Развод. Тот, кто меня предал (СИ) - Даша Черничная

Мирон отстраняется первым, упирается своим лбом в мой.

— Тебе нужно согреться, — произносит хрипло, аккуратно сажает меня на пуф и уходит в ванную.

Не знаю, почему он останавливается. Не верит мне? Сомневается в том, что я действительно желаю его? Думает, что я в самом деле сошла с ума?

Я сижу на пуфе какое-то время, успокаивая бешено стучащее сердце, договариваясь с ним о примирении, а потом тихонько поднимаюсь и по стеночке иду в ванную.

В дверях останавливаюсь и замираю.

Мирон, сидя на бортике ванной, расфокусированно смотрит в пол и трогает свои губы. Он полностью дезориентирован. Из ванной едва не выливается вода, а он даже не замечает этого.

Поднимает руку и кончиками пальцев касается кожи, которую я целовала, а после уголки его губ приподнимаются в улыбке.

Неожиданно я понимаю одну простую истину: я справлюсь без Мирона, обязательно справлюсь. Выживу, буду счастлива. Но без него я делать это не хочу.

Глава 23. Ничего необычного

— Где та женщина, которая приходила к тебе домой и готовила еду? — недовольно бурчу я, заглядывая в пустой холодильник.

Вернее нет, не так. Холодильник не пустой. В нем мясо, рыба, фрукты и овощи, молочка. В целом можно даже сказать, что он забит. Проблема в том, что там нет одного — готовой к употреблению пищи.

— Скоро почти две недели, как ты живешь тут, и не запомнила имена персонала? — Мирон, оторвавшись от ноутбука, смотрит на меня исподлобья.

— А ты знакомил нас? — спрашиваю удивленно.

Что-то припоминаю… Или нет. Ничего не помню. Но тут определенно кто-то был, раз еда все время появлялась в холодильнике. Я помню, что вдоль и поперек изучила гостиную, потому что провела в ней все свое время. Я знаю количество паркетин на полу, количество углов и картин, но не помню имен и лиц. Все мои мысли были далеки от реальности, поэтому неплохо бы сделать мне скидку.

— Да, Рита, я познакомил тебя с Василисой Викторовной, — Мир поджимает губы.

Ну вот, снова недоволен мною.

— Ага. Так и когда придет Василиса Викторовна?

— Василиса не придет. Я отправил ее в отпуск, — отвечает Мирон и возвращается к работе.

Упорно делает вид, что меня нет. Мы молчим. Я гипнотизирую взглядом его, а он гипнотизирует монитор ноутбука.

— Я хочу есть. — Знаю, что веду себя капризно, как маленький ребенок.

— Хочешь есть — приготовь. Помнится, еще совсем недавно ты прекрасно справлялась с этим.

— Не хочу готовить, — фыркаю я, беру из холодильника йогурт, захлопываю дверцу и прыгаю на одной ноге к стулу.

Да, я так и не расходила ногу. Откровенно говоря, я ничего не сделала, чтобы начать хоть немного нормально ходить. Оглядываюсь по сторонам в поисках того, что мне нужно.

— Куда ты дел мои костыли?

— Выкинул, — даже не оторвался от ноутбука, засранец.

— И как прикажешь мне передвигаться? — верчу в руках бутылку йогурта, которую не в состоянии открыть сама, потому что поврежденная рука тоже нуждается в разработке, а я ее игнорирую.

— У тебя для этого есть ноги, — просто-таки арктический холод в интонации.

— Козел, — бурчу я и снова принимаюсь мучать бутылку, пытаясь открыть ее одной рукой.

— Обожаю, когда ты такая милая, — наконец-то поднимает голову и улыбается мне наигранно. Аж плюнуть в лицо захотелось.

Так и не сумев открыть бутылку с йогуртом, отставляю ее и, театрально вздохнув, подпираю подбородок кулаком. Смотрю в окно, за которым все белым-бело. Начавшийся вчера снегопад наконец закончился, и теперь глаза слепит от этой белой картины.

Вчера вечером, после того как Мирон набрал для меня ванну, я искупалась, а затем просто отправилась спать, стараясь не анализировать наш поцелуй. Было — и было.

По моему мужу также было видно, что он не особо терзает себя мыслями на этот счет. Мне на какое-то время подумалось: а может, у меня окончательно поехала крыша и все привиделось?

Хотя это маловероятно. То ли подействовали транквилизаторы, то ли работа с психотерапевтом, то ли влияние Мирона оказалось слишком сильным, но теней больше не было.

Просто однажды я открыла глаза и поняла, что за мной больше никто не следит. Вздыхаю и даже выдавливаю натянутую улыбку.

— В холодильнике курица, — вырывает меня из размышлений голос Мирона.

— И? — поднимаю брови удивленно.

— Приготовь из нее что-нибудь, — говорит как ни в чем не бывало мой бывший муж.

— Зачем? — мои брови по прежнему где-то на середине лба.

Мирон откидывается в кресле, рассматривает меня. Совершенно спокойно, без какого-либо намека на интерес.

— Ты голодна, я голоден — значит, надо поесть. Тем более что открыть йогурт у тебя не получилось.

Сученыш. Уголок его рта дергается. Вижу, что он сдерживает ехидную улыбку, но я, сцепив зубы, молчу. Так, вдох-выдох. Считаем до десяти: один, два, три, четыре, пять…

— Тебе надо, ты и готовь! — выпаливаю, так и не добив до десятки.

— Я работаю, Рита, — произносит Мир снисходительно. — У меня на носу важный тендер, а ты прохлаждаешься две недели. Раз тебе нечем заняться, приготовь обед.

— Эй! — что за вздорная наглость! — Я вообще-то очень занята!

— Чем? Тем, что пытаешься взглядом дырку в стене проделать?

Я ахаю, от шока даже пальцами раскрытый рот прикрываю.

— Давай, Кудряха, начинай шуршать. Никто не придет сюда, чтобы приготовить тебе ужин. И даже не начинай разговор о доставке из ресторана. Видела, как дороги замело? Сюда попросту никто не доедет.

Интересно, он слышит, как я скриплю зубами от злости и досады?!

— Тебе меня совсем не жаль! — выплевываю, хотя понимаю, что этой толстокожей сволочи все нипочем.

— Пожалуешься на меня психотерапевту, — и все, он снова отворачивается, будто меня нет.

Я злюсь, закипаю, как чайник на плите, и практически начинаю свистеть. С психами отодвигаю стул и слезаю с него, ковыляю к холодильнику, достаю оттуда курицу, швыряю ее на стол.

Бедная, несчастная птичка не заслужила такого обращения, но этот булыжник уже летит вниз с огромной высоты. Его никак не остановить. Спасайся кто может.

Мою тушку, достаю специи и начинаю мариновать. Делаю все одной рукой, вторую держу как бесполезную культяпку. Откровенно мучаюсь, потому что практически за месяц я отвыкла готовить себе, да и вообще заботиться о собственных нуждах.

Достаю форму для запекания и, подняв курицу за ножку, перекладываю туда.

Неплохо было бы задействовать вторую руку. Да, это было бы идеально. И слишком просто.

Именно поэтому я мучаюсь с одной рукой. Пытаюсь взять в руку тяжелую форму, но она не поддается.