Мизерере - Жан-Кристоф Гранже

Новость быстро расползлась по базару, ее нашептали ему другие нарики. Это могло оказаться правдой. Воло отправился в больницу и нашел там девушку. После трепанации черепа. Половина головы была выбрита. Когда он вошел в палату, она его не узнала. И тогда у него возникло убеждение: ей удалили ту половину мозга, которая была связана с ним. Так что для нее его больше не существует. Когда он стоял в залитом солнцем коридоре, по-настоящему его мучил другой вопрос: для кого же он действительно существует?

Другие воспоминания.

О других мерзостях.

Париж. Бесконечное ожидание дилера. В конце концов Воло бросился к нему в студию. Парень якобы был художником. Он застал его без сознания, в конвульсиях. Передоз. Следовало вызвать спасателей, «скорую». Вместо этого Воло перевернул всю комнату в поисках пакетиков с наркотой. Нашел кое-что под паркетом и тут же в ванной укололся. И только тогда пришел в себя. Позвонил в полицию, чтобы прислали подкрепление. Дождался их с пятьюдесятью граммами в кармане, утверждая, что умирающий — его информатор.

Нарки. Вечно они пытаются выглядеть нормальными, любезными, открытыми. Притворяются общительными, улыбчивыми, любознательными. Всеми силами они стараются убедить окружающих, что у них есть связь с миром. Но все это сплошная ложь. Порывы наркомана никогда далеко не заходят. Его вопросы, рассуждения никогда не преодолевают невидимую преграду — наркоту. Есть она или нет. Только это имеет значение. Ему самому случалось спать с девушками, торговавшими порошком. Льстить богатеньким придуркам, потому что те устраивали вечеринки с наркотиками. Воровать у задержанных, у дилеров, у дружков.

Дерьмо.

Волокин рухнул в проход между стеллажами. Сильнейшая судорога согнула его пополам. Он думал, его сейчас вывернет наизнанку. «Роял Беконом» и всем остальным. Но нет, отпустило. Он встал на колено, чувствуя, как струя желчи обжигает горло, словно напалм.

Он улыбнулся. Словно оскалившийся череп. Без наркоты ему с этим не справиться. Потребность в них у него на клеточном уровне. Думая о своем состоянии, он всегда вспоминал диабетиков. Он в точно таком же положении. Он страдает физиологическим дефицитом. Сама его кровь ущербна, и помочь ему может только наркотик. Разве только черная дыра имеет психологическую основу… Да какая разница? Покой и безмятежность для него — на конце иглы. Разве диабетиков упрекают за то, что они колют себе инсулин? А страдающих депрессией — за то, что принимают антидепрессанты?

Он уцепился за выдвинутые ящики. Сумел подняться на ноги. И несмотря на сотрясавшую его дрожь, дал себе слово. Он не станет ничего принимать, пока не найдет убийцу Гетца. Ребенка — он это знал, он это чувствовал, — который решил отомстить за причиненное ему зло. Он не примет ни грамма, пока не поймает мальчишку. Не затем, чтобы арестовать. Чтобы спасти…

23

Дети-убийцы.

Жестокие, порочные мальчишки-пироманы.

Вооруженные до зубов подростки — серийные убийцы.

Вот уже второй час, как Касдан сидел перед экраном.

Факты проходили у него перед глазами, отпечатываясь в мозгу.

2004, Анкуртвиль, Сен-Маритим.

Четырнадцатилетний Пьер Фольо застрелил из охотничьего ружья мать, сестру, младшего брата, а затем отца, между убийствами продолжая смотреть «Шрека».

1999, Литтлтон, штат Колорадо.

Эрик Харрис и Дилан Клеболд сеют панику в колледже Колумбина, выпуская по классам очереди из автоматического оружия. Они убили преподавателя и двенадцать студентов, ранили больше двадцати человек, прежде чем покончить с собой, обратив оружие против себя.

1999, Лос-Анджелес.

Пятнадцатилетний Марио Падилла наносит матери 47 ножевых ударов, ему помогает четырнадцатилетний Самуэль Рамирес. Оба — в костюмах убийцы из фильма «Крик».

1993, Ливерпуль.

Одиннадцатилетние Роберт Томпсон и Джон Венейблз зверски избивают трехлетнего Джеймса Балджера кирпичами и железными прутьями. Затем бросают тело на рельсы.

1993, штат Нью-Йорк.

Тринадцатилетний Эрик Смит в общественном парке избивает, а потом душит четырехлетнего Деррика Роби. После чего совершает с телом акт содомии при помощи палки.

1989, Калифорния.

Эрик и Лил Менендесы убивают отца и мать, несколько раз выстрелив им в спину из ружья, в надежде на наследство.

1978, пригород Осера.

Четверо мальчишек от двенадцати до тринадцати лет забрасывают бродягу камнями и оставляют его умирать.

Стоило Касдану сесть за компьютер и набрать «дети-убийцы» — и пошло-поехало. О некоторых случаях он уже слышал, но, поставленные в ряд, они производили впечатление кошмарной вереницы. Ящика Пандоры. Школьники резали друг друга из-за бейсболки. Убивали родителей. Становились насильниками в восемь лет…

Чтобы смягчить жестокость этого списка, Касдан попытался найти им объяснение. Противопоставить ужасу разум. Отгородиться от голых фактов комментариями аналитиков.

Он быстро отыскал в Интернете отчеты психиатров, психологические тесты, экспертизы — в основном на английском, — сумбурные и противоречивые, они никак его не успокоили. Одни толковали о наследственности: мол, существует ген насилия, который предрасполагает к преступлению. Другие искали объяснение в безумии: ребенок-убийца был шизофреником, страдал раздвоением личности. Третьи ссылались на влияние социальной среды и семьи: бедность и насилие толкают к убийству с самых юных лет. Проявления крайней жестокости у детей также пытались объяснить воздействием массовой культуры: телевидение, Интернет, видеоигры.

Одна беда: ни одно из предложенных объяснений не подходило ко всем детям-убийцам. Не существовало их типичного психологического портрета. А это означало, что не было и единого решения. Не считая самого очевидного: человек по природе злой, и, как следствие, «человеческий детеныш» ничем не лучше…

Полпервого ночи Касдан оторвался от экрана. Полный отвращения, подавленный, измученный. Он пошел на кухню сварить кофе. Вернулся в гостиную. Подошел к сводчатому окну под скошенной крышей. С восьмого этажа из его окна открывался прекрасный вид на бульвар Вольтера и церковь Святого Амвросия.

Зазвонил мобильный. Он подумал, это Волокин. Оказалось, Верну.

— Ну? — спросил он нетерпеливо.

— Никто ничего не видел, — заговорил тот. — Мендес делает вскрытие. И я жду первых результатов от службы криминалистического учета. Но пока у нас ни единой зацепки. Надпись сделана языком жертвы, но его брали руками в перчатках. А так ни волоска, ни капельки слюны. Работа профи. И снова этот странный прием с протыканием перепонок. Вам уже известно, что проба на металлизацию в органе слуха Гетца так ничего и не дала?

Касдан не ответил. Верну продолжал говорить. Кажется, убийство Насера выбило его из колеи. Теперь он был готов сотрудничать. Следовало объединить силы против врага, оказавшегося куда опаснее, чем он мог предположить.

Верну повезло лишь в том, что бульвар Малерб находился на его территории. Так что новое дело само свалилось ему в руки. Но непросто будет убедить прокуратору оставить оба расследования судебной полиции. Они так и просятся в уголовку.

Взамен армянин кое-что подкинул Верну, в частности рассказал ему, что кровавая надпись — цитата из «Мизерере». Он просто повторял слова Волокина. Но ни словом не обмолвился ни об исчезновении Танги Визеля, ни о подозрениях насчет педофилии. Этот след он хотел сохранить для себя. Дурацкий он или нет.

— А что с Гетцем? — спросил он в заключение. — Как там политический след?

— Тот тип из посольства еще не вернулся. Я переговорил с аргентинским офицером связи. Но он знать ничего не знает о Чили. Похоже, считает Чили страной дураков.

Касдан подумал о жучках. И едва не проговорился о них Верну. Но вовремя одумался.

— Ты проверил его телефонные счета? — спросил он на всякий случай.

— Как раз проверяю. Но пока ничего интересного.

— А к адвокату Гетц в последнее время не обращался?

— При чем тут адвокат?

— Ну не знаю, — уклонился тот. — Может, чувствовал себя в опасности.

— Мы проверяем все звонки. Но ничего похожего пока не было.

Верну не заговаривал о детях из собора Святого Иоанна. Должно быть, закрутившись, он не успел вызвать семьи в комиссариат. Значит, ему не известно, что армянин снова его обскакал. К тому же на пару с другим легавым, из отдела по защите прав несовершеннолетних.

Касдан отсоединился. Взглянул на часы. Уже час ночи. Сам он не уснет. Сходил на кухню за двумя таблетками ксанакса — все равно что комариный укус для его бычьей шкуры — и снова сел за компьютер.

Гугл. Дети. Война. Петля ужаса затянулась еще туже, когда от отдельных убийств он перешел к массовым. Дети-солдаты в Мозамбике. Дети-людоеды в Либерии. Дети, отрубающие руки в Сьерра-Леоне. Дети-чудовища, обкуренные, обколотые, порочные, безразличные, которые раковой опухолью расползаются по Африке…