Адъютант генерала Май-Маевского - Павел Макаров

«Рабочие понимают этот чудовищный акт как вызов рабочему классу. Принимая этот вызов, рабочие заявляют, что они никогда как с подобными актами, так и с «чрезвычайками» примириться не могут и будут вести с ними самую решительную борьбу. Кроме этого мы заявляем: может быть, Крыму будет суждено вновь переживать ужасы «чрезвычаек»,[14] и тогда у нас, рабочих, до сих пор успешно боровшихся с «чрезвычайками» в Сева­стополе, будет выбита из рук действиями нынешних властей возможность спасти жизнь многих. Пусть это будет на совести тех, кто творит произвол и, главным образом, на вашей совести, генерал».

Одновременно Крымпрофсоюз заявил протест против действий Слащева, требуя немедленного возвращения аре­стованных для гласного суда.

На заседании Совета министров, во главе с Мельнико­вым, выработано следующее постановление:

«Совет министров Южно-русского правительства, полу­чив в момент приезда в Севастополь сведения о том, что, до приезда, генералом Слащевым увезено в Джанкой 10 человек, преданных военно-полевому суду, обсуждал в за­седании своем, состоявшемся 12 марта, этот вопрос и принял ряд мер к тому, чтобы дело получило нормальное движение. В виду того, что военная юстиция и военная власть не входит в сферу компетенции власти граждан­ской, каковой является Южно-русское правительство, по­следнее, учитывая политическую сторону вопроса и озабо­чиваясь внесением законности во все области жизни юга России, поручило председателю Совета министров Н. М. Мельникову немедленно снестись по прямому проводу с ге­нералами Слащевым и Шиллингом и настоять на соблюде­нии всех законных гарантий в этом деле.

Это постановление было расклеено в мастерских за­вода. Пресса уверяла, что постановление произвело на рабочих самое прекрасное впечатление. На самом же деле, рабочие мало ему доверяли.

Рабочая делегация и Крымпрофсоюз передали постано­вление и послали телеграммы протеста Слащеву и Шиллингу.

И вот что ответил Слащев:

 «Армянск 2 — III.

«1) Крымпроф Председателю Шевченко.

«2) Председателю Исполнительного комитета Канто­ровичу.

«3) Председателю союза зубных врачей.

«4) Правлению Союза кооперативов Севастопольского района.

«5) Правлению Общества потребителей севастопольских кооперативов.

«6) Во все газеты.

«Получил вашу телеграмму и поражаюсь: никогда от гласности не уклоняюсь, но не верю, чтобы честные рабо­чие сказали ваши слова. Вы или ваши ставленники за­нялись давлением на суд. В ответ на ваше заявление о том, что вдали от Севастополя судить нельзя, отвечаю:

«Вдали от фронта судить нельзя.

«Я уже сказал, что не допущу красных в Крым, но и не позволю тылу диктовать свою волю фронту. Добьюсь этого во что бы то ни стало, ставя ставкой свою жизнь и жизнь врагов России.

«Судить будут у меня и приговоры будут утверждены мною. Рабочие же ко мне не приезжали. .Сейчас прошу мне не мешать, так как я наступаю с войсками против красных, которым вы, видимо, помогаете. С л а щ е в».

Городская управа, опасаясь беспорядков среди рабочих, выразила Слащеву телеграммой и свой протест. Он от­ветил:

«Думаю, что делу больше поможет трезвое отношение рабочих к делу и исполнение Управой своего дела. Под­судимые судятся по закону фронтовыми чинами, которым они помешали работать. Честный человек не должен бо­яться места, где его судят, а руководители масс должны объяснить это своим доверителям, во избежание пролития крови. Слащев».

Слащевские телеграммы сильно волновали рабочих за­вода и порта. Они готовы были восстать, но их сдержи­вал Крымпрофсоюз. Председатель, меньшевик, Канторович дал обещание рабочим, что Южно-русское правительство не допустит смертной казни.

Действительно, глава министров Мельников по прямому проводу просил генерала Слащева, в целях укрепления в на­селении доверия к военной и гражданской власти, не до­пустить чего-либо неправомерного. Слащев отговорился тем, что никогда ничего против совместной работы с Ко­митетами и их союзами не имел, но «предатели России живыми не останутся. Фронт будет диктовать тылу, а не тыл фронту». — «Десять прохвостов расстреляны по при­говору военно-полевого суда. И сегодня утром нами взята Чаплинка, Преображенка, масса пленных и трофеи. Я только-что вернулся оттуда и считаю, что только потому в России у нас остался один Крым, что я расстреливаю подлецов, о которых идет речь».

Учитывая озлобление рабочих, контр-разведка раскинула среди них густую сеть.

Роль ангелов-миротворцев контр-разведки сыграли мень­шевики, которые успокаивали и отговаривали массы от активного выступления. Все-таки в Севастополе разрази­лась трехдневная забастовка траура.

Рабочие приступили к работе, уступая вооруженной силе, но с сознанием, что на месте десяти замученных восстанут сотни и тысячи.

КАК ФОРМИРОВАЛИСЬ ПАРТИЗАНСКИЕ ОТРЯДЫ

Наше внимание привлекал самый революционный рай­он— деревня Мангуши. Здесь было сосредоточие дезерти­ров и революционной татарской молодежи. По балке между двумя горами, стоял отряд в сорок человек. Отряд не имел ни обмундирования, ни достаточного вооружения, ни про­довольствия. Партизаны зачастую питались капустой и даже сложили поговорку: «от капусты не уйти». Жили они в землянках. Весь отряд состоял из освобожденных из здания школы, привезенных из Харькова. Было вы­пущено около девяноста человек, но, по дороге в лес, мно­гие разошлись по окрестным деревням; лишь человек пять­десят прибыли в деревню Мангуши. В отряде находились девять коммунистов: Киселев, Егерев, Камов (убит), Демьян (убит), Жорж, Фирсов, Шкуркин (убит), Африканец, Делюс. Остальные партизаны расслаивались на две группы: на людей без определенных убеждений, преследуемых Вран­гелем за дезертирство или симпатии к советской власти, и людей с темным, даже уголовным прошлым. Последних отряд привлекал единственно надеждою легкой наживы. Перед нашим приходом этот отряд произвел само­вольно налет на шоссе, забрал много денег и ценностей. Характерно, что деньги не хранились у одного доверенного лица, а делились между участниками налета. В балке ца­рила картежная игра, брань висела в воздухе. Было раз­вито бахвальство, щегольство своей удалью и наживой. Деньги  прятали в фуражках. Не удивительно, что при та­ком порядке отряд голодал. Часть партийцев ушла в го­род, в том числе и начальник отряда Шкуркин, для под­польной работы; оставшиеся коммунисты не могли спра­виться с отрядом. Среди партизанов началось глухое брожение. Были недовольны Шкуркиным, который пере­правлял наиболее крупные средства в Ревком.