Синдром отсутствующего ёжика - Наталия Терентьева

Плакать сил у меня не было, поэтому я просто сидела, совершенно выключившись из окружающего мира, закрыв глаза и обхватив колени руками. Через какое-то время я ощутила тепло у своего бока и приоткрыла глаза. Гриша сел рядом со мной и слегка прислонился ко мне. На меня он по-прежнему не смотрел, но шапку снял и положил на тумбочку под зеркалом. Через какое-то время я осторожно обняла его одной рукой. Тепло маленького человечка рядом подействовало на меня успокаивающе. Шкафы… Если бы все бросали друг друга из-за шкафов, по улицам бы бегали толпы брошенных мужей и нерадивых родителей, не обеспечивших домашних достаточным количеством полочек с подсветкой для колготок и трусов…

Глава 9

Мам, это земля опускается или я расту?

Лиля на следующий день не позвонила. Утром я отвела Гришу в школу и пошла на вызовы. Успела всех обойти и забрала его перед началом своего приема, в тот день он начинался в два. Едва успев покормить мальчика, я помчалась на работу, судорожно подсчитывая по дороге, хватит ли мне денег, чтобы купить необходимых продуктов.

Ийка в школу не пошла, мне позвонила ее встревоженная классная руководительница и поинтересовалась, как понимать, что Ия больше не будет учиться в школе.

– Кто это сказал? – как можно спокойнее спросила я.

– Ия сказала девочкам из класса. Что она собирается стать моделью… что-то в таком роде… И что школа ей больше не нужна.

– Понятно. Елена Георгиевна, у нас некоторые проблемы, Ия не живет сейчас дома…

– Ах, вот как!

С классной руководительницей у нас отношения были достаточно прохладные, она не подпускала к себе на пушечный выстрел, по крайней мере меня. Никаких доверительных бесед, расспросов о семье… Не уверена, что она в точности знала состав нашей семьи.

– Да, она у отца.

– И поэтому больше не нужно ходить в школу?

– Понимаете…

– А вы собираетесь документы забирать или просто так школу бросите?

Мы-то не бросим – хотела сказать я, но знала, что Елена Георгиевна болезненно реагирует даже на слабое подобие шутки. Все, что говорится, она понимает впрямую и постоянно чувствует обидный для себя подтекст. У меня уже был опыт общения с ней, например, когда я попыталась безобидно пошутить насчет старых деревянных рам на окнах в школе, с которыми инфекции меньше, потому что не душно, или насчет некоторых школьных предметов, назначение которых непонятно никому, прежде всего преподающим их учителям…

Сейчас я как можно корректнее ответила:

– Я надеюсь, что Ия придет в школу.

– Ей будет трудно догонять, – предупредила меня Елена Георгиевна.

– Да, конечно. Я постараюсь ей помочь.

– Имейте в виду! Она прогуляла уже два дня.

Я не успела спросить, откуда взялся второй день, ведь после каникул сегодня только первый день учебы. Елена Георгиевна, сухо попрощавшись, повесила трубку.

После приема я поспешила домой. Как все-таки приятно, когда дома тебя ждут. И как ужасно возвращаться после работы в пустую квартиру. С ребенком куча забот, но не в том ли смысл, хотя бы частично, существования? По крайней мере, мне без этих забот жизнь показалась достаточно бессмысленной.

Дома меня ждал не только Гриша, но и сюрприз. Опять приехал Олег с классическим набором любовника – новым букетом цветов и пакетом, в котором отчетливо можно было различить большую коробку конфет и бутылку мартини. Он вышел из машины навстречу мне. Я обратила внимание, что сегодня он уже не так начищен и блестит, как вчера. Сил не хватило, видимо. Но у меня при виде него что-то затикало и заволновалось внутри. Причем, если скажу, что в душе – точно совру.

С тех пор, как я рассталась с заправским холостяком Сережей, попытавшимся после нескольких лет необязательных встреч вдруг на мне жениться, и поехала вместо свадьбы в «Артек» с Ийкой, прошло уже лет пять, наверно.

К одиночеству постепенно привыкаешь, и даже физиология перестраивается. Человек устроен очень мудро. Не меняется до неузнаваемости под гнетом обстоятельств – скажем, шерстью не обрастает, живя на Крайнем Севере всю жизнь, или не теряет функцию воспроизводства, если эта функция совсем не задействована в организме долгое время, но – приспосабливается. Привыкает ходить в шубе восемь месяцев в году, спокойно дышать на сорокаградусном морозе, не видеть солнца по два-три месяца во время полярной зимы и… достаточно просто обходиться без близости с противоположным полом.

Олег без лишних разговоров подошел ко мне и поцеловал. Не так, как вчера. Точнее, смогла вовремя остановиться я. Еще издалека увидев мамину приятельницу, жившую в соседнем доме, я поспешно сделала шаг назад, чуть не упав.

– Тебе неприятно? – очень по-мужски спросил Олег, поддержав меня за спину и так и оставив руку где-то у меня на лопатке.

– Нет, мне неудобно, – ответила я, все же отойдя от него, и поздоровалась издалека с маминой знакомой. – Здравствуйте, Людмила Сергеевна!

Та, неодобрительно качая головой, прошла мимо, еле проговорив «здрасьте». Теперь она позвонит моим родителям и скажет, что Саша, как школьница, целуется у подъезда.

– Тогда пойдем к тебе, – негромко и очень интимно проговорил Олег, вновь подступая ко мне.

– У меня мальчик…

– Ты же сказала, что он на один день.

В его дыхании я четко уловила сладкий запах жвачки, табака и еще чего-то, вызвавшего во мне невольное раздражение. Кажется, перед встречей Олег хорошо пообедал. Не удивлюсь, если покушал он дома, сытной, комфортной для пищеварения домашней пищи, приготовленной – старательно или наспех, какая разница, но женой Валентиной, заботливой и ревниво охраняющей свое добро… А добро ее сейчас стояло передо мной и дымилось, сочилось, дрожало от нетерпения…

Я отступила еще на шаг назад и все же объяснила, хотя могла бы и не объяснять:

– Сказала. Но пока мама его не забрала и даже не позвонила. Сейчас я из дома позвоню ей, узнаю, какие у нее планы.

– Давай звони! Отвезем его и… – совершенно бесхитростно и откровенно обрадовался Олег и обнял меня двумя руками за талию. Точнее, даже если он имел в виду положить руки мне на талию, оказались они где-то ниже, на бедрах, на боках, в общем, уже в той бессмысленной половине меня, которая сейчас волновалась и наполнялась горячей кровью, толчками обозначавшей внутри меня все мои слабые места. Надо же… Ничего о себе не знала. Так спокойно жила… Выключала абсолютно спокойно ночные фильмы на самом интересном месте, ничуть не волнуясь. А тут…

Олег, естественно, почувствовал мои сомнения и тут же притянул меня к себе.

– Глупая… Ты меня боишься, да?

Что он имел в виду я так никогда и не узнала. Подозреваю, что ровным счетом ничего. Скорей всего, это была просто мужская формула, льстящая их самолюбию и подзадоривающая плоть: «Ты меня боишься?» На что девушка должна ответить «нет» и растопырить ножки в доказательство этого. Или ответить «да» и растопырить ножки под напором неотвратимого и мощного зова его плоти. Таким он кажется самому кавалеру, поэтому в тот момент позволяется забыть обо всем, главное – о завтрашнем дне, когда придется смотреть в глаза обеим – и жене, и подружке.

Но меня больше взволновало первое слово. Может быть, я и глупа, но кроме меня самой мне уже давно никто этого не говорит. Как же нужно, оказывается, не только время от времени включать спящие режимы своего существа – иначе они могут включиться сами в самое неподходящее время, – но и быть для кого-то глупой, слабой, маленькой… Именно для кого-то, не для себя. Слово это меня просто подкосило. Я ведь умная, я сильная, я всех вылечу, везде успею, все смогу. Я и для родителей своих давно уже сильная и способная все перенести, все понять, помочь, поддержать…

Усилием воли я оторвалась от Олега и заставила себя улыбнуться.

– Я, правда, не могу тебя пустить. Тому есть, по крайней мере, две причины. – На всякий случай я еще отступила от него на шаг.

– Вторая какая? – спросил Олег, отпустив мою руку и открывая дверь машины.

– Твоя семья.

– Ты очень спешишь, Саша, – совершенно искренне ответил мне Олег.

Спешу куда? Замуж? А что он еще мог иметь в виду?

Он сел в машину, с силой захлопнул дверь, включил двигатель, опустил стекло и посмотрел на меня.

– Значит, нет? – спросил он.

Я понимала, что он сейчас уедет и больше не позвонит. Скорей всего, это мой последний шанс. Быть глупой, слабой, любимой, хотя бы желанной для кого-то. Не так уж часто в тридцать восемь лет тебя зовут в увлекательное путешествие по местам твоих забытых и потерянных эрогенных зон. Наверно, я больше его не увижу. Вряд ли смогу в ближайшее время ему позвонить, даже если мне будет одиноко и не с кем поговорить или нужна будет помощь. Возможно, других мужчин у меня уже не будет. (Имея в виду, как они косяками ходят вокруг меня в последние годы…) А я, к сожалению, не молодею, а наоборот. Возможно, так и закончится моя невнятная женская судьба, если я сейчас скажу «нет»…