Гедонисты и сердечная - Ольга Новикова

Шли как по небу… Полет…

В холле длинного трехэтажного здания была толчея – один за другим высадилось три «икаруса». И все – на симпозиум. По привычке Филипп с Марфой напряглись, ожидая какого-нибудь подвоха: ну, например, что про них забыли, и теперь надо ждать, пока всех расселят, или что номер будет на первом этаже, где шумно и холодно, или что стены обшарпаны, кровать без ножки и тараканы по раковине ползают… И это не фантазии, а результат житейского опыта…

Но Филипп как-то ловко сориентировался, встал в какую нужно очередь. И нервный накат спал. Да и публика была интеллигентная: дамы в шубах, мужчины в непотрепанных дубленках не вымещали на других свою нервозность, как это делают простые люди.

Минут через двадцать после приезда Марфа уже развешивала в шкафу Филипповы и свои вещи, попутно оценив доставшееся им пристанище. Большая комната, окно во всю стену с выходом на балкон, ванная, отремонтированная и оснащенная по-европейски… Похожий номер был в пригороде Осло, куда их возил давний немецкий друг.

Как тут не произнести банальное: умеют наши, когда хотят…

Перед ужином успели прогуляться. Да это целое поселение: мощенные плитками дорожки ведут к большущему стеклянному кубу с казино, боулингом и бассейном… Марфа вслух пожалела, что не прихватила купальника, а Филипп – нисколько.

По другую сторону от центральной дорожки – бревенчатые коттеджи. Перед ними указатель, как в сказке: столб, на котором прибиты широкие деревянные стрелы: налево пойдешь, к «Князю Ярославу» попадешь, направо – к «Княжне Ольге». Дома так называются.

Внизу, в темноте, поблескивает вода. Утром спустимся…

Все бы хорошо, только вот Марфа какая-то рассеянная. Нет-нет, и обернется. Филипп проследил за ее взглядом: мимо прошел высокий, чуть прихрамывающий бородач. Высматривает, не Дубинин ли?..

Кормили в «Трапезной» – двухэтажном кирпичном здании, что рядом с их корпусом. Большущий зал, столы на четверых в четыре ряда, а впереди на возвышении – блюда с закусками, плитки с горячим. Выбирай, к чему твой желудок тянется…

И тут вроде Европа… Но куда спрячешь столовую советского образца… Сколько ни декорируй, совок просвечивает. Труда много, вкуса маловато. Хотя видно, что старались. Дизайнерская концепция строилась, по-видимому, на песне про оранжевое небо. Вряд ли провинциальные господа оформители ориентировались на двуцветный вампирский зал, описанный у Пелевина. Хотя почему бы нет… Заменили только золотую краску на охру. Чтобы сэкономить бабло.

Сочетание небесного ультрамарина на сиденьях, на потолке, на нескольких колоннах с апельсиновыми стенами, скатертями и люстрами даже Филиппу показалось слишком… нет, не раздражающим: его аппетиту это не мешало. Скорее, слишком экстравагантным.

В восемь вечера Филипп с Марфой дисциплинированно пришли в актовый зал на первое общее заседание. В программке про него прочитали.

Только сели – на крайних местах устроились, чтобы сбежать, если станет невтерпеж, – рядом остановилась высокая грузная дама.

– Вы меня не узнаете? – спросила она без женского кокетства, как бы вместо «здрасьте», и замолчала, рассеянно поглядывая вокруг.

Филипп был погружен в свои думы. Стоит ли оставаться… Как бы Марфа не заскучала… Не расслышал вопроса. Очнулся, только когда заметил, что Марфа внимательно на кого-то смотрит…

Сосредоточился и узнал. Вдова его бывшего шефа, профессорша экономического факультета. Сохранила женственную повадку… Филипп привстал – неудобно сидеть перед стоящей женщиной, а та решила, что ей предлагают пробраться на свободное место.

– Ладно, посижу пока с вами. Приехала, чтобы распространить мужнину книгу… Все-таки удалось ее издать, но ведь теперь никто не читает… – Дама посматривала вокруг. Видимо, в поисках знакомых… Но взгляд ее не был хищным. Не торговка. – Да я и сама стала меньше читать. Вот Дубинин по дружбе дарит все, что пишет. С лестными инскриптами. Но нынешние его идеи мне не нравятся… Когда спрашивает мое мнение, стараюсь как-то вывернуться… Чтобы не обидеть…

И хотя в ее голосе звучало застенчивое добродушие, ни намека на дамский реванш, на мстительность отставленной подруги, Филипп заметил, как помрачнела Марфа. Приревновала? Да, не лестная для нее картинка вырисовывается. Сколько еще таких болельщиц у Дубинина… Которых он приближает к себе на разных этапах, а отдаляя, умудряется с ними не поссориться… Своими руками врагов не плодит.

Выходит, для Марфы не нашел эксклюзивного места в своей душе…

Или она обиделась за Дубинина? Тогда выручу.

– А мы вот радуемся, если наши идеи принимают хотя бы частично.

– Да, конечно, прежние его проекты и статьи замечательные… – с видимым облегчением сказала дама. – Ладно, рада была повидаться – мне сегодня еще в Краснощеково возвращаться, там Котик один.

Когда она скрылась за тяжелой дубовой дверью, Марфа сжала ладонями свои горящие щеки:

– Господи, и это говорит автор энциклопедической статьи о Дубинине. Огромной… Энциклопедия-то электронная, безразмерная… Но мало о ком там с такой любовью и пониманием написано… А ведь симпатичная женщина… Покойного мужа до сих пор любит. Я ее первый раз вижу… А кто такой Котик?

– Не знаю. Вроде бы внуков у нее нет. – Филипп обрадовался: наконец-то Марфа хоть чем-то заинтересовалась. Ее непривычная ровность уже тревожила.

Внимательно смотрит вокруг и молчит… – Может, Котик – это кошка? Или собака…

Дальше все шло рутинно. Если не удивляться общей молитве, ради которой два экономиста в рясах подняли весь зал.

– Вместо «Интернационала», – хмыкнула Марфа, хотя и крещеная.

Сидеть не осталась, но пальцы в щепотку не сложила и не поднесла ко лбу. Она и в церкви всегда стояла сосредоточенно, переплетя руки в замок где-то у талии. Чтобы не вырывались. Объяснила как-то: разговор с небом – слишком уж интимное дело, не может она прилюдно вести эту беседу…

Следующим утром Марфа уже не хмурилась. За завтраком дурачилась и весело спрашивала Филиппа, почему тут такие маленькие тарелки. Чтобы меньше еды помещалось?

– Вам ответят просто: какие были, те и взяли, – улыбнулся сосед по столу, священник.

Высокий, не толстый, не из тех, кто вчера выступал на сцене с «Отче наш…». Конечно, оказалось, игумен Виталий не москвич. Из Питера. Нисколько не негодуя, рассказал, что тут его многие сторонятся. Жаль… Занимаясь рукописями Сергия Булгакова, он нашел там неагрессивное высказывание об Америке и процитировал его сперва в статье, потом на конференции…

– Две дамы демонстративно отвернулись от меня и, сколько я потом ни подчеркивал, что это не мои слова, что это дословная цитата, не услышали. Опять хотят бороться с Западом, противостоять ему. Мол, у нас духовность, а у них – потребительский гедонизм. Но ведь социальная культура там гораздо выше. Там заботятся о тех, кто вышел из тюрьмы, о слабых… Голый монетаризм бесчеловечен…

С каждым словом игумена были согласны Филипп и Марфа. И даже с интонацией – не обличающей, не убеждающей, а приглашающей вместе думать. После такого разговора грех было не пойти на его доклад. Послушали и на цыпочках выбрались из душной аудитории на волю.

Возле небольшого овального озера, которое вчера в бликующей темноте казалось таким далеким, загадочным, был небольшой, но пахучий зоопарк. Из просторных клеток лениво посматривали на единственных посетителей два козла. «Ромео и Джульетта» – было на табличке, прикрепленной к забору. Медведя, соседа влюбленных козлов, звали Топтыгин, черно-бурую лису – Алиной, а рыжую, что в клетке напротив, – естественно, лисой Алисой. Ворон Эдгар, лебеди Нильс, Гертруда и Офелия… Какой-то грамотей оттянулся, придумывая имена… Все звери были чистые, откормленные на обильных остатках от шведского стола. Почему только так пахнет?

Ничего, это грязь реальная, а не фантастическая…

После обеда в гардеробе пересеклись с главным организатором. Высокий, моложавый Олег, по имени которого эти ежегодные посиделки в быту назывались жадовскими, вежливо, но чуть отстраненно поинтересовался, как они устроились, и сообщил, что вечером приедут заявленные в программе випы, в том числе Дубинин.

Вышли на улицу молча. Прогулялись по территории, за воротами в круглосуточной лавке купили минералки «Перье» и пива для Филиппа.

– Кончилось мое спокойствие, – наконец выдавила из себя Марфа.

– Так зачем ты в него влюблялась?! Ведь про него все ясно! – выкрикнул Филипп свою правду.

– Зачем? Я не знаю… – Марфин голос задрожал от слез, которые скопились у нее внутри и никак не проливались наружу. – А зачем Христос пришел в Иерусалим? Тоже было ясно, что его казнят… – И без паузы устало добавила: – Может, позвонить?.. Чтоб, когда встретимся, меня не занесло… Чтоб не упрекать…

Кому звонить, кого упрекать и за что – уточнять не требуется.

Дубинин… Не объявлялся вечность, которая для Марфы начинается… бывает, в тот момент, когда она машет рукой в окно электрички, увозящей дружка на дачу.