Ложь во спасение - Нора Робертс

– В этом и нет ничего плохого, если тебе так нравится и если кто-то это ценит. Но я что-то не слышу, чтобы это кто-то ценил, и, когда ты об этом рассказываешь, вид у тебя далеко не радостный.

Шелби отрицательно покачала головой:

– У меня есть Кэлли, и это самое лучшее, что случилось в моей жизни. Теперь знаю, что значит «свет в окошке». Ричард работал, поэтому я имела возможность сидеть с ней дома. Есть масса матерей, кто и хотел бы, да не может себе этого позволить, так что мне его только благодарить надо, что нас обеспечивал.

– Опять «обеспечивал»!

Шелби сделалось нехорошо. Накатил стыд.

– Нам обязательно надо об этом говорить?

– Ты хочешь, чтобы я простила тебя за то, что ты уехала, никому ничего не сказав. Это я могу. Но простить за то, что ты вычеркнула меня из своей жизни, столько лет сторонилась и не появилась, даже когда была мне так нужна? А ты, вместо того чтобы сказать правду, все ходишь вокруг да около.

Она и впрямь ходила вокруг да около, ведь правда была такой горькой и мучительной. Гул голосов и звон посуды, поначалу казавшиеся веселыми и праздничными, теперь глухими ударами отдавались у нее в голове.

В горле у Шелби вдруг так пересохло, что она пожалела, что не заказала воды. Но она все же выдавила из себя слова:

– У меня не было денег, потому что, отложи я для себя хоть одну тысячу долларов, он бы это обнаружил и отобрал. Сказал бы, что хочет вложить в дело. А я в финансах плохо соображала. У меня были кредитки, которыми я расплачивалась в магазинах, покупая шмотки, какие-то игрушки или вещи для Кэлли, так что наличные мне и не требовались. А все, о чем я просила, он мне давал. У меня была горничная, чтобы убирать дом, няня, чтобы помогать с Кэлли, кухарка, потому что поначалу я совсем не умела готовить. Я должна быть ему благодарна. И я не могла срываться и лететь в Теннесси всякий раз, как кто-то умирал, выходил замуж или справлял день рождения. Жена была нужна ему дома.

– Он оторвал тебя от родных, от друзей. Перечеркнул все, чем ты жила, а тебе внушил, что ты должна ему за это в ножки поклониться. Скажешь, я не права?

Да, конечно, права. Так все и было, просто раньше она этого не замечала, поскольку происходило все постепенно, пока вся ее жизнь не свелась к одному Ричарду.

– Иногда мне казалось, он меня ненавидит, но это не так. Он не испытывал ко мне таких сильных чувств. Первые несколько месяцев, даже, пожалуй, год жизнь казалась такой наполненной и увлекательной, я чувствовала себя какой-то необыкновенной. И я полностью отдала все в его руки. Я его только сопровождала. Потом я ждала Кэлли и была совершенно счастлива. А когда она родилась, все переменилось.

Шелби набрала воздуха, собралась с мыслями и продолжила.

– Я думала, – медленно проговорила она, – все изменилось, потому что так всегда бывает с рождением ребенка. Он никогда не обращал на Кэлли особого внимания, а если я что-то по этому поводу замечала, он злился или поджимал губы. Но он делал все, чтобы она ни в чем не нуждалась, ведь так? С ребенком мне не хотелось много разъезжать, а он и не настаивал. Вот и получилось, что он часто отсутствовал. Иногда после очередной разлуки все вроде ненадолго налаживалось, иногда – наоборот. И никогда нельзя было предугадать, как будет на этот раз, поэтому я старалась, чтобы все было, как он любит. Мне хотелось, чтобы у дочери была дружная, счастливая семья. Это для меня самое главное.

– Но сама ты счастлива не была.

– Это была моя жизнь, Эмма-Кейт. Я сама сделала свой выбор.

– Выбрала право терпеть унижения.

Спина у нее напряглась.

– Он ни разу не поднял руку ни на меня, ни на Кэлли, как бы ни злился.

– Ты же прекрасно понимаешь, что унизить человека можно по-разному. И не распуская рук.

При всей настойчивости и серьезности Эмма-Кейт говорила вполголоса, не перекрывая гула голосов. Даже в переполненном ресторане люди могут услышать то, что вовсе не предназначено для их ушей.

– Он тебя всячески уничижал, внушал тебе мысль о твоей незначительности, никчемности. И всеми силами отдалял тебя от тех, кто мог бы вернуть тебе уверенность в себе, дать почувствовать себя цельным и по-настоящему счастливым человеком. И, насколько я могу судить из твоего рассказа, Кэлли тоже была ему нужна, только чтобы держать тебя в узде.

– Наверное, так оно и было. Но теперь его нет, и все это в прошлом.

– А в противном случае ты бы оставалась с ним? Так дальше и жила бы?

Шелби нахмурила брови и провела пальцем по ободку бокала.

– Я думала о разводе. Это был бы первый развод в нашей семье, и это меня останавливало. Но мысли такие появлялись, особенно когда он отправился в эту свою последнюю поездку. Предполагалось, что мы поедем втроем, это будет семейный отдых. Несколько дней в теплых краях. Но потом Кэлли заболела, и вопрос о нашей с ней поездке отпал. А он все равно уехал. Бросил нас в этом ужасном доме на следующий день после Рождества, в новом для меня районе, где у меня ни одной знакомой души, а дочь лежала с температурой!

Теперь она подняла глаза. В них плескался затаенный гнев.

– Он с ней даже не простился – дескать, чтобы не заразиться, вот его слова. И я подумала: он ее не любит. Одно дело – не любит меня, ладно, тут я могу смириться. Но он не любит нашу дочь! Своего ребенка. А она ведь заслужила, чтобы родной отец относился к ней тепло. Любой ребенок этого заслуживает. Тогда я стала думать о разводе, но денег на адвоката у меня не было. И я подумала, у него денег так много, что он вполне может согласиться на развод и оплатить его. Но что, если он заберет у меня Кэлли? Я все думала и думала, что мне делать, как мне от него освободиться, и тут явилась полиция. Сказали, что произошел несчастный случай, там, в Южной Каролине. Мол, яхта перевернулась, и Ричард пропал.

Теперь Шелби взяла бокал в руку.

– Он подал сигнал SOS, передал, что у него течь и лодка наполняется водой. И что двигатель заглох. С ним говорили, взяли у него – как это называется? – координаты. Выслали спасательный катер, но он больше на связь не вышел.

Яхту нашли, она действительно потерпела крушение. Его искали. Почти неделю. Обнаружили какие-то из его вещей. Штормовку, всю изодранную. Один ботинок. Второй не нашли. Спасательный жилет тоже нашли. Сказали, лодка опрокинулась, его смыло, и он, скорее всего, утонул. Так что о разводе думать мне уже не пришлось.

– Если ты из-за этого чувствуешь себя виноватой, ты просто дура.

– Я уже не чувствую себя виноватой.

– Но это ведь не все, да?

– Далеко не все, но можем мы сегодня на этом остановиться? Хватит, наверное, для одного раза-то? – Шелби подалась вперед и схватила Эмму-Кейт за руку, живой контакт был ей сейчас необходим. – Прости, что обидела тебя. И прости, что у меня не достало сил отстаивать то, что я считала правильным. Господи, в горле совсем пересохло. – Она оглянулась в поисках официантки, потом порывисто поднялась. – Погоди-ка!

Шелби рванулась через зал, мимо столиков, торопясь через толпу пробиться к стойке бара. Эмма-Кейт поспешила за ней.

– Тебе нехорошо? Туалеты не там.

– Нет. Мне показалось, я кое-кого увидела.

– В «Вечер крылышек» здесь кого только не увидишь!

– Нет, кое-кого из Филадельфии. Этого частного сыщика, который приходил и допытывался про Ричарда.

– Частный сыщик? Это что-то новенькое.

– Нет, не может быть, чтобы он. Показалось, наверное. Все из-за того, что я столько говорю о Ричарде, столько думаю обо всем этом! Сейчас не хочу больше ни о чем думать. Хочу выкинуть это все из головы. Хватит!

– Ладно.

– Мы можем поговорить о чем-нибудь другом? Хоть о Мелоди с Джолин, мне все равно. Главное – о другом.

– Бонни-Джо Фарнсворт подала на развод. Еще и двух лет нет, как вышла за Леса Уикета. Свадьба была – о-го-го!

– Я слышала. Она вроде опять сошлась с Бойдом Кэттери, и они уже во Флориде, где, наверное, варят дурь вместе с его двоюродными.

– Ты, я вижу, уже входишь в курс наших дел. Пойдем сядем. Я не за рулем, и я бы еще пива выпила.

Шелби с благодарностью последовала за подругой.

– Тебе хорошо, ты рядом живешь.

– У нас квартира в доме, где «Гора самоцветов». Я запарковала машину и дошла пешком. Дай-ка я официантку поищу. О черт!

– Что такое?

– Да Мэтт с Гриффом заявились. Спалилась. Предполагалось, что, если я не захочу, чтобы он пришел и дал мне повод отвалить, то я кину ему эсэмэску. А поскольку я этого не сделала, придется теперь терпеть их компанию. И не удастся мне больше ничего из тебя вытянуть.

– Тебя устроит, если я скажу, что я никому столько не рассказывала, сколько тебе, разве что бабушке?

– Пока устроит. – Эмма-Кейт улыбнулась и помахала рукой.

– Твой Мэтт симпатяга.

– А то! И руки золотые.

Шелби хохотнула, а Мэтт стал пробираться к ним через зал. Своими золотыми руками он подхватил Эмму-Кейт под локти, оторвал от земли и поцеловал.