Шотландская любовь - Карен Рэнни

Фергус не знал доподлинно, чем в жизни занимался Брюс. В молодости он, конечно, заседал в парламенте и продвинул не один хороший проект. Но когда Шона вышла за него, он был уже староват и очень устал от жизни. Да, ему повезло заполучить в жены Шону Имри, будь он хоть сто раз граф.

Фергус любил сестру, однако это не мешало ему видеть ее недостатки. Она слишком эмоциональна, порывиста и безрассудна. Впрочем, в последнее время ей удалось нащупать в себе деловую жилку, да еще какую. Если бы не это, он бы сейчас не беседовал с американкой, у которой не только чудовищный акцент, но и которая с нескрываемым высокомерием игнорирует окружающих.

Главным образом тех окружающих, у которых нет титула.

А что до обязанностей лэрда, они в основном церемониальные. Некогда лэрд отвечал за благополучие клана. Если кто-то из его предков оказался бы в таких обстоятельствах, как он сейчас, то этот предок с радостью прибегнул бы к угону скота как средству спасения.

Фергус поразился: он с гораздо большим удовольствием согласился бы стать грабителем, нежели продать Гэрлох.

Кто-то приготовил изумительный ужин, и он намеревался насладиться трапезой вне зависимости от компании и того факта, что женщина, которую он некогда любил, притворяется, что знать его не знает и что никогда не целовала его и никогда не смотрела на него с любовью.

– Шона, у нас новая кухарка? – осведомился Фергус, как только возникла небольшая пауза в бесконечном рассказе Мириам о тяготах пути из Америки в Лондон и из Лондона в Гэрлох.

На другом конце стола повисло неловкое молчание.

Шона кивнула и взглядом дала ему понять: при посторонних ему не следовало бы задавать подобных вопросов. Да какое, к черту, ему дело до этих американцев? Он в любом случае не намерен продавать замок. Они вполне смогут прожить и так, просто нужно будет какое-то время на всем экономить. Однако Шона невероятно упряма. Если уж вобьет себе что-то в голову, сам Господь Бог эту мысль из ее головы не выбьет.

Шоне в пору замужества не пришлось много времени провести в свете, но уж распознать катастрофу в лицо она могла без труда. Мистер Лофтус прямо-таки отказывался поддерживать разговор, а когда она попыталась что-то спросить у гиганта, американец тут же ее оборвал:

– Хельмут почти не говорит по-английски, графиня. Он немец.

А она по-немецки не знала ни слова.

Мириам переоделась к ужину. Шона не сомневалась, что большая часть чемоданов, которые великан втащил наверх, забита ее нарядами. Интересно, как долго они планируют пробыть здесь? Собирается ли мистер Лофтус предложить свою цену за Гэрлох и остаться в замке? Или же он вернется в Нью-Йорк? Или, хуже того, он намерен прожить здесь несколько недель, чтобы как следует «присмотреться» к Шотландии?

Нет, лучше уж думать о платье Мириам из бирюзового шелка. Наряд обнажал ее плечи и большую часть груди – неподобающе глубокое декольте для ужина в уединенном шотландском замке.

Все внимание Мириам было направлено на Фергуса, на лице которого время от времени появлялось выражение муки. Конечно, кроме Шоны, никто этого заметить не мог. Брат являл собой образчик хороших манер: отвечал на вопросы, передавал блюда, подливал вино.

Слава Богу, американцы не возражали против ужина а-ля русс, без лакеев и служанок.

Чем же болен мистер Лофтус, если ему требуется постоянное присутствие сиделки? Шона обменялась взглядами со светловолосой Элизабет: любопытство встретилось с любопытством. Если бы Элизабет не сидела по другую сторону от мистера Лофтуса, Шона могла бы с ней поговорить, но когда сиделка не была занята своим пациентом, ее занимала беседой Хелен.

Мистер Лофтус сосредоточился на ужине. Когда он не ел, он пил, и наоборот. Хельмут налил ему уже три бокала виски, а ужин был еще далек от окончания.

То ли потому что Шона страшно проголодалась, то ли потому что их новая кухарка оказалась весьма талантлива, ужин удался на славу. Шона подозревала, что роль сыграли оба факта.

– Когда вы потеряли мужа, графиня? – спросил мистер Лофтус.

Шона ответила тихо, но голос ее дрожал от эмоций:

– Чуть больше двух лет назад, сэр.

– Скоропостижная кончина?

Меньше всего на свете ей хотелось обсуждать с ними Брюса, но Шона выдавила улыбку и ответила. Может быть, правда отобьет у него охоту продолжать расспросы.

– Мой муж довольно долго болел, – проговорила она, глядя в тарелку.

– Бог не обидел вас внешностью.

Шона вздрогнула и встретилась с ним взглядом. Мистер Лофтус поглядывал на нее поверх бокала.

Святая Гертруда. Он что, интересуется ею?

Фергус закашлялся, но она не рискнула на него посмотреть. Ее брат и так изо всех сил сдерживает смех. А Хелен? Хелен выглядела настолько же шокированной, насколько Шона себя чувствовала.

– Спасибо, – ответила Шона.

– Вы не планируете больше выходить замуж?

Шона покачала головой, старательно глядя в бокал с вином. Интересно, если она осушит его залпом, – она сразу захмелеет или нет? Славно было бы провести остаток вечера с затуманенным сознанием. Так ей легче было бы вытерпеть американцев.

– А вы женаты, мистер Лофтус? – спросила Хелен, сияя улыбкой, будто понятия не имела, что подобный вопрос вульгарен и в любой другой компании его сочли бы непростительно грубым.

Американцы, однако, оказались очень прямолинейными людьми, и ужин с ними с самого начала пошел по-другому.

– Я уже много лет как овдовел, мэм, – ответил мистер Лофтус.

– Прошу вас, зовите меня просто Хелен.

Еще одно грубейшее нарушение этикета, которое американец, кажется, не заметил.

Может, и ей на время их визита стоит забыть о правилах приличия? Если так, то она с чистой совестью готова встать, швырнуть салфетку на стул и отправиться прямиком в свою комнату. Пожалуй, она бы так и поступила, если б ей не нужно было продать Гэрлох. Нет, видимо, ей придется остаться на месте до конца, как королеве на шахматной доске.

Господи, спасибо тебе за Хелен!

В этот самый момент Хелен улыбалась мистеру Лофтусу, не скрывая, против обыкновения, зубов, – от проявления такого искреннего расположения мистер Лофтус даже поставил виски на стол и тоже улыбнулся в ответ. Впрочем, он смотрел не столько любезно, сколько ошарашено, как человек, удивленный чьим-то чудачеством.

– Моя мама была невероятно красива, – объявила Мириам, глядя прямо на Хелен.

Даже самый деликатный и щедрый на комплименты человек не назвал бы Хелен красивой, но ее отличала удивительная доброта, а это качество гораздо важнее привлекательной внешности.