Роман с пивом - Микко Римминен

— То есть можно сказать, что вечереет?

— Скорее дневает, — сказал Жира. — Или клонится к вечеру. Солнце его жизни медленно клонилось к закату.

— Мне снилось что-то ужасное, но уже там во сне я понял, что это какой-то бред и что рассказать его я никогда никому не смогу. То есть вам я сейчас уже рассказываю, но больше никому не буду, эх-нах, я, по-моему, все еще где-то в дебрях.

— Очень так по-городскому, — сказал Жира.

— Ах да, там во сне был такой момент, что эти мудилы затащили куда-то Хеннинена и угрожали ему ужасными овощами-мутантами или даже мутантами-овощами. Но может, и правда это была только угроза, и до тяжелого рукоприкладства дело не дошло, тут уж не знаю. Но сон, в общем, был приблизительно такой.

— По крайней мере, не вещий, — сказал Хеннинен.

— Ну, этого мы не знаем. Хотя постой. Какого хрена ты тут делаешь? Я что, так долго спал?

— Приди в себя, дорогой, — сказал Жира, и голос его звучал так, словно он кого-то уже оплакивал, хотя, конечно, женских забот у него накопилось, мама не горюй.

Хеннинен рассказал свою историю, но, в сущности, рассказывать было нечего, так, на абзацик, может, и наберется. В общем, полицейские запихали Хеннинена в машину и поехали в сторону ближайшего участка, но через пару кварталов вдруг завернули на заправку, остановились и сказали, типа, посиди тут на жопе и подумай, в какое место стоит ее употреблять, и ушли пить кофе минут этак на пятнадцать, что, по меркам Хеннинена, было ужасно долго, он и так уже к этому времени был на взводе от всего случившегося и неслучившегося за день, а потом они вернулись и просто отпустили его, сказали, мол, не хотим из-за какой-то вонючей дерьмовой шутки портить себе рабочее настроение, а потом еще добавили в качестве напутствия, что, типа, в следующий раз будут воспитывать с помощью подручных средств.

— Потом они уехали, а я остался стоять на дороге, как придурок. Потом купил себе пива и потопал обратно сюда.

— Шалава, — очнулся Маршал, — откуда ж у тебя деньги?

— Смотри-ка, спит-спит, а денежки считает, — сказал Хеннинен. — У меня сдача осталось с прошлой покупки.

— Какой покупки? — переспросил Маршал и снял из уголка глаза большой гнойный комок, который потом никак не хотел стряхиваться с пальца, так что в конце концов пришлось просто вытереть руку о траву.

— Ну той, последней, когда мы сидр покупали, — сказал Хеннинен. — Кстати, коли уж заговорили о сидре, то не пора ли нам его выпить, если вы, конечно, не выпили тут все без меня.

— Это были мои деньги, — вздохнул Маршал.

— Все хорошо, что хорошо кончается, — сказал Жира.

— Почему-то мне кажется, что ты уже целый день это повторяешь, — сказал Хеннинен, — или даже целое лето.

— Да, что-то такое знакомое, — кивнул Маршал.

— Ну, я не знаю.

— То есть вы оба, по-моему, это уже говорили.

— Мы же твои друзья, — сказал Жира и полез за пакетом. — Никуда твой сидр не делся.

— Тогда доставай, — обрадовался Хеннинен.

— Может, у меня день сегодня хороший, — сказал Жира и развел руками. Потом достал бутылку и протянул ее Хеннинену. — Да и вообще, я человек положительный.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Мршал.

— Ты уже, наверное, забыл, а мы говорили о том, что все хорошо, что хорошо кончается. Ну так вот я и стал развивать тему и сказал, что я человек положительный, только, нах, такое размусоливание убьет, на фиг, любую идею, и вообще мне стало вдруг плохо и тоскливо.

— Может, мы, это, куданить двинемся, а? — спросил Маршал. — А то чёт засиделись уже в одном положении.

— Дануна, — сказал Хеннинен и открыл поллитровую бутылку сидра.

— Может, я, конечно, и повторяюсь, но мне по-прежнему видится важной идея сыграть в кости, — сказал Жира. — То есть хочу сказать, что мы как-то о ней позабыли. То есть ну что надо двигаться дальше, в том смысле, что теперь, мне кажется, игра была бы уместной, как никогда, особенно в свете всех последних событий, и поэтому, мне кажется, было бы хорошо задуматься о чем-нибудь постороннем.

— Я тоже сейчас как никогда нуждаюсь в любви.

— Размечтались! — сказал Маршал.

— Прямо-таки удивительная эта бутылка сидра, — сказал Хеннинен, задумчиво открывая и закрывая пробку. — И очень практичная, такую без труда можно взять с собой в дорогу, например, в трамвай.

— Гм, — промычал Жира.

— Да ну вас к черту. В общем, я хотел сказать, что неплохо бы поехать куда-нибудь, хотя бы на трамвае прокатиться по городу.

— Вот те на, — пробормотал Маршал. — Завидная живость!

— Вообще-то я подумал, что неплохо бы отправиться в центр, может, там я встречу свою любовь.

— Просто я уже целую неделю никуда не выезжал.

— А как же кости? — спросил Жира.

— Так давайте поедем в город, чтобы там поиграть в кости, — предложил Хеннинен. — Будем же хоть раз в жизни смелыми и непредвзятыми.

— Может, и правда поедем в город по делам?

— Прошу заметить, что мое состояние все еще невменяемое, я еще не отошел после сна.

— Сыграем в кости, а там, глядишь, и любовь подоспеет.

— Да что вы, я в общем-то не против, — сказал Маршал. — К тому же что-то всегда лучше, чем ничего. То есть я, конечно, не хотел сказать, что здесь у нас совсем ничего, вот черт, снова все запутывается на фиг, была бы, в самом деле, какая-то стоящая проблема. Пожалуй, лучше я скажу так, все, что не делается, все к лучшему. Поехали.

— Поехали, поехали, — проговорил Жира, о чем-то серьезно задумавшись. Потом вдруг добавил: — Твою мать!

— Ну, не так уж все сложно, — сказал Хеннинен.

— Так уж, помяни мое слово. Не хватает только зловещего смеха в поднебесье.

— Небось уже нарисовал в голове всякие ужасы, — сказал Маршал.

— Нарисовал, — разозлился Жира, — тебе-то что!

Таким образом, все было довольно быстро решено, согласие найдено и можно было отправляться в дорогу. Правда, конечности затекли от долгого лежания на земле, да и вообще состояние было помятое, но подняться все же удалось. Пиво и сидр свое отработали, и все пустые бутылки поместились в один пакет. Пакет поручили Жире.

— Только я одного не понимаю, — сказал Маршал.

— Чего? — спросил Жира и замер на месте: он, наверное, не мог разговаривать и двигаться одновременно.

— В общем счете совсем ничего.

Потом подергали ногами, потрясли одежду, словно готовились к забегу на дальнюю дистанцию. Солнце застряло на крыше одного из домов, как будто кто-то забыл хорошенько смазать его колею, в небе осталось два неясных горизонтальных столбца. Пошли вперед через лужайку к воротам, потом как-то даже слишком поспешно вдоль по улице, машин совсем не было, зато были люди — медлительные существа с расплывчатыми очертаниями, которые по какой-то причине казались более четкими, если смотреть на них со стороны, между ними пробрались к дороге и вскоре перешли на другую сторону, там за домами находилась пожарная станция, со двора которой доносился топот и шелест, потом хлопнула дверь, и заурчал какой-то мотор, однако все эти звуки никак не отражались на прикрепленном к стене шумоизмерителе, он вообще жил в каком-то своем ритме и временами скакал сам по себе, без каких-то видимых причин, хотя в данном случае скорее слышимых.

— Ловим трамвай, — сказал Хеннинен, но в ответ ничего подходящего не придумалось.

И как-то так случилось, что, несмотря на некоторую заторможенность и нестройность в рядах, все по-прежнему шли вперед, и шаг этот был настолько естественен и привычен, что грех было бы упустить такую возможность и не притормозить немного отдельной частью себя, не взглянуть на всех всевидящим оком рассказчика, этакой камерой слежения, и взгляду открылась картина, на которой незабвенная троица шла навстречу заходящему солнцу, и трамвайной остановке, и лучшему будущему где-то там, в центре, и в тройственности этой было некое единство, уходящее с каждым шагом все дальше и дальше, так что в какой-то момент стало просто жизненно необходимо опереться на личное местоимение, пока они все еще маячили вдалеке, но вот уже они скрылись за поворотом, и тут же с головой накрыла тоска, и не было иного выхода, кроме как ринуться следом.

~~~

Под козырьком остановки кишмя кишели пузатые деревенские мужики и бабы парами, похоже, что у них здесь было что-то вроде сборища. Когда подошел трамвай, все они, не разобравшись, полезли внутрь, пока кто-то из них не закричал, что это не тот трамвай, и тогда они стали с трудом выкатываться наружу. Маршалу, Жире и Хеннинену чудом удалось протиснуться сквозь толпу внутрь вагона, пришлось все время извиняться.

Внутри было просторно, этот маршрут шел не через самый центр, а потому здесь всегда было спокойнее. В кабинке водителя сидел, сгорбившись в три погибели, белобородый сухой старикашка, с таким видом, словно всю жизнь свою колесил по этому маршруту без единого перерыва на кофе.