Мифы об идеальном человеке. Каверзные моральные дилеммы для самопознания - Майкл Шур

я не хочу принимать твои правила». (Адепты убунту, конечно, сочли бы нелепым предполагать, что нам всем не нужно носить маску; основная функция масок не в том, чтобы обезопасить себя, а в том, чтобы обезопасить других, если мы подхватили вирус. Маска — физическое воплощение убунту.)

Возможно, книгу Скэнлона можно назвать сложной, но его теорию — нет. Она красива и проста. Более того, она настолько проста, что, как сказал мне Скэнлон при встрече[152], его наставник Дерек Парфит даже не счел ее убедительной. Именно Парфит, по праву считающийся самым важным философом за последние 50 лет, уговаривал Скэнлона написать книгу. И когда Скэнлон наконец показал ему свои первые работы по контрактуализму, Парфит ответил: «Тим, это не теория морали. Это описание твоей личности»[153] (философы иногда ведут себя как придурки)[154]. Но я не согласен: я считаю контрактуализм надежным этическим руководством, когда взвешиваю решения и оцениваю свои реакции на решения других. Однако не забывайте, что он дает нам минимальную основу пригодного для жизни общества. Как только мы определим базовый уровень, нам придется приложить больше усилий, если мы на самом деле хотим, чтобы мы и мир вокруг нас стали лучше.

Теперь у нас полный комплект: этика добродетели, деонтология, утилитаризм, контрактуализм, убунту… наш мешок забит под завязку! Однако до сих пор мы задавали простые вопросы: можно ли быть жестоким без причины? Можно ли лгать? Нужно ли возвращать вещи на свои места? Следующие вопросы будут сложнее и более детализированными. Нам понадобятся все теоретические данные, которые мы уже изучили, и куча новых идей, которые мы схватим по пути, и все равно нам будет все труднее находить ответы.

Но я к тому, что мы должны попытаться, правда?

Часть II

В которой мы берем всё, что узнали, и начинаем задавать более сложные вопросы, а также используем всю известную нам информацию, чтобы ответить на эти вопросы, а кроме того, узнаём еще кучу прикольных штук.

Глава 5. Должен ли я войти в горящее здание и попытаться всех спасти?

Когда США вступили во Вторую мировую войну, Джеку Лукасу было тринадцать лет[155]. Через два года он солгал насчет своего возраста, подделал подпись матери и был зачислен в морскую пехоту, в то самое подразделение, которое высадилось на Иводзиму в 1945 г. Не прошло и недели после того, как ему исполнилось семнадцать, он был в траншее, рядом с которой упали две гранаты. Поскольку Джек был единственным, кто их видел, он оттолкнул товарищей, прыгнул на одну гранату, а вторую подтащил под себя. Взрывами его подбросило в воздух, после чего он приземлился на спину и остался умирать. Хотя в его теле застряло 250 осколков, он не погиб. В конце концов он поправился и получил орден Почета за храбрость[156], [157].

Какой бы удивительной и доблестной ни была эта история, рассказы о военном героизме действуют на нас… не особенно сильно. Солдаты, проявляющие необычайную отвагу, не кажутся нам обычными людьми. Хотя часто они и есть обычные люди, оказавшиеся в невозможных ситуациях, и мы представить себе не можем, что окажемся в подобных условиях. Но наверняка мы видели другие истории, о людях, похожих на нас, и они поступали как герои в ситуациях, которые постоянно происходят в нашей жизни: они прыгают на рельсы в метро, чтобы спасти того, кто упал, или бегут по шоссе, опережая машины в пробке, чтобы спасти упрямую черепашку, пытающуюся пересечь автостраду. Такие истории мы переживаем дольше, и они сильнее отзываются в нас, потому что ближе к нашему личному опыту. Мы спрашиваем себя, смогли бы мы поступить так же. А втайне думаем: «Боже, я так рада, что это сделала другая женщина, ведь я ни за что не стану рисковать своей жизнью из-за какой-то тупой черепахи, не умеющей ориентироваться в пространстве». И в этот момент мы чувствуем себя немного неловко, потому что знаем: мы не такие храбрые. А потом в конце концов мы обо всем этом забываем и смотрим видео на YouTube, как какой-то подросток во время карантина соорудил у себя дома штуковину в духе Руба Голдберга[158], [159].

Отчасти чудо человеческого бытия заключается в том, что мы знаем о необыкновенных добродетелях, на которые способны другие. Мы слышим истории о храбрых владельцах магазинов во время бомбежек 1940 г. в Лондоне, которые с гордо поднятой головой шли через руины открывать свои магазины. Мы смотрим видео, где неизвестный на площади Тяньаньмэнь один противостоит танку. Мы читаем о женщинах, которые, рискуя карьерой и психическим здоровьем, разоблачают ужасающие факты насилия, чтобы предотвратить подобное обращение с другими. Итак, мы знаем, что все это возможно, тот уровень мужества, храбрости, стойкости, великодушия и сочувствия реально достижим. Но ведь так же реально пробежать милю за четыре минуты и без страховки в одиночку залезть на скалу. Большинство из нас, к счастью, никогда не окажутся в такой ситуации. Большинству даже не придется решать, спасать ли черепаху на автостраде. Но если мы хотим стать лучше, нужно все-таки хотя бы в теории понимать, как реагировать в экстремальных ситуациях, если они возникнут. Более того, нам нужно знать, должны ли мы, будучи хорошими людьми, поступать так, как эти герои. Понимание пределов необходимого уровня добродетели — своего рода Полярная звезда, указывающая нам путь: насколько хорошо нужно поступать с практической точки зрения, прежде чем мы достигнем своей цели — стать лучше? Какие человеческие поступки определяют необходимый уровень добра, а какие из серии «Невероятно, что вы это сделали, но раз я не сделал того же, неужели меня можно считать плохим?» Не может быть, что, если мы не бросились в горящее здание всех спасать, мы сразу стали хуже, так ведь? Кстати, в шутку я назвал бы эту книгу «Чтобы быть хорошим человеком, не нужно быть совершенным, правда?».

…Правда?!

Нравственное совершенство: причинно-следственные связи

Если мы начинающие кантианцы, мы вроде бы знаем ответ: наши действия в некотором смысле должны быть «совершенными». Кантовская деонтология