Журнал «Вокруг Света» №03 за 1985 год - Вокруг Света

Большинство старых громадных деревянных домов пустует: город, отболев «лихорадкой», снимался с места целыми кварталами. Воспрепятствовать упадку некогда сорокатысячного города не смог бы даже такой предприимчивый человек, как Джо Ладю — прошлое Доусона и его легенда. Но навар с «романтики» он сумел бы получить.

Джо Ладю — плут и торговый гений, убедил первооткрывателя Гендерсона, компаньона Кармэка, в том, что на реке Клондайк обязательно найдется золото. И сделал это только затем, чтобы старатель купил у него на дорогу продовольствие. Когда все спешили к Бонанзе, Джо Ладю и бровью не шевельнул. Вместо того чтобы забить столб на одном из многообещающих участков, он невозмутимо межевал строительные участки в пятнадцати километрах, у слияния Клондайка и Юкона. В то время как тысячи людей лихорадочно промывали золотоносный песок, он построил дом, где открыл салун с подачей крепких напитков, и поставил небольшую паровую лесопилку. Пятнадцать лет жизни среди старателей и охотников научили его, что работа лопатой — не единственный способ обогащения. И в нужное время он смог сразу предоставить три вещи, пользующиеся наибольшим спросом: виски, землю и строительные материалы. Вокруг его дома начали появляться палатки. Не прошло и года, как эти палатки, покрыв всю равнину, стали именоваться городом Доусон. Вскоре потекли деньги.

Джо Ладю снимал довольно густые пенки даже в мае, когда кончались солонина и мука и Доусону начинал грозить голод...

Основатель Доусона не был, однако, только бессердечным хапугой: за его стремлением разбогатеть скрывалась романтическая история. Он покинул Юкон с первой партией золотоискателей и поспешил домой, в штат Нью-Йорк, где долгих четырнадцать лет ждала его любимая. В свое время он не мог с ней обвенчаться, так как был беден. Теперь он вернулся победителем, увенчанный богатством и славой. Его имя гремело по всем Соединенным Штатам, сам президент Маккинли пожимал Джо Ладю руку. Семья невесты вдруг стала гордиться знакомством с ним, чего раньше не замечалось... На этом месте история могла бы кончиться хэппи-эндом и соответствующей моралью.

Но...

...Спустя короткое время счастливый молодожен умер от туберкулеза, который заработал в холодном северном краю.

За одну ночь (правда, полярную ночь) в этих пустынных местах вырос самый большой в мире деревянный город с театром, кабаре, танцзалами, игорными домами, двумя больницами, тремя церквами и обширной тюрьмой. Владелец одного из салунов Том Христиансен доставил на Юкон за тысячу долларов первую корову и собственноручно подоил ее на паркете танцзала. Стакан парного молока стоил пять долларов, вдесятеро больше, чем такое же количество виски.

Доусон стали называть «Парижем Севера». Правда, на главной улице грязь была по колено, в ней увязали кони и ездовые собаки, но в лавках можно было купить мороженое, бижутерию и театральные бинокли. Джентльмены во фраках и дамы в вечерних туалетах сидели за ужином из семи блюд в лучших ресторанах. Пучок редиски стоил здесь в два раза дороже, чем винчестер новейшего образца. Впрочем, редиски здесь было куда меньше, чем оружия.

На улицах Доусона опытные гангстеры из Техаса встречались с портовыми бродягами с обоих побережий Атлантики. Тем не менее здешней преступности было далеко до калифорнийской времен тамошней «золотой лихорадки». Сознание, что виновнику некуда податься, действовало сильнее, чем уважение к закону. В то время как преступник беспощадно гнал бы своих собак, уходя от погони, преследователи постоянно меняли бы упряжки. Укрыться здесь было негде.

Самое значительное убийство с целью грабежа было совершено в совершенно безлюдном месте. Убийца стрелял в старателя из засады, перебил его собак, тщательно все закопал и прикрыл ветвями. Пропавшего никто не искал, потому что старатель-одиночка — перелетная птица, и никто не знает, когда он уйдет и когда придет. Но... вожаку упряжки удалось спастись. Он добрался до поселка и выл так, что привлек внимание шерифа. Собака привела полицию к свежей могиле...

Как во всех порожденных «золотой лихорадкой» городах, вершина расцвета Доусона означала начало угасания. В 1899 году, когда сюда пришли слухи об открытии золота в Номе на Аляске, «Париж Севера» покинуло за одну неделю восемь тысяч человек. Город начал хиреть с той же скоростью, с какой рос. Три четверти века спустя деревянные дома — остатки города — пробуждаются воспоминаниями былой славы лишь раз в году — 17 августа.

Слава Доусона увяла. Но новый мираж Севера вновь вызвал приступ лихорадки. На этот раз — нефтяной.

Одинокое «место человека»

Под крыльями самолета шли и шли бесконечные леса, был виден Юкон, который катил свои воды в Берингово море, потом самолет набрал высоту, чтобы перескочить через хребты гор Селуина. Деревьев становилось все меньше и меньше. Я видел Татры и Гималаи, Альпы и Скалистые горы, Арарат и иссохший Гиндукуш, но никогда в жизни не встречал такого мрачного, неприветливого ландшафта. Голые, гладкие вершины, совершенно безжизненные, от горизонта до горизонта все такое, каким было в начале мироздания.

Самолет покачивается. Компас не помогает, потому что самоуверенно указывает почему-то на восток. Пилоту приходится трудно — внизу нет огней городов, железных дорог, автострад и других ориентиров, они здесь просто не существуют. Правда, очень помогают реки. Но когда встает туман, их не видно.

Тем не менее самолеты постоянно летают над безбрежными просторами лесов и тундры, облетают скалы.

Открытие нефти потребовало множества пилотов. И они появились здесь, зачастую очень опытные, но налетавшие тысячи часов не на Севере. Но как «золотая лихорадка» в свое время, «лихорадка» нефтяная заставляет людей не думать об опасности. Мираж быстрого обогащения продолжает манить тысячи и тысячи людей.

В Инувике на бетонных плитах аэродрома лежала слякоть и снежинки падали в черные лужи. Промороженная земля не впитывала воду.

Инувик — по-эскимосски «место человека» — должен вызывать у охотников, пришедших из тундры, ощущение чуда. Теснимые с одной стороны берегом реки Маккензи, а с другой — девственным лесом, стоят на сваях, вколоченных в вечную мерзлоту, красные, коричневые, ярко-желтые и оранжевые дома, словно клумба среди коричнево-зеленого однообразия. Из грязи еле выступают деревянные тротуары и надземные трубопроводы, на озерах стоят гидропланы, а у дороги видны красные снегоходы с лыжами и гусеницами вместо задних колес. За последними домами начинается редкий еловый лес, кое-где посвечивает белая кора берез. Это, в общем-то, не лес в прямом понимании, но просто великое множество обломанных, тонких деревцев, тянущихся за горизонт, к тундре и морю.

Отсюда и отправляются на поиски нефти экспедиции.

— Где здесь можно недорого переночевать? — спросил я у эскимосов, с которыми прилетел из Доусона.

Они шепотом посоветовали мне попробовать счастья в школе сэра Маккензи. Летом туда иногда пускают на ночевку моряков. Потом они без всяких приветственно-прощальных слов, как это принято у эскимосов, повернулись и пошли в сторону, противоположную городу.

Арчи Нилл из компании «Империал ойл» посмотрел на меня недоверчиво.

— Из Эдмонтона о тебе ничего не сообщали. Есть где переночевать? — тщательно оглядел он меня.

— Есть.

Он удовлетворенно кивнул, а потом спросил:

— А здесь у тебя какие дела?

Когда я сообщил ему, что хотел бы посмотреть разведку и бурение нефти, он просиял и хлопнул меня по плечу.

— А то хочешь, вообще оставайся здесь. Работу я тебе найду,— предложил он без всякого перехода.

— Да?—удивился я, зная, что работу в Арктике найти нелегко.

Арчи некоторое время изучал мою реакцию, потом сдвинул бумаги в сторону и оперся на подлокотник.

— Здесь все возможно. Хочешь в тундру — пожалуйста. Хочешь на охоту — милости прошу! Тут земли с половину Соединенных Штатов, а людей — несколько тысяч. Каждый сам себе хозяин, никто тобой не командует, это тебе не юг.

Так заманивал он меня, а мне становилось все яснее, что все это — допрос. Или, мягче говоря, прощупывание. Арчи ведь ведает в компании безопасностью.

И я сказал:

— Тебе-то здесь и вправду неплохо. Ты шеф, живешь в городе. Ну а как ребята с нефтяных вышек, которые по месяцам не выбираются из тундры?

Вопрос задел Арчи Нилла.

— Ну да, я здесь шеф,— буркнул он и продолжал более мирно: — Среди нефтяников тот, кто проработает в этих местах два года, считается героем. Я живу в тундре уже десятый год. Таких здесь едва ли один на сотню. Но ты все-таки подумай. Ну как, останешься?

— Холодновато здесь,— заметил я.

— Ну как хочешь,— Арчи пожал плечами.— Так что тебе от меня надо?