Случай в электричке - Меружан Григорьевич Саркисян

голубой водицей. А тут Паша возьми да подвернись: весь такой чистенький-аккуратненький, одеколоном от него пахнет хорошим, да к тому же лепит и рисует. И родителей не простеньких имеет. Все такие они начитанные, интеллигентные. Может, из аристократов, не знаю, не интересовался. Мне-то, сами понимаете, все одно. Это Дианочка у нас страсть как любит всяких таких и еще непременно побогаче, побогаче...»

...Павел не отрицал участия в деле Алояна, но обозначал его как лицо второстепенное, прямое отношение к делу не имеющее, утверждал, что на его решение заняться подпольным бизнесом жена никакого воздействия не оказывала.

...Диана на допросе старалась держаться уверенно.

— Я выходила замуж за художника, а не за дельца, — заявила она. — Сами прикиньте, какой мне резон было бы менять умелого дельца Алояна на горе-дельца Горина. Я как раз бежала от всяких там подпольных дел, но, на беду, Павел попал под влияние моего бывшего мужа, тайком от меня занял у него крупную сумму денег и, не видя перспектив расплатиться честным способом, пустился на аферы. Я ничего, повторяю, ничего не ведала. Я бы отговорила. Боюсь, что Алоян с умыслом увлекал моего мужа в свои дела, избрав такой способ мести из ревности. Да, да, у меня есть основания так говорить. Смешно искать в этом объяснении какие-либо попытки с моей стороны оправдываться. Ко всему этому галантерейному делу я и рукой не прикоснулась, не то чтобы участвовать, я не из таких, это, по-моему, видно. А уберечь Павла... Но я же говорю, что раньше ничего не знала...

Он виноват, пусть несет наказание по заслугам, мне лишь остается смириться. Что ж, буду нести свой крест. Мне не везет в замужестве. Второй раз так ошибиться, так разочароваться... — Диана даже умудрилась извлечь из себя слезу. Да, лучше всего у этой женщины получалось прикидываться.

...Через несколько дней Павлу дали прочесть показания жены: Ольховиков решил, что так будет правильнее.

— Бедная, бедная девочка, — горько усмехнулся Павел, — второй раз так крупно ошиблась, так горько разочаровалась. Спасибо тебе за все, Диана...

Случай в электричке

Крупная овчарка с черными лоснящимися боками и рыжей грудью резвилась на тихой дачной улице, радуясь недавно выпавшему пушистому снегу. Пес то мордой закапывался в сугроб так, что видны были только уши, то принимался кувыркаться, вызывая добродушные укоры пожилого хозяина:

— Харви! Ну что ты как дитя малое? Угомонись, сколько можно?

Харви, отлично зная, что хозяин ворчит понарошку, еще больше разошелся и с громким задорным лаем умчался вперед, туда, где улочка заканчивалась оврагом, заросшим краснотальником.

Через минуту-другую раздался надрывно-тревожный собачий лай.

Было ясно: внизу что-то произошло. Неуклюже спустившись в овраг, хозяин увидел припорошенное снегом человеческое тело. Подошел ближе — женщина. Пес принялся лизать ее окровавленное лицо. Стало быть — жива!

Не раздумывая скинув полушубок, хозяин укрыл женщину и побежал за помощью. Однако прошел, по крайней мере, час, пока удалось известить милицию.

На место происшествия выехала оперативная группа во главе с дежурным следователем прокуратуры. Пострадавшая была взята машиной «скорой помощи». У девушки оказалось ножевое ранение в спину и множественные порезы рук и лица. Осмотр оврага, где была найдена пострадавшая, сначала не дал ключа к раскрытию преступления, поскольку выпал обильный снег. Похоже, что в овраг, до появления там собаки и ее хозяина, никто не спускался. По кромке обрыва пролегала пешеходная дорожка, ее тоже замело, правда не сильно. Удалось разглядеть, что до метели по дорожке проехали нагруженные сани. На обрыве след саней прерывался. Можно было предположить, что женщину привезли откуда-то, сбросили в овраг, а сани обратно унесли на руках. Явно заранее обдуманное сокрытие следов преступления. Осмотр близлежащих дач ничего не дал. Установили: пострадавшую зовут Валентиной Чернышевой, она студентка. Ее родители утром того же дня заявили в милицию, что их дочь не вернулась домой.

Из рассказа выяснилось, что обычно дочь после лекций и занятий в читальном зале возвращалась электричкой 23.15. В Наро-Фоминск, где Валентину встречали отец или брат, она прибывала в 24.20. Почему, зачем девушка сошла на другой станции в такое позднее время, никто из ее родных и знакомых не знал и предположить не мог.

Следователем по делу Валентины Чернышевой районная прокуратура назначила Татьяну Ивановну Ломакову.

Ломакова еще раз съездила на место происшествия, побывала в овраге, обошла его по пешеходной тропке. Поселок утопал в снегу, однако на некоторых дачах люди жили постоянно. Но, к сожалению, никто из них ничего не видел.

Медицинская экспертиза установила, что на руках и на лице Чернышевой имелись порезы от осколков стекла. Можно было предположить, что порезы возникли, когда Чернышева выбросилась (или ее выбросили) из окна какой-то дачи. Характерные повреждения одежды потерпевшей наводили на мысль о попытке изнасилования.

Татьяна Ивановна дала работникам РОВД поручение выяснить: не было ли в день происшествия разбито окно на какой-либо даче, не приобретались ли за это время в местных хозяйственных магазинах или на базе стройматериалов стекла, не нанимал ли кто местных стекольщиков вставлять окна?

Была и вторая версия — электричка. Та, что отходит из Москвы в 23.15. По читательскому абонементу в институте, где училась Чернышева, не составило труда установить, что накануне она, как обычно, занималась в библиотеке до десяти вечера. Это подтверждали и читатели, знавшие ее, и работники библиотеки.

Ломакова отправилась в линейное отделение милиции московского вокзала. Начальник отделения вызвал оперуполномоченного Долгушина.

— Лейтенант Долгушин по вашему приказанию явился, — четко, по-военному отрапортовал, войдя в кабинет начальника, невысокий, кряжистый парень, с широким, слегка приплюснутым носом на круглом лице и ярко-голубыми глазами.

— Вот товарищ следователь просил помочь, — сказал начальник и, сославшись на занятость, вышел из кабинета.

Ломакова и Долгушин были ровесники.

— Давно служите? — спросила она.

— Полгода. — Долгушин застенчиво улыбнулся. — Как говорится, еще салага.

— Я тоже, можно считать, салага! — сказала Ломакова и засмеялась. — В прошлом году университет окончила. Так что прошу помощи.

— Чем могу служить? — став серьезным, насупил белесые брови Долгушин.

Ломакова объяснила, что одной ей, вероятно, не разобраться, почему девушка сошла не на своей станции, кто ее зазвал в дачный поселок (в такой поздний час!), не было ли совершено на нее нападение в вагоне и не сопровождал ли ее кто-либо из Москвы?

— Только бы вам, Петр Петрович, — сказала Ломакова, — не показалась ваша задача бессмысленной.