Некрономикон. Аль-Азиф, или Шепот ночных демонов - Абдул аль-Хазред

Все это царевич рассказал чрезвычайно взволнованным, сбивчивым голосом, сопровождая слова яркой жестикуляцией, что, однако, никак не повлияло на его красноречие. Первой моей мыслью после всего услышанного была уверенность в том, что он бредит от переутомления, пережитых волнений и опиума. Я позвал его спутников, которые, впрочем, целиком подтвердили его рассказ. Правда, их глаза также наполнял опиумный дым, но они клялись, что приняли его уже вернувшись, чтобы прийти в себя. Тогда я обратился к дозорным. Они не без волнения ответили, что ночью и вправду слышали со стороны столба странные пугающие звуки и видели тусклое могильное свечение. Но поскольку все это было далеко и к лагерю не приближалось, они не стали поднимать тревоги.

Получалось, что царевичу можно было верить. И тут во мне взыграло детское чувство зависти и досады. Получалось, что царевичу, понятия не имевшему о тех, кто приходит и уходит, посчастливилось воочию увидеть легендарных Шог-Готтов, да еще и остаться при этом в живых. Я же умудрился проспать все то, к чему стремился со времен своего первого похода! Правда, то, о чем он рассказал, можно было увидеть, пожалуй, лишь накурившись опиума. Но что-то он, безусловно, видел, и не он один. Значит, и я должен увидеть хотя бы что-нибудь. Было ясно, что Шог-Готты ушли, и теперь – надолго. Но хоть какие-то следы там должны были остаться! Первым моим порывом было вскочить на неоседланного коня и во весь опор мчаться назад, к монолиту. Но я усмирил свою горячность и решил, как в сражении, поступать в согласии со здравым смыслом. Здравый же смысл был вполне согласен с тем, что я почти ничем не рискую. Находки же могли меня ожидать самые невероятные.

Я подошел к царевичу и попросил его на время моего отсутствия принять командование лагерем, напутствовав его быть мудрым и благоразумным. Едва он услышал о том, что я отправляюсь туда, глаза его округлились от ужаса. Но я твердым «Я должен побывать там!» оборвал его мольбы о спасении жизни. Я попросил следить за мной с возвышения и, если на меня нападут те кошмарные существа, считать меня погибшим и немедленно уходить отсюда. Если же на меня нападут люди, послать помощь. Царевич заверил меня, что все будет в полном порядке, и я, взяв лишь оружие да немного воды, оседлал коня и отправился к месту ночной трагедии.

Ехал я медленно, внимательно оглядывая местность вокруг, в особенности – там, куда направлялся. Ощущения ожидающей меня опасности не было совсем, и осторожность я соблюдал лишь по привычке. Зато чувство, что меня ожидает что-то необыкновенное, переполняло меня сверх всякой меры. И прибыв наконец на место, я уже был в полной, ничем не объяснимой уверенности в том, что совершу здесь очередное открытие.

Еще подъезжая к вчерашней стоянке пленных, я увидел невдалеке темную кучу. У меня перехватило дыхание от мысли о том, что то, о чем рассказал мне царевич, произошло здесь на самом деле. Добравшись же до стоянки, я был поражен тем, что увидел. В тридцати или более шагах лежало подобие огромного кожаного мешка, покрытого бурой шерстью и наполненного чем-то мягким, который небрежно сбросили на песок. В нем лишь смутно угадывались формы того могучего чудовища, еще вчера переполненного неистовой силы и ненависти к нам. Оно было ужасным образом скомкано и обезображено, ноги совершенно неестественно торчали из самых неподходящих мест, а огромная голова была расплющена так, что ее с трудом можно было узнать. Рядом лежала груда деревянных обломков, остатки повозки в которой можно было узнать лишь по лежащим тут же колесам. Песок вокруг был беспорядочно изрыт, а в сторону монолита уходила неглубокая, но широкая колея, похожая на оросительную канаву. По спине у меня пробежал холодок, когда я увидел полное подтверждение, по крайней мере, части слов царевича. Не став задерживаться здесь, я направил коня к монолиту. При этом я хотел воспользоваться совершенно ровной и на вид хорошо утоптанной колеей в качестве дороги, но, к моему большому удивлению, лошадь, несмотря на все мои старания, наотрез отказалась даже приближаться к ней. В конце концов я не стал настаивать, решив положиться на легендарное безошибочное чутье животных.

До монолита я добрался довольно быстро, несмотря на соблюдение всех предосторожностей. Здесь все было спокойно, не было заметно ни малейшего движения, не ощущалось никакого постороннего присутствия. Однако лошадь панически шарахалась от многочисленных гигантских ям и рытвин, избороздивших еще вчера совершенно ровное место. Особенно сильно боялась она четырех поистине огромных воронок, окруживших монолит у самого подножия. При виде их я и сам встревожился, ибо таких странных ям мне еще не приходилось видеть. В конце концов я спешился и, оставив лошадь поодаль, стал осматривать место. Здесь находились все вчерашние повозки и животные, которые были широко разбросаны по округе. Вероятно, они пытались спасаться от преследования, разбегаясь в стороны. Повозки были в разной степени разбиты, а изуродованные животные выглядели еще ужаснее, чем первое. Помимо того что их тела были жестоко изломаны и немыслимо перекручены, из них, похоже, были высосаны все соки. Одеревеневшая кожа с потускневшей шерстью туго обтягивала ставшие невероятно тощими тела, четко выделяя все кости и мышцы. Зрелище было отвратительным, и я старался не смотреть на них. Я вспомнил слова старика жреца о том, что Шог-Готты были порождением другого мира: ни одно существо из нашего мира, пожалуй, не было способно на такие гнусные зверства. Я искал людей. И в конце концов нашел их. В отличие от животных, они, очевидно, и не пытались спастись, осознавая всю неотвратимость происходящего. Они все находились почти рядом друг с другом. Лежали они в самых немыслимых позах, но тела их не выглядели высосанными. Они лишь были неестественного серого цвета, а на лицах с жутко выпученными глазами застыло одно и то же выражение невыносимого страдания. Ремешок на шее одного из них был порван, и странный медальон валялся рядом. Обрадовавшись, я поднял его и сунул в пояс: мне с первого же мгновения, как я их увидел, захотелось пополнить им свою коллекцию, но снять его с одного из этих людей я бы не смог. Вдруг я почувствовал смутное беспокойство: что-то в окружающей обстановке было не так, что-то изменилось здесь со вчерашнего дня. Я почувствовал это сразу, обнаружив трупы, но осознал только сейчас. Я напряг свой разум и неожиданно для самого себя вскрикнул от внезапной догадки: трупов было всего семь! Я вновь оглядел их и понял, что не хватает мальчика. Я вновь и вновь обежал весь участок, но безуспешно. Первой моей мыслью было то, что Шог-Готты забрали его с собой. Но, поразмыслив, я отказался от нее: судя по виду, который имели трупы, Шог-Готтам не нужна была их плоть. Они взяли из них что-то, что было нужно их властелину, оставив тела, как ненужную обертку. Тут в моей голове появилась другая догадка, и я, взглянув на вершину столба, получил ей подтверждение: странная фигурка исчезла. Я понял, что на мальчика была возложена миссия уберечь святыню. Ведь было совершенно ясно, что мы бы все равно вернулись за ней, хотя я вчера совсем не подумал об этом. А он был самым молодым и быстрым и наилучшим образом исполнил эту миссию, унеся идола в укромное обиталище Призраков, чтобы в грядущем принять сан жреца Великого Ктулху и продолжить их черное дело.

Мне вдруг очень захотелось узнать или хотя бы представить, как выглядит Великий Ктулху. Ведь если он не бог, а живое существо, значит, у него должно быть свое подлинное обличье. На какие-то мгновения я горько пожалел о том, что мы сразу не забрали фигурку, – ведь это наверняка было его изображение. Но потом подумал, что тогда Шог-Готты могли ринуться за нами в погоню и уж непременно истребили бы похитителей своей святыни. После всего, что я здесь увидел и услышал от царевича, становилось ясно, что мы едва ли смогли бы им противостоять. Об их мощи и размерах красноречиво говорили одни лишь огромные ямы, расположенные четырехугольником вокруг столба, к которым вели их ужасные следы. Было совершенно ясно, что именно из них они появились и в них же ушли, исполнив свою миссию. Я вынул из пояса медальон жреца и стал его разглядывать. Он был весьма искусно вырезан из кости размером с динар и изображал странное и жутковатое существо. Голый череп, макушку которого с боку на бок пронизывало отверстие для шнурка, большие надбровные дуги и огромные выпученные глаза, прямо из-под которых начиналась пышно развевающаяся во все стороны длинная борода, состоящая из толстых прядей. Ни носа, ни ушей, ни подбородка не имелось даже в намеке. Вообще с человеческим лицом оно имело лишь самое отдаленное сходство. У меня не осталось никаких сомнений, что это было именно изображение Великого Ктулху. Ибо что же еще могли носить на груди его жрецы? Однако то, как выглядит остальное тело, оставалось загадкой.