Cто лет безналом - Виталий Держапольский

— Ссучился? — презрительно процедил Прохор.

— Да ты дослушай, — недовольно сморщился старик, — как только наш батальон вышел с территории Союза, я «ноги» сделал — дезертировал по-быстрому! Ох, и помотался по миру… Всяко было: и воровал и… А потом матрону одну склеил — добро подженился на старушке одной. А как она кони двинула — вступил в права наследства. Ресторанчик — самое любимое мое заведение! Я ж после зон, тюрем, да штрафбата, никак наесться не могу! Уж сколько лет прошло, а как вспомню…

— Слушай, Пушкин, а меня ты как вычислил? — в недоумении почесал затылок Прохор. — Ты ж из кабинета не выходил!

— Гляди, — Крис повернул к Кадуцею экран маленького телевизора, — новое слово техники — миниатюрные видеокамеры! Лаве за них отвалил немеряно! Но зато весь зал словно на ладони! Ты когда зашел — меня как будто током ударило! Я халдея и послал…

— Здорово! — согласился Прохор. — Слушай, прикажи, пусть пожрать принесут, я ж за этим вроде сюда и пришел…

— О, извиняюсь!

Пушкин поднял трубку телефонного аппарата, набрал несколько цифр и распорядился насчет обеда.

— За счет заведения! — любезно улыбаясь, сообщил он. — Может еще какие-то проблемы есть? Я ж до сих пор себя твоим должником считаю!

— Есть небольшая проблема, — согласился Дубов, — и даже помощь не помешает.

— Ну-ну? — поддался вперед Пушкин.

— Я ж теперь эмигрант, самовольно покинувший Союз с липовыми ксивами…

— Понял, — сказал Пушкин. — Был у меня один товарищ по этой части, не знаю, жив еще или нет… Я ведь давно уже на легальном положении, но для тебя попробую! — пообещал Пушкин, когда расторопные халдеи вносили обед в его кабинет.

Старый приятель Пушкина к счастью оказался жив, и на просьбу снабдить Прохора документами согласился. Сингапур Кадуцей покинул с документами на имя гражданина германии Герхарда Грубеля. Из малазии Прохор отправился в Италию: какое-то неясное чувство влекло его туда. Он постарался отдаться этому чувству без остатка, как давным-давно при поиске глаз Гермеса. В конце концов, он оказался на солнечном побережье Адриатического моря, в небольшом курортном городке Римини.

Часть вторая. «Время — деньги»

Глава 5

Наши дни.

Москва.

Леонид Булатников неспешно потягивал толстую кубинскую сигару, наслаждаясь душистым табаком. Еще вчера он курил сигареты, но они слишком быстро сгорали, а ему хотелось растянуть удовольствие до бесконечности. Столбик горячего пепла, который Леонид не удосужился вовремя стряхнуть, упал на светлые летние брюки. Эти штанишки от «Армани» стоили баснословно дорого — почти полгода стандартного времени. До сего дня Леонид частенько баловал себя такими роскошными подарками. Благо не бедствовал. Булатников раздраженно дернул ногой и стряхнул пепел на пол: так и есть, на дорогой ткани проявилось уродливое коричневое пятно.

— Вот дерьмо! — в сердцах выругался Леонид, пытаясь безрезультатно оттереть пятно пальцем. Однако, опомнившись, он махнул на досадную неприятность рукой — скоро вся эта бытовая суета останется за бортом.

Взглянув на часы, Леонид помимо воли поймал свое отражение в полированном стекле, защищающем циферблат «Ролекса». Пока никаких видимых изменений с его обликом не произошло, но это обстоятельство не обнадеживало Булатникова. По всей видимости, банк запаздывает с платежом и, как только он его проведет, Леонид превратиться в глубокого старика, в кошельке которого останется не больше пары трехнедельных медяков. Можно, конечно, и подзаработать, он знал пару способов срубить по легкому год-другой, но обратного пути в молодость не будет — физиологические процессы организма не обратимы. Будь проклят тот день, когда он поддался на уговоры профессора и взял чертов кредит! Профессор биовременных технологий Виктор Николаевич Сильнягин — давний друг семьи Булатниковых был самым близким человеком для Леонида. Когда родители Леонида (ему тогда было четырнадцать) трагически погибли во время волнений, связанных с мировым кризисом денежной системы, Виктор Николаевич взял мальчишку к себе, избавив сироту от детского интерната. Семьи и детей у профессора никогда не было — все свое свободное время он посвящал науке, но, тем не менее, Сильнягин как мог, заботился о мальчишке. Нет, Николаич не стал бы его так глупо подставлять! С ним самим должно быть что-то случилось! А времени разобраться с неприятностями не осталось!

— Черт! Черт! Черт!!! — вновь выругался Булатников и, подскочив с кресла, принялся метаться по квартире. — Будь прокляты все, кто приложил руку к такому состоянию вещей!

Началом сего безобразия послужила знаменитая теория Единого поля, разработанная гением прошлого века — Альбертом Эйнштейном. Вернее даже не сама теория (о ней до сих пор ходили противоречивые слухи — перед смертью великий физик уничтожил все записи, вероятно, ужаснувшись собственному открытию), а лишь её маленькая часть под названием «действие магнитных полей на биологические организмы». Один из резидентов советской разведки, работающий под прикрытием в лаборатории Эйнштейна, умудрился скопировать черновики знаменитого ученого. Едва стало ясно, что никакой сиюминутной выгоды для советской науки получить не удастся, черновики осели в спецхране КГБ. Некоторое время спустя на них наткнулся академик Сахаров. Вот через него-то и познакомился с бумагами Эйнштейна молодой, подающий надежды ученый с простой русской фамилией Таранов.

9 мая 1973 г.

Москва.

По тускло освещенному коридору академии наук неторопливо шел пожилой мужчина. В этот поздний час все сотрудники уже давно разбежались по домам, и лишь шаловливое эхо, играющее звуками шагов в пустынном коридоре, не желало оставлять человека в одиночестве. Для академика Андрея Дмитриевича Сахарова столь поздние задержки на работе уже давно стали нормой. Нужно признать, что работу свою он любил, и отдавался ей без остатка даже в свободное время. Андрей Дмитриевич в самом кошмарном сне не мог представить себе жизнь без научных изысканий. Сахаров давно уже привык к гулким звукам опустевших вечерних коридоров академии, к уважительным взглядам ночных вахтеров, ежедневно наблюдающих за его ночными бдениями. Он любил работать в тишине, когда никто не отрывал его от расчетов и не лез под руку с глупыми вопросами. Именно в это время ему работалось легче и продуктивнее всего. Сахаров медленно двигался к выходу, когда его внимание привлек свет, выбивающийся из-за приоткрытой двери лаборатории изучения магнитного поля.