У русских за пазухой - Крэйг Эштон

class="p1">Не знаю, как выразить свои чувства, но могу сказать так – была без радости любовь, разлука будет без печали.

Но я рад, что я попробовал наконец-то. Так правильно. Чем меньше стен в голове, тем легче к вам приближаться.

Селедка – connecting people.

Впереди у меня еще большая работа над собой. Она в лес не убежит. И я ее не избегу.

Следующий шаг – холодец. My wibbly-wobbliest fear…

Смоленск

3 января 2003. Я вхожу в коридор 7-го вагона поезда. За окном лениво пробегают елки и снежинки. Поезд неторопливо идет в Смоленск, и я, слегка шатаясь влево и вправо, иду курить.

Меня в Смоленск пригласил Андрей Сердечный, чтобы посмотреть на его родной город и отпраздновать Новый год. Ну, и чтобы я увидел больше мест в России, а не только Невский проспект, Садовую улицу, ночной клуб Rossi и интернет-кафе Quo Vadis.

Я дошел до середины коридора вагона, когда поезд устало остановился. Я выглянул в окно, чтобы полюбоваться вокзалом, но там было видно только бетон, снег и один желтенький фонарь.

Бах! Внезапный металлический хлоп двери сопровождал неожиданное появление пятерых высоких и широких милиционеров в коридоре. Они намеренно пошли в мою сторону.

Fu-u-u-*

Главный доходит до меня.

– А вы что тут делаете?

– Я иду в Смоленск.

– Нет, почему вы не в своем купе?

– Я вышел, чтобы покурить.

– Ночью?

– Да.

Он с подозрением смотрел на меня… Ну, и он правильно подозревал, так как у меня действительно была корыстная цель. Я хотел не курить, а отправился искать человеческий контакт. Контакт с русскими. Разговор с носителем русского языка.

Пронзительный полицейский чуял мой обман. Испуганный англичанин начал потеть.

– Покажите паспорт.

Тут мое сердце тоже начало потеть.

– Я не носил его со мной.

Есть много выражений, которые не стоит говорить полицейскому. «Паспорта нет с собой» – одно из них, сразу до «Какая пушистая шапочка, можно я потрогаю?» и после «Это не моя кровь». Я так часто носил с собой свой паспорт, что он совсем потерял рисунок герба (лев и единорог – согласитесь, клевый герб).

А вот тут я перед полицейским, совершенно беспаспортный.

Наступила тишина. Единственное, что было слышно, – нежное приземление снежинок за окном. Я взглянул в окно на замороженную платформу и подумал, сколько минут я проживу, если меня вытащат из поезда. Еще был такой… как сказать… приколь: вокзал находился в Беларуси. И оказаться за рубежом России я сильно не хотел.

– Какое у вас место?

– Одиннадцатое.

– Но это ж в третьем вагоне.

– Да, я согласен.

– А почему вы не там курите?

– Никого там не было.

Возможно, тут он посочувствовал мне. Возможно, он раньше тоже искал друзей в тамбуре между вагонами поезда и туда ходил с плеером, чтобы у его нового друга была возможность спросить: «А что вы слушаете?» Чтобы состоялся разговор… Одиночество – боль.

А возможно, ему надоело допрашивать меня, да еще и вспомнил, что в купе его ждали чай, сушки и улыбка Наталии Борисовны.

– Вернитесь на свое место.

– Да, я верну себя.

Он прошел мимо, силой духа притягивая за собой змеиный хвост из остальных милиционеров. Каждый смотрел мне в глаза, когда проходил, с выражением «ъуъ, повезло-съ тебе!».

Последний прошел. Единственный, который еще носил фуражку. Он остановился. Посмотрел на мою бесфуражную бритую налысо голову с полным безодобрением.

– Ты скинхед?

Мое потное сердце остановилось.

Ответ не приходил в голову. Я посмотрел на фуражатого и, искренне извиняясь глазами, ответил чистую правду:

– Nyet, ya anglichanin.

Тут я как будто увидел, как его мозг старался одновременно справиться с удивлением, недоверием и с тем, что моя этничность на самом деле не отрицает, что я скинхед. Тем более что это английское слово и первые скинхеды – англичане.

Но перед тем, как он смог сформулировать свой ответ на мой бред, громкий свисток раздался на платформе. Мы оба туда посмотрели. Потом обратно друга на друга… Короткую бесконечность спустя, не сказав ни слова, он повернулся и снова слился в змеиный хвост. Был бы это американский фильм, он бы вслед сказал: «С Новым годом ***********» Но это был белорусский вокзал, и он просто ушел.

Я ну-ка-живо вернулся на свое место. Я подумал, что если до этого кто-то бы спросил: «Как ты представляешь себе поездку на русском поезде?» – то я бы вполне мог сказать: «Пятеро больших полицейских из соседнего государства меня допрашивают у туалета потому, что я сходил покурить без паспорта».

Страшно… Зато чисто технически получилось поговорить с целыми двумя носителями языка. «Win is win», – я себя уговорил.

Да и вообще было страшно уезжать далеко от Quo Vadis. Но я согласился, потому что чувствовал, что, чтобы по-настоящему понять русский язык и самих русских (хотя они все время радостно говорили мне, что умом их не понять), мне нужно с русскими отпраздновать все-все-все (мы в Англии только два дня празднуем) дни Нового года.

И, в конце концов, я знал, что через шесть часов друг меня встретит на вокзале и познакомит с еще большим количеством русских людей. Игра стоила свеч.

Ну вот. Я с улыбкой лег на койко-место и уснул, мечтая о русских новогодних празднованиях в Смоленске.

Смоленск Ч. II

Горизонт резко слетел вниз, из вида исчезла стена смоленского Кремля. Осталось сплошное бледно-голубое небо.

Я на наносекунду завис в воздухе. Мозг искал ответ на вопрос от ушей:

– Что за!? Почему падаем?

– Данные не обнаружены.

– Как перестать падать?

– Данные не обнаружены.

Перед глазами появились мои ботинки. Это меня не сильно порадовало… Мозг успел сообщать последнее сообщение: «Ошибки были совершены».

БАХ!!!

Я затылком врезался в ледяной Смоленск. Точнее, в лед на горке. Из-за громкого треска вороны испуганно разлетелись от стен Кремля. Где-то карапузик начал плакать, и кто-то точно сказал: «Хос-с-споди!»

Я нелепо соскальзывал вниз. Вялым слаломом.

Внизу меня ждали семейство Сердечных. Любовь уже двигалась в мою сторону с дочерью, Андрей тоже, безупречно ругаясь английским матом. Любовь быстро провела медицинский осмотр, твердо приказывая мне не двигаться. Рядом на горке проскользнул мальчишка.

– У дяди все в порядке?

«Нет», – подумал дядя.

– Да, малыш, все ок, не волнуйся.

– Ya horosho, u menya poryadok, prosto nemnogo upal, – сказал я.

Он недоверчиво смотрел на меня, в его глазах было видно: «Бедный дядя, он говорить разучился…» – и