушка. — Полные туфли снега набрала.

— Иди, кошечка, сюда, я понесу тебя...

И вдруг они увидели Эндре. Один из парней, пошатываясь из стороны в сторону, остановился и, грозно сдвинув брови к переносице, уставился на солдата.

— Эй ты, военный, — заговорил он, слегка запинаясь, — хочешь заработать сотнягу?

Эндре молча продолжал протирать стекла машины.

— Эй ты, я к тебе обращаюсь...

Второй парень стоял на месте, держа девушку под руку:

— Пошли, Шюкет, а то мы никогда до дома не дойдем...

— Сейчас этот генерал подвезет нас. Не так ли, дружище? — Парень подошел к Эндре поближе: — Подбросишь нас, не правда ли? И сразу получишь сто форинтов. Тебе хорошо, и нам приятно... Машина-то твоя или казенная?

— Это частная машина, — объяснила девушка. — Посмотри на номерной знак, разве не видишь букву «С»?..

— Частная? Ну и что из этого?! Невелика беда, если и частная. Выходит, ты частный солдат, да? — С этими словами подвыпивший парень ухватил Эндре за локоть. — Если не согласишься, я займу у тебя машину, понял? Займу на время, ибо я человек государственный...

— Не болтай глупостей! — перебил парня его приятель, который, судя по виду и более связной речи, был не так сильно пьян. — Пошли, брось шутить...

— Никуда я отсюда не пойду, даже шага не сделаю. Сейчас война, и я имею право реквизировать частные машины.

— Где это сейчас война? Какая? — захихикала девушка.

— Как это где? Во Вьетнаме.

Эндре схватил парня за отвороты пальто и, как следует встряхнув, строго сказал:

— Убирайся ко всем чертям! И не вздумай шутить со мной!

В этот момент из отеля вышли Жока и Лонтаи.

Увидев подполковника, пьяный парень выпрямился и, неся несусветный бред, отошел от машины на несколько шагов, а затем двинулся вслед за своим приятелем и девушкой.

Не обращая внимания на сестру и офицера, Эндре сел за руль. На душе у него кошки скребли. Подождав, пока усядутся остальные, он включил зажигание.

Жока уже не плакала. Крепко сжав губы, она сидела впереди, рядом с братом, сосредоточенно глядя прямо перед собой. До поворота на Грац они не разговаривали. Эндре внимательно следил за дорогой, Жока и Миклош, видимо, были заняты собственными мыслями.

Перед тем как отправиться в далекий и нелегкий путь, Жока спросила у брата, что ему известно о самоубийстве матери, на что он ответил коротко: никаких подробностей не знает. Больше она ни о чем его не спрашивала.

«Никогда не прощу себе, что оставила маму одну и уехала, — думала она сейчас. — Если бы я была дома, возле нее, трагедии не произошло бы. И хотя мама не любила меня, она бы послушалась. Вот и выходит, что я невольно стала виновницей несчастья. — И тут же вступила в спор другая, более рассудительная Жока: — Это неправда! Трагедия была неотвратима. И виновником ее является не кто иной, как отец. Если бы он не обманывал маму на каждом шагу, не изменял ей с каждой встречающейся на его пути юбкой, не унижал бы ее достоинства, этого наверняка не произошло бы. Я только одному Банди могу объяснить, что не была любовницей Миклоша...»