Между Европой и Азией. История Российского государства. Семнадцатый век - Борис Акунин

Этот «исконный» род был, впрочем, не совсем русского корня. Шел он не от Рюрика, а от немца Андрея Кобылы, поступившего на московскую службу в XIV веке. (Слово «немец» тогда означало не обязательно германца. Есть версия, что родоначальник Романовых был литовцем и «Кобыла» – искаженное «Камбилюс».) Свою фамилию этот богатый боярский род получил только в XVI веке, а до того звался то Кошкиными, то Захарьиными. В 1547 году дочь Романа Захарьина вышла замуж за юного Ивана IV, и с этого времени семейство пошло в гору. Царь Федор был по матери Захарьиным-Романовым, его дядя Никита Романович был самым могущественным членом регентского совета при слабоумном монархе.

Но тогда в дворцовой борьбе верх взял Годунов, и на чрезмерно усилившихся Романовых обрушилась опала. Глава рода Федор Никитич, как мы помним, был пострижен в монахи и стал иноком Филаретом. Трое его братьев умерли, не вынеся ссылки.

Уцелевших Романовых вернул в Москву Лжедмитрий I, но они лишь отчасти восстановили прежнее могущество, а в последовавшей затем гражданской войне хлебнули горя вместе со всей страной.

Тех, кто выкликнул Михаила, отлично устраивало, что Филарет в польском плену и бог весть, когда вернется. О подростке-царе было известно, что он тих, робок и слаб здоровьем («скорбен ножками»). Силы от него, однако, и не требовалось. Государству нужен был живой символ, а не настоящий правитель. Править заводилы Земского собора намеревались сами.

Однако царя еще надо было разыскать и заручиться его согласием. Еле выбравшись из осажденного Кремля, мальчик и его мать, инокиня Марфа (еще одна), уехали – никому тогда не пришло в голову поинтересоваться, куда именно.

Торжественная депутация во главе с Федором Шереметевым отправилась с наказом «ехать к государю царю и великому князю Михаилу Феодоровичу всея Руси в Ярославль или где он, государь, будет».

Выяснилось, что Марфа увезла сына на богомолье в Ипатьевский монастырь близ Костромы, где у Романовых имелась родовая вотчина. Депутация повернула туда – и, если верить популярной легенде, чуть не опоздала.

Сусанин и злодеи. К. Маковский

Многократно описанная сочинителями, изображенная художниками и даже воспетая знаменитой оперой версия событий такова.

Поляки-де узнали о том, что Русь, отвергнув Владислава, выбрала себе государя, и решили уничтожить царственного юношу. С этой целью оккупанты послали специальный отряд, который должен был разыскать Михаила Романова и захватить в плен. Не зная, где именно скрывается новоизбранный царь, враги взяли проводником крестьянина Ивана Сусанина, а тот нарочно завел их в непроходимую чащу и тем спас Михаила от гибели, но сам принял мученическую смерть. (Опера Глинки так и называется: «Жизнь за царя».)

При этом о подвиге Сусанина в России вспомнили только в начале девятнадцатого века, когда романтизация отечественной истории стала важной частью официальной идеологии. До того упоминание о героизме костромского крестьянина мелькнуло лишь однажды: во время волжской поездки императрицы Екатерины местный архиерей сказал про Сусанина что-то цветистое в приветственной речи, но тогда это никого не заинтересовало.

Красивая легенда оказалась кстати и в советские времена, только из нее убрали монархическую составляющую и переименовали оперу. Вышла поучительная история про героя-партизана, истребившего отряд иноземных захватчиков.

Разросшийся эпос о непреклонном Сусанине восходит к одной из царских грамот середины XVII века. Там сказано: «…Ивана Сусанина литовские люди изымали, и его пытали великими немерными муками, а пытали у него, где в те поры мы, великий государь, царь и великий князь Михаил Фёдорович всея Руси были, и он, Иван, ведая про нас, великого государя, где мы в те поры были, терпя от тех польских и литовских людей немерные пытки, про нас, великого государя, тем польским и литовским людям, где мы в те поры были, не сказал, и польские и литовские люди замучили его до смерти». Известно также, что в 1619 году некий Богдашка Сабинин, зять Сусанина, получил награду в память о тесте, замученном «польско-литовскими людьми».

Однако похоже, что история о чудесном спасении юного царя от кровожадных ляхов была с самого начала несколько фантазирована. Многие историки пишут, что в начале 1613 года никаких вражеских отрядов близ Костромы, в глубоком тылу ополчения, не было и быть не могло. Крестьянин, кажется, действительно спас юного Михаила от опасности, но от какой?

Правдоподобную версию выдвинул Р. Скрынников, предположивший, что речь может идти об обычной разбойничьей шайке, которая хотела ограбить боярское семейство, а мужественный Сусанин, староста одной из романовских деревень, не выдал местонахождения своих господ. Высокое патриотическо-монархическое звучание этому событию было приписано уже задним числом.

Послы встретились с Михаилом и его матерью 14 марта 1613 года в Ипатьевском монастыре. Узнав об избрании, Романовы очень испугались, причем подросток даже расплакался, а Марфа заявила, что ее сын «не в совершенных летах» и вовсе не намерен «на таких великих преславных государствах быть государем». Вероятно, то было не церемониальное «отнекивание», а искреннее ошеломление. Измученных несчастьями, спрятавшихся в далекой глуши Романовых внезапная новость должна была повергнуть в трепет. Предыдущие цари – Борис, Федор, оба Дмитрия, Василий – скверно кончили, а с тех пор российская ситуация сделалась еще мрачнее. К тому же отец Михаила находился в польском плену; подобный поворот событий был бы для Филарета Романова опасен.

Марфа и Михаил в Ипатьевском монастыре. И. Сакуров

Марфа так и сказала: что сына на погибель не отдаст, помянула и о пленном митрополите, но делегаты не отступались, грозили божьей карой, а возможно, и не только божьей. Деваться Романовым все равно было некуда. Избрание в любом случае делало Михаила претендентом на престол, откажется он или нет, и всякий иной царь скорее всего избавился бы от такого опасного конкурента.

В конце концов Марфа приняла решение за сына, который был привычен покоряться ее воле.

Пять дней спустя кортеж двинулся в путь, но добирался до столицы невообразимо долго. Чтобы преодолеть 300 километров, понадобилось целых полтора месяца.

Номинальной причиной такой удивительной неторопливости была забота Марфы о царском величии: она писала в Москву, что государю невместно жить в разоренном дворце и пусть-де его как следует обустроят, препиралась из-за мелочей, требовала собрать хоть сколько-то казны на пожалование ратным людям.

На самом деле царица-мать не спешила в столицу, потому что нужно было подготовить смену власти: ослабить прежнюю, ополченческую, и обрасти верными людьми, способными составить новое правительство.

Новая власть и стоящие перед ней задачи

Марфа с самого начала адресовала свои послания не Трубецкому и тем более не Пожарскому с Мининым, а князю Мстиславскому, тем самым подчеркивая незначительность ополченческих вождей. С начала апреля царице стали отвечать не члены триумвирата, а «Федор Мстиславски со товарищи». Фактически переворот уже совершился – Боярская дума отодвинула вчерашних хозяев города на второй план.

Тем временем близ Марфы собирались люди, которым она доверяла. Это были Борис и Михаил Салтыковы (первый стал главой Приказа Большого дворца, то есть главным придворным; второй – кравчим, отвечавшим за безопасность царской семьи). Иван Романов, Федор Шереметев и князь Иван Черкасский тоже вошли в этот избранный круг, крепкий не столько дарованиями, сколько семейными связями.

Борис Михайлович Салтыков и его младший брат Михаил никаких заслуг перед отечеством не имели, зато приходились Марфе племянниками. Оба были отменными интриганами, но государственным умом не обладали.

Иван Никитич Романов был царю родным дядей. Лучше всего его характеризовало прозвище – Каша.

Единственной по-настоящему значительной персоной этого круга являлся Федор Иванович Шереметев, которого связывали с Романовыми узы свойства. Это был опытный воевода и дипломат, в прошлом член Семибоярщины.

Несомненно дельным человеком можно считать царского двоюродного брата Ивана Борисовича Черкасского, но его, молодого еще человека, в первые годы романовского правления заслоняли более влиятельные Салтыковы.

Кортеж прибыл в Москву 2 мая 1613 года. Два месяца после этого готовили коронацию. Она получилась очень бедной и скудной. Денег в казне не было, сокровищницу с царскими регалиями разграбили поляки, выгоревшая Москва сильно обезлюдела. И всё же династия Романовых теперь официально утвердилась на престоле.

Коронационные торжества окончательно выявили новую иерархию власти.

Вожди освободительного движения получили награды: Дмитрий Трубецкой – богатые земельные пожалования, Пожарский – боярское звание, Минин – чин думного дворянина, но ни один из них не занял важного поста, и щедрее были пожалованы царские родственники, не имевшие перед отечеством никаких заслуг.