Гедонисты и сердечная - Ольга Новикова

Никак не удавалось ему вернуться в тот ритм отношений со своей визави, который гасил его собственную угрюмость и безразличие. Проще говоря, не давала она ему отпить своей кровушки. И не получалось пробить ее свеженаращенную броню.

Пробовал придираться – вежливый, мотивированный отпор. Научилась подбирать и экономить слова… Вместо сбивчивых эмоций, в потоке которых женщины не замечают, как вываливают лишнее (что потом можно против них же и использовать), Марфа сухо произнесет: «Думаю, этот проект не следует брать в разработку потому, что…» – и приведет бесспорные причины, по пунктам. Умудряется сказать без раздражающей категоричности. Мол, если у тебя другое мнение – то валяй, действуй.

Ну, на Дубинине-то ее прорвет. Пришлось посплетничать: все, мол, как сговорились, перешептываются, что Федор Михалыч уже не тот, что сдулся, что какие-то бредовые идеи предлагает…

Молча выслушала, с непроницаемым лицом. Только чуть посерели голубые глаза – поволока, как пыль, припорошившая полированную гладь, притушила всегдашний их блеск. Да правая рука дернулась к губам. Вздох, что ли, хотела остановить? На защиту своего хахаля не бросилась, но и не поддакнула. Не предала его.

Тогда предложил выгодный договор ее драгоценному Филиппу. Честно говоря, для конторы такой грамотный исполнитель – лучший вариант. Но где это работа распределяется по справедливости…

По этой самой справедливости Дубинин должен был бы пылинки с Марфы сдувать: вон как она заботится о нем, как блюдет его интересы. Понадобилась ему справка для налоговой – так она взмыла на четвертый этаж в бухгалтерию и добыла то, за чем другие вынуждены таскаться по нескольку раз. Девушки за той железной дверью стро-огие. Мурат их побаивался. А она им – свое внимание, не только на словах, но и овеществленное – коробку конфет притащила. Сама, конечно, купила. Дубинин-то вообще не появляется в конторе, хотя все время идет какая-то совместная работа.

Марфа ему – и работодатель, и бесплатный консультант, и курьер. И наложница?

Хм, как же, станет Дубинин с кого-нибудь пылинки сдувать… Да он… Недавно вот пересеклись на экономическом форуме в Подмосковье. Возле Федора-випа все крутилась красивая дылда. На заседаниях занимала для него место, если он не был в президиуме, в обед подсаживалась к его столу, если получалось… Завтракала, правда, не с ним – он поздно вставал и по утрам, видимо, ничего не ел.

Мурат на таких, как эта блондинка, и внимания не обращал. Чтоб понапрасну не волноваться.

День на третий после кофе-брейка, как и положено, все разошлись по секциям, а Мурат замешкался: домой надо было позвонить. И так потом не хотелось возвращаться на люди, в духоту, к рутинным докладам…

Все, последний раз уговорили поехать.

Если и выудишь на этих конференциях что-то существенное – новое по сути, а не по красноречивому оформлению, – то все это будет опубликовано. На чтение уйдет гораздо меньше времени. А галочка в curriculum vitae ему без надобности. На земле некому предъявлять жизнеописание, а на небесах все про нас и так знают.

За что же тогда платить бессонными ночами? Круглосуточно быть как на службе, среди коллег, которым от него что-то нужно. Сейчас понадобится или потом, в перспективе. Правда, можно на халяву выпить как следует, но вдруг по пьянке пообещаешь что-то лишнее…

На улицу манило веселое солнце, безлюдье, дорожки, вымощенные серыми квадратными плитками… Высунул голову в открытое окно. Набрал в грудь свежести…

Как хвойные иголки не загрязняют воду в роднике, так и здешнюю тишину не портили птичьи посиделки на перилах балконов, «тюк-тюк» дятла по сосновой коре, ветер, лениво перебирающий гривы вековых дубов, осин, ясеней. Деревья все еще скрывали свои костлявые, сучковатые тела под яркими желто-красными одежками.

Ноги Мурата нехотя шли по широкому коридору в сторону конференц-зала, а голова была свернута набок, налево, к прозрачной стене с видом на здешний парк. Туда бы сорваться! Раствориться в природе…

Хм, оказывается, есть смельчак…

Наблюдатель остановился, прислонил близорукие глаза к стеклу – дыхание ляпнуло мутный кружок на чисто вымытую поверхность – и увидел, как Дубинин неторопливо спускается по пологой лестнице к двухдверному «мерседесу», садится рядом с шофером… За рулем – та самая дылда.

Эх, рассказать бы про нее дуре Марфе!..

– Спасибо. Я с ним сейчас же обговорю.

О чем она? А, о Филиппе… Что-то такое в ее взгляде мелькнуло… Боль… Да нет, с чего бы! И что тут обговаривать? Хватай договор и благодари! Нет, не купилась.

И муженек отказался. Книгу он, видите ли, пишет. А деньги разве не нужны? Они что, наследство получили? Вон сколько у них друзей заграничных.

Когда Мурат с Марфой начали вместе работать, то ходили друг к другу в гости. В Марфином доме часто живала какая-нибудь швейцарка или немецкий профессор. Приятные европейцы, ничего не скажешь. Любезные, скромные. Наверное, богатые.

К себе Марфа перестала приглашать коллегу после того, как ему пришлось приструнить ее по службе. Видите ли, захотела в своей конторе быть не только клерком, но и выполнять заказные договоры. Наравне с Филиппом, Дубининым… Ну и пусть в других отделах позволяют совмещение менеджерских функций с экспертными. Там – другое дело. У Гордецова есть имя в высоких кругах, у Важновой тем более… Правда, вот Потугин и по стажу, и по таланту Марфе в подметки не годится… Наплевать! У себя Мурат такого не допустит! Сам не пытался, и Марфе ни за что не позволит.

Остановил ее. Всякий раз останавливал, когда она приносила свой проект. Сколько раз? В дневнике надо посмотреть. Не меньше четырех.

Но дочки по-прежнему дружат. Встречались только что, когда Ленка с мужем и двухмесячной крохой прилетали из Штатов. Как и время-то выкроили… Новые американцы воспользовались тем, что бабушка приклеилась к внучке, и всякий из десяти дней ходили по врачам, особенно по зубным: за океаном элементарная пломба влетает в такую копеечку…

Перед отлетом, прямо в Шереметьеве, Ленка не удержалась, впала в истерику. Кроме теплой погоды, все там, в хваленой Америке, не так. Домой хочет.

Быстро забыла, как тут…

А куда им возвращаться?

Еще хорошо, что до этого дикого подорожания успели купить однушку в Бутове. Платили пятнадцать тысяч долларов, теперь такую за сто не найдешь. Но уже и не расшириться.

В однокомнатной квартире с ребенком после тамошнего простора… Но ведь сколько ни паши, если к нефтяной трубе не присосался – не заработаешь на нормальную квартиру. И сосать опасно. Вон в их подъезде убили молодую, крепкую тетку. Участковый приходил, спрашивал, не видели ли чего… Жена разохалась: боязно, мол, теперь из дома выходить. «Вы с нефтью никак не связаны? Живите спокойно», – небрежно бросил пожилой мент, брезгливо скользнув взглядом по отставшим обоям, по выбоине в паркете, по потертому ковру… Унизил. Сам дослужился только до лейтенанта, а туда же. Презирает честную бедность…

Вот почему не любил Мурат посторонних в своем доме, комфортно обустроенном для работы и для его собственного отдыха. Не для показа. Но и ему, привыкшему к одиночеству, муторно без дочки. А жене, бедняжке, совсем плохо.

Чем так рвать душу, лучше бы помереть…

Внучка растет без деда с бабкой, все равно чужая будет.

И что хорошего впереди ждет?

Ничего.

Только болезни… Липнут одна за другой… Даже зубные проблемы оказались заразными. Дочка с зятем свои решили, а у него сразу после их отъезда сломался протез. Вместо четырех передних зубов – дыра.

Внутри все так прямо и ухнуло. Не от боли, не из-за денег даже, а оттого, что надо тащиться к врачу… Снова примерки, подгонки, боль…

Ну зачем, зачем ему вставлять новый?

Для других? Чтобы не шокировать коллег и клиентов зияющей пробоиной? Так ее видно, только если широко раскрыть рот. А он уже давно не смеется. И улыбку ничто у него не вызывает. Жизнь – мерзка…

Или чтобы разжевать мясо, из-за столкновения с которым и рухнуло его такое хрупкое спокойствие? Обойтись без подошв, которыми потчуют в конторе, – не проблема. И так все чаще хочется не антрекот, а кашку, рыбную котлетку… Вот только яблочко зеленое, сочное, уже не погрызть. Это жаль…

Позволил жене отвести себя к дантисту. Приговор – нужен новый протез. Соседние зубы обтачивать, коронки на них ставить. И еще появились, оказывается, четыре дырки в других зубах.

На всякий случай спросил у эскулапа, не проще ли все вырвать и пользоваться вставной челюстью? Тот нисколько не удивился – видимо, отчаявшиеся пациенты частенько задают такой вопрос. Невозмутимо посчитал: придется удалить тринадцать зубов. Черт, и тут несчастливое число.

Так какие мучения предпочесть?

Глава 28

На первые трели Филипп никак не отреагировал: привык, что Марфа всегда сама берет трубку. Разумно. Она гораздо лучше подходит на роль министра иностранных дел их маленького государства: и голос у нее запоминающийся, и интерес к людям – не сравнить с его равнодушием, и реакция мгновенная. Умеет сразу перестроиться. От скольких ненужных отвлечений она оградила его…