Перемещенное лицо. Триада - Тамара Воронина

Кроме Дана Лазарцева. Что, неужто и правда иногда стоит умереть? Ой, а как не хочется-то!

Кто, спрашивается, несколько дней назад об этом мечтал? Только ведь хотел, чтоб быстро и безболезненно, чтоб Гай помог, прирезал умело или покусал. Ему «поцелуй вампира» удовольствие доставил такое, что даже сквозь эйфорию сам себя испуганно заподозрил в латентном гомосексуализме?

Интересно, когда вешают, это долго? Больно?

Скоро узнаешь. Наверное, быстро, если сломается шея. Хрусь – как у того парня в темном переулке. А если удавливать, то пару минут. Это жить пару минут – мгновение, не заметишь, а умирать – целая вечность. Рожа посинеет, глаза вылезут, язык вывалится… Бр-р. А еще, говорят, при повешении организм ни фига не контролирует, можно и обмочиться, и обделаться. Правда, говорят, что и оргазм словить можно… напоследок. Можно, но в это Дан не верил. Кто мог рассказать-то? Разве что, если покойника раздевали, сперму в трусах обнаруживали…

Герцогиня так его и изучала, а благородные не знали, что им делать. Нет, чертовски прав был Владимир Ильич, свергая самодержавие. Правда, в процессе и после вешали гораздо чаще, чем до свергания. То есть свержения.

Вернулся и кивнул Ирис. Герцогиня встала. Дана немедля ухватили за локти и крепко вывернули руки, будто он собирался сопротивляться. А профессионально! Явно ж не впервой. Смежные профессии палачей. На курсах учились или просто опыт?

– Отпустите, – велела кукла, – он сам пойдет.

Дан сам пошел. Небрежно сунув руки в карманы и глядя на изящную шейку герцогини. Свернуть, что ли? Это быстро. От него эксцессов не ждут, даже кинжал не отобрали. Так с кинжалом и повесят. Шарик скучать будет. Никто не станет его гладить и чесать ему нос.

Ага, вот как они развлекаются. Во внутреннем дворе стояла не только двухместная виселица в форме буквы «п», но и огромный подозрительно темный пень с прислоненной гиперсекирой, и впечатляющих размеров тележное колесо, и классический крест, и пара незнакомых конструкций.

Герцогиня села в креслице и подозвала Дана. Ирис подтолкнул его острием катаны пониже спины. Не успел бы свернуть шейку.

– Не страшно?

– Почему не страшно? – удивился Дан. – Очень даже страшно. Или вам, ваша светлость, хочется визг послушать?

– Хочется, – засмеялась герцогиня. Дан пожал плечами.

– Тогда вон Ириса повесьте, он вам повизжит. А меня вешать скучно. Я визжать не умею.

Фрика склонила головку к плечику, и задумчивость омрачила ее чело. Сочиняет способы извлечения визга из Дана? Да чего сочинять, имеется, наверное, целый комплекс апробированных методов.

– Люм, Гарис, повесьте Ириса, – нежно попросила герцогиня. Дан моргнул. А Люм и Гарис – нет. Они цапнули Ириса, мигом освободили его от меча и поволокли к букве «п». Ирис действительно заверещал свиньей, не выговаривая ничего членораздельного. Знал, что бесполезно, или просто разум потерял?

Его ловко установили на скамеечку. Люм поддерживал за ноги, пока Гарис вполне профессионально надевал петлю на шею если не приятеля, то коллеги. А потом Люм отошел, глянул на герцогиню, дождался кивка и пнул по скамеечке. Чувствовался опыт.

Дан завороженно смотрел. Именно как он и думал. Ирис задрыгал ногами, задергался, лицо посинело, впятеро увеличившийся язык вылез изо рта, блестящие голубые штаны-колготки выразительно потемнели спереди. Благородные равнодушно наблюдали за агонией, и если было что-то на их лицах, то разве что облегчение: не меня!

– Я подумала, что ты не знаком с повешением, – объяснила герцогиня. – Ведь чего не знаешь – не боишься. А теперь ты понимаешь, что случится с тобой через несколько минут. Образумился?

Дан кашлянул, возвращая себе голос.

– А смысл? Сегодня вы меня помилуете, завтра повесите. Так я хоть уважать себя буду.

– Уважать себя? Что за чушь? Выбирать между самоуважением и смертью?

– Лучше умереть стоя, чем жить на коленях, – процитировал Дан. Пусть думают, что он сам это сочинил. Стоя? Вися. Ирис раскачивался в петле, как на качелях. Как Данилка, вцепившись в подвешенную к дереву веревку, любимое развлечение всей дворовой пацанвы младшего школьного возраста.

– Лучше? Ну, раз тебе больше нравится… Люм, Гарис!

Скамеечка была устойчивой, но Гарис поддерживал его под коленки. Веревка оказалась ужасно колючей. Дан почувствовал, что рубашка на спине взмокла и по лицу течет капля пота. Ну ладно… Мама, тетка и бабушка его уже оплакали. Здесь, может, всплакнет Дана… А откуда ей узнать? Гай догадается. Шарик поскулит.

Герцогиня подошла вплотную и утрудила шейку, задрав голову, чтоб видеть Даново лицо.

– Неужели окажете честь, собственноножно выбив скамейку? – усмехнулся Дан. Ну и нафиг, ну и обделаюсь, все равно уже не осознаю, разве что душа, отлетая, покачает головой, глядя на обгаженные штаны. Если у нее голова есть.

От Ириса несло солдатским сортиром. Герцогиня еще раз покачала головкой и вернулась в кресло.

– Снимите его.

Люм так же ловко, как надевал, снял петлю с шеи и подтолкнул. Скамеечка зашаталась, и Дан едва удержал равновесие, спрыгнув с ее. Очередная блажь.

– Твое мужество заслуживает награды, – объявила герцогиня. – Ты умрешь более достойно. В бою, как и подобает мужчине. Мирт! Ты убьешь его.

Что за растительные имена у мужиков: Ирис, Мирт… Лавр, Терн и Граб тоже найдутся?

– Ты, конечно, не владеешь мечом, но и Мирт не лучший фехтовальщик моего двора. Так что… вдруг тебе повезет?

Люм подал Дану катану покойного Ириса рукоятью вперед. Дан взял. Клинок был – сказка. Эфес лег в руку, словно был в ней всегда. Сашка, спасибо, что дал мне шанс. Пять лет я не брал меча в руки, но тело должно само вспомнить. Обязано. Пусть убьют – и скорее всего убьют, потому что махать катаной в маленьком зале не значит уметь драться всерьез. Но шанс есть. Пусть один из ста. Из тысячи. Пусть и умереть, но не в петле. Спасибо, Сашка.

Не лучший фехтовальщик Мирт картинно снял переливающийся золотым шитьем камзол и остался в полупрозрачной розовой рубашке и розовых колготках. То есть штанах, как там они называются, лосины, что ли? Дамы уставились на его туго обтянутое достоинство, свернутое налево. Достоинство впечатляло. А герцогиню – нет, то ли уже налюбовалась, цинично подумал Дан, то ли девочками интересуется.

Он скинул куртку на траву, пару раз согнул-разогнул руку. Катана была ее продолжением. Ну дефект у человека такой – одна рука другой длиннее. И что? Мутация такая.

Плебеи тут тоже носили узкие штаны, однако штаны, а не колготки, достоинство не выпирало, потому, покосившись на Дана и не увидев ничего любопытного, дамы начали подбадривать Мирта. Тот сделал небрежный выпад. Дан небрежно отразил. Обманный маневр обманул бы Дана, но не обманул меч. Дан и подумать не успел, как его собственная рука метнулась вместе с клинком и снова отразила удар.