Я хочу домой - Эльчин Сафарли

– Да, Марьям.

– Хорошо, хорошо. И что ты предлагаешь?

– Ничего! Все, что тебе необходимо, само найдет тебя, кто бы что ни советовал.

– Подумываю очистить двор от остатков сгоревшего дома.

– Те, кого ты потеряла, живут не снаружи. Они внутри, в том доме, который давно в тебе. Ты знаешь к нему дорогу, но сама себя запугиваешь.

– Для чего это все, Фейга? Для чего?!

– Не смогу ответить, но обещаю, что ты обязательно узнаешь это в дороге.

– Слушай… Неужели ты тоже мое отражение?

– Что ты во мне видишь?

– Сильную женщину, которая смогла начать жить заново.

– Значит, это ты и есть.

* * *

Марьям рассказывает о реке Гурджане и маленьком городе южного предгорья Большого Кавказа, где провела детство. Там она испекла свою первую овму – сладкий шафрановый хлеб. Фариде, мама Марьям, путешествовала по городам, пекла на заказ – так и растила дочь.

Постоянного местожительства у них не было. Дом Фариде и Марьям умещался в два чемодана с одеждой и мешок с кухонной утварью – ситом, скалкой, липовой доской для раскатывания теста, щипчиками для узоров, настойками и сушеными травами.

Фариде верила в знаки. «Через выпечку со мной говорит Вселенная». Если тесто овмы не поднималось, это был знак: пришел час двигаться дальше.

«В доме у Гурджаны мы прожили шесть лет. Однажды утром замешанное мамой тесто не поднялось ни на сантиметр. Через три часа мы стояли на вокзале. Не выспавшаяся и голодная, я прокричала маме: “Почему ты веришь тесту?! Сколько мы будем мотаться по миру? Ведь все было хорошо. У нас были дом, горы, река!”

Фариде положила чемодан на землю, усадила меня на него и сказала: “Движение и есть жизнь, Корица. Чтобы принц с принцессой встретились, они должны идти друг другу навстречу. Если ты дошла до лучшей картинки жизни, значит, ты начала двигаться в обратную сторону”. Я, вытирая слезы, настаивала: “Но ведь надо и останавливаться”. Она нежно обхватила мое лицо руками: “Да, Корица. Но только чтобы спустя время продолжить путь”».

* * *

– Фейга, по-твоему, человек может быть свободен?

– Да. Хотя мы все от чего-то зависим. Вот дервиши, отказываясь от мирского, обретали свободу.

– Во имя любви к Всевышнему, верно? Тоже своего рода зависимость.

– Ты потеряла близких, дом. От чего ты зависишь, Марьям? Если нас сюда послали, то для того, чтобы мы прожили тут жизнь, со всем ее хорошим и не очень.

– Кто-то зависит от мужчины или женщины, денег или карьеры, обстоятельств. А кто-то – от того, что с ним случилось.

– Должен же быть выход к свободе.

– Фейга, если бы я знала, где он, тебя бы не спрашивала. Яхмур уложила?

– Спит, как сурок, устала после прогулки… Я тут подумала… свобода возможна! Мне кажется, она наступает, когда человек принимает свои зависимости как часть свободы.

– Интересно. Быть может, это выход…

– Марьям, у тебя красивая улыбка. Чаще улыбайся.

– Не получается. Видишь, что вытворяют люди? Тошно становится. Недавно впервые за много лет включила телевизор, попала на новости – такую жуть показывают.

– Не надо относиться слишком серьезно к тому, что нас окружает.

– Тогда, Фейга, остается только смотреть и смеяться. Чем больше наблюдаешь, тем смешнее.

– Это и есть второй спасательный круг. Первый – любовь.

* * *

Яхмур за столом, взобравшись на табуретку, просеивает муку. Снежную горку в медной миске называет айсбергом. «И не надо ехать на Антарктиду, ура!» Чихает, и белоснежные крупицы распыляются в воздухе, оседают на каштановых ресницах, бровях.

Я завариваю шафран в чашке теплой воды.

Марьям называет шафран королевой специй. «Бабушка настаивала его после пятничной молитвы, когда женщины собирались дома, поминали Творца, читали вслух Коран. Шафран помогает услышать то, что не было сказано, и развязывает узлы боли. Когда прячешь рану, болит сильнее».

В муку вливаем половину шафранной настойки, опару, растопленное масло, всыпаем сахар и семена кардамона. Чуть подогрев кардамон, Марьям растирает его в кованой ступке. «Настоящую овму сейчас мало кто готовит, люди спешат, не хотят возиться с дрожжевым тестом, разводят соду в молоке – и сразу в тесто. Это уже не овма. Людям подавай легкие победы, которые не приносят пользы».

Вымешиваем тесто, пока оно не перестает липнуть к рукам, даем выстояться. В оставшуюся часть шафранной настойки добавляем желток, взбиваем. Перед тем как отправить в печь овму, разрисуем ее поверхность узорами, смажем яичной смесью, посыплем черным тмином.

* * *

– Смотри, как она управляется с тестом. Из Яхмур получится хороший кондитер. Бойкая девчонка, схватывает на лету… Ты торопишься жить, Фейга?

– По-разному. Бывает, захватывает, земля из-под ног уходит, понимаю, сколько интересного мы не знаем, спешу успеть. А бывает, остановлюсь, посмотрю вокруг, загляну в себя, и никуда не хочется – все тут, во мне. И приходит покой – чувствую, слышу, ощущаю. Что еще надо? Но это на время. Потом зовет новое.

– Хм, новое? Мне совершенно не хочется никуда идти, я будто остыла жить. Вижу красоту, понимаю: вот она, лови мгновение, вдыхай полной грудью – а внутри ничего не происходит. Как губка, которую подносишь к пролитой на стол воде, а она не впитывает. Не то чтобы отторгает. Просто не вбирает.

– Значит, сейчас так.

– Что делать?

– Жить. Продолжать печь овму, не доверять миру, не смотреть в небо и не хотеть никуда идти. Отболей.

– Мама, да найдет ее душа покой, любила повторять: «Мы на этой земле с коротким визитом. Поэтому не тревожьтесь, не волнуйтесь. Лучше улыбайтесь, гуляйте, пеките пироги».

* * *

С утра наготовили с Яхмур котлет из булгура и картофельного пюре со сливками. Пока еда горячая, отложили для Марьям и поспешили отнести, пока не остыло. Накинули дождевики, которые когда-то сшил Эд, двинулись к южному отшибу. Лил дождь, теплый, грибной, из сплетений каштановых крон доносилось пение синиц, в храме звонили колокола. Дома никого не было. Открытая дверь раскачивалась под легким ветерком, под потолком голодно жужжали мухи. В углу двора паслись коровы. Яхмур положила еду на стол, под салфетку, и мы отправились искать Марьям.

Она оказалась около сгоревшего дома, рядом – двое мужчин, неподалеку – трактор. Расчищали истлевшие обломки. «Ребята, простите, немного занята. Хорошо, дождь прошел, никакой пыли. Вы дома подождете или поможете?» Я посадила Яхмур в трактор и принялась за работу, переодевшись в старую одежду Марьям и натянув рабочие перчатки.

До вечера расчистили завалы, на завтра осталось вывезти мусор. Чтобы будущее наступило, нужно отпустить прошлое.

Здравствуй, дорогой Э.!

У Яхмур появился маленький друг по имени Буби. На первый взгляд тряпичная кукла, набитая ватой, с волосами из желтых шерстяных нитей. Но мы-то – я, Яхмур, Марьям и Дмитрий – знаем, что Буби волшебная. В ней живет веселый ангел, любящий пироги с мандариновым джемом и оберегающий детей с каштановыми волосами.

Буби родилась в руках Дмитрия. О его умении шить кукол мало кто знает – вряд ли в Хаге это поймут. Поэтому свои творения Дмитрий раздает детям-сиротам, а взрослые думают, что он покупает их в магазине.

Буби называют белых птиц с желтым хохолком, обитающих в лесу Пьерос в пятидесяти километрах от Хага. Они раз в жизни выводят потомство. После живут тем, что облетают гнезда других птиц, принося их детенышам добытую пищу. Буби – символ бескорыстной любви.

Дорогой друг, все же детское счастье такое бессмысленное. Оно не ищет никаких значений – вот в чем его прелесть. Когда нам по три-четыре года, нас воспринимают как маленьких. Но, по-моему, именно в этом возрасте мы самые что ни на есть взрослые. Настоящие. С годами наступает забвение. Вынужденное – приспосабливаемся к миру.

Важно вернуться к этой чистоте, к счастью без великого смысла, умысла. Ты спросишь, для чего? Чтобы сделать место, где находимся, чуточку лучше, светлее, уютнее. Для наших детей и тех, кто придет после нас.

Перед отъездом из домика, в котором жили в Хаге, мы покрасили оконные рамы и две внутренние стены в салатовый цвет. Стало веселее. Белый домик с салатовыми рамами в окружении зеленых деревьев. Ну чем не сказка? Марьям подарила дому желтую скатерть, а тракторист Мэк повесил над обеденным столом фотокартину с надписью «Счастье – это выбор и труд».

Мы снова в пути – я, Яхмур и Буби. Пишу из автобуса, в котором пахнет арахисовыми хлопьями. Видимо, грызет кто-то из пассажиров. Захватили с собой кунжутные пряники, перекусываем ими. Предложили Буби, отказался, хочет поспать.

Марьям начинает строить новый дом, больше не носит черное и снова печет, продолжая дело мамы. Взяла с нас слово к концу лета приехать на новоселье. Ты хотел бы с нами, дорогой Э.?