Приют для беглянки (СИ) - Бальс Лора

Ирма была убеждена, что её история может стать одним из тех маленьких шагов, которые, накопившись, со временем помогут изменить ситуацию.

И Майя согласилась. Частично из признательности — Ирма, да и все Дробышевские ведь столько для неё делали, даже не заговаривая при этом об оплате и не требуя ничего взамен. А частично потому, что ей самой временами казалось — только пройдя весь путь до конца, она сможет окончательно расстаться с прошлым.

Это решение в очередной раз перевернуло её жизнь. Сначала всё шло уже знакомым образом — Майя давала показания, отвечала на сотни вопросов, обсуждала с Дробышевской дальнейшие шаги. Ирма развила бурную деятельность, пытаясь отыскать свидетельства, подтверждающие её рассказ.

Сразу Майя не особенно верила, что из последнего что-то выйдет, она ведь до своего побега уже долгие годы ни с кем близко не общалась, никому не жаловалась. Однако настойчивость Дробышевской, её умение вести разговор и вытягивать из людей нужные сведения принесли неожиданный результат.

Оказалось, кто-то из соседей несколько раз слышал доносившиеся из их с Эдуардом квартиры звуки падения и её жалобные мольбы. Соседка по лестничной клетке однажды заметила её синяки, когда у Майи случайно задрался рукав свободного свитера, и потом отмечала про себя её неизменно нездоровый вид. Ещё одна вспомнила, что Майя даже в летнюю жару зачастую носила одежду с длинными рукавами и высоким воротником… Не так уж много, но всё же это должно было помочь ответственным за решение по делу составить верное представление о действительности.

Однако настоящее потрясение Майя испытала, когда Ирма во время очередной встречи задала неожиданный вопрос:

— Скажи, ты когда-нибудь оформляла на Стрельцова доверенность на продажу твоей доли квартиры?

— Нет. А что, он продал квартиру? — искренне удивилась Майя.

— Не эту. Квартиру твоих родителей, где у тебя после смерти матери оставалась доля, — пояснила Дробышевская.

— Что?! — потрясённо воскликнула Майя. — Но… Подожди, её ведь продал отец. После похорон мы какое-то время не виделись, потом я позвонила ему и наткнулась уже на других владельцев. Эдуард сказал, что квартира была в собственности отца ещё до брака, и он мог так сделать.

Ирма, непривычно довольная, откинулась на спинку кресла.

— Чудесная история. А вот что мне удалось выяснить: та квартира принадлежала твоим родителям в равных долях, после смерти Прохоровой Марии Николаевны осталось двое наследников первой очереди — ты и твой отец. Соответственно, от всей квартиры тебе принадлежала четвёртая часть, но продать её без твоего согласия по закону никто не имел права. Однако Стрельцов явился к Прохорову Владимиру Евгеньевичу и от твоего имени потребовал продажи. Якобы ты больше не хочешь иметь ничего общего с алкоголиком, который испортил тебе детство и юность, а он, как хороший супруг, готов добиваться исполнения твоей воли любыми правдами и неправдами. Фактически Прохорову был предложен выбор — или он послушно на всё соглашается, не пытаясь с тобой связаться, и получает комнату в общежитии и часть денег от продажи, или начинает упорствовать и тогда по ложному обвинению отправляется за решётку.

— Конечно, он согласился, — выдохнула Майя.

Она была поражена новостью до глубины души, однако на отца не испытала ни обиды, ни злости. Очевидно, тот ещё раньше неё имел возможность узнать, что за человек Стрельцов. К тому же приготовленная Эдуардом легенда могла выглядеть убедительной. У них с отцом ведь никогда не было тёплых отношений, и тот прекрасно знал, как его пьяное присутствие тяготит их с матерью. Так почему не поверить, что обозлённая дочь чувствует себя неплохо, спевшись с негодяем, и действительно сама его подослала?

— Да, согласился, — кивнула Ирма. — Потом у Стрельцова откуда-то возникла доверенность на распоряжение твоей долей — очевидно, поддельная — и он быстро оформил продажу.

Майя оглушённо молчала. Она ещё тогда поняла, что Эдуард радуется тому, что у неё не осталось ничего своего, что он хочет её зависимости и даже невинные вопросы расценил как попытку бунта. Но узнать, что всё это было не злосчастным стечением обстоятельств, а продуманной интригой, разыгранной для того, чтобы надёжнее заточить её под властью супруга… Такое открытие заставляло содрогнуться, несмотря на то, что всё уже осталось позади.

— Как тебе удалось всё это выяснить? — растерянно поинтересовалась она у Дробышевской.

— Что-то из документов по своим каналам, а детали… — Ирма неожиданно смутилась, что было дня неё совсем не характерно. — Наверное, я действовала немного непрофессионально, этот шаг нужно было сначала обсудить с тобой. Извини.

— За что? — насторожилась Майя, окончательно сбитая с толку странным поведением всегда невозмутимой юристки. — Что случилось?

— Я разыскала твоего отца и пообщалась с ним.

— С… Правда? — опешила Майя, не зная, как реагировать на очередное известие.

Если задуматься, пожалуй, поступок Ирмы был вполне логичным. И уж конечно Майя не собиралась упрекать её. Они ведь сразу договорились, что Дробышевская может принимать любые решения, какие посчитает нужным, а Майя предпочтёт довериться её профессионализму.

Однако отец давно стал для неё фигурой из прошлого. Размытой, далёкой фигурой, почти нереальной. Человек, который присутствовал в её жизни только нарушающим покой и порядок фоном, а потом просто исчез — Майя не думала, что они ещё когда-нибудь увидятся. Осознание, что это всё-таки произойдёт, всколыхнуло в душе противоречивые, непонятные ей самой эмоции.

— Как он? — не зная, действительно ли желает услышать ответ, поинтересовалась Майя.

Ирма едва уловимо поморщилась, но уже через миг к ней вернулось выражение профессиональной доброжелательности.

— Что ж, привести его хоть в какое-то подобие порядка будет непросто, — нейтральным тоном сообщила она. — Но он… вменяем. И, Майя, он готов давать показания. Я в общих чертах рассказала о твоей жизни, и он считает, что очень виноват перед тобой.

Глава 14

Время мчалось вперёд с умопомрачительной скоростью. Арсению казалось, оно буквально просачивается сквозь пальцы, пролетает мимо стремительными порывами ветра.

Нет, он, конечно, был глубоко и искренне рад за Майю, рад, что многоходовка брата с невесткой успешно осуществляется, и что у этой дикой, бесчеловечной истории будет справедливый финал. Но вместе с этим его грызло тоскливое предчувствие скорой потери. Совершенно иррациональное, неуместное, глупое.

Между ним и Майей не было ведь ровным счётом ничего, кроме дружеского соседства. И глупо переживать, что это скоро закончится. Что ей больше не нужно будет убежище, и она вернётся в свою жизнь — точнее, начнёт новую, какую сама захочет. Уже не здесь, не рядом. И всё же мысли о таком нормальном, естественном ходе событий неизменно портили настроение.

Да, Майя ему нравилась, перед самим собой Арсений этого уже не скрывал. Однако признавал он и то, что это ничего не значило. Он не был ни наивным, ни самонадеянным, чтобы на что-то рассчитывать. Понятно, что после всех испытаний, свалившихся на голову Майи, последнее, что ей сейчас нужно — это чьи-то романтические притязания. Наверняка ей понадобится время, чтобы окончательно прийти в себя, отдохнуть и разобраться с планами на дальнейшую жизнь.

Может, он бы и понадеялся на что-то, если бы получил хоть малейший шанс обмануться. Но Арсений наблюдал за Майей, ловил каждый направленный на него взгляд и жест — и не находил ни одного знака, что может быть ей интересен не только как случайный друг, ни одного намёка на более личную симпатию.

Они могли подолгу засиживаться вечерами в гостиной, оживлённо обсуждая самые разные темы или смотря фильмы, но Майя всегда устраивалась на противоположном конце дивана, подальше, а между ними оказывалось блюдо с орехами или фруктами. Если иногда их руки случайно соприкасались, Майя немедленно убирала свою с извиняющейся полуулыбкой. Очевидно, она стремилась сохранять дистанцию, и у него хватало понимания и такта, чтобы не пытаться нарушить этот статус-кво. Всё ведь и так было ясно.