Не ломайся, девочка - Айрин Лакс

ответ и решаю остаться, чтобы выяснить отношения. Которых, к слову, у меня нет!

— Я что-то тебя не пойму, Аглая Борисовна. Тебя трогаешь — ты смотришь на меня, как на извращенца конченого. С ужасом. Тебя не трогаешь — ты ревешь.

— Не ревела!

— РЕВЕЛА! — ору. — Я слышал, как ты ревела, когда я уходил! Или ты ревела, потому что… Потому что я тебя, блять, хочу?! Это катастрофа, а?!

— Да тише ты! Не кричи… Соседи сейчас все услышат. Тем более, та… Противная. Небось уже уши навострила и сидит со стетоскопом в руках у стены.

— Да и насрать. Пусть слушает! У какой стены?! У этой?! — взвинченно подхожу и бью кулаком по стене, крича в нее. — Я хочу эту девушку! Ясно?! Секса с ней хочется, а она морозится! И что мне делать! Я, что ни сделаю, все ей не так! Все не этак! На драной козе не подъедешь! Ну?! Поговори у меня, кошелка старая!

Снова бью кулаком по стене.

— Вот видишь. Никто не отвечает. Всем плевать! Так почему ты ревела?! Потому что я тебя ХОТЕЛ ТРОГАТЬ или потому что решил НЕ ТРОГАТЬ. Из-за твоей реакции, между прочим!

Глаша открывает ротик и захлопывает его почти сразу же.

— Не твое дело.

— Чего?!

— Того! — злится. — Уходи! Ты сказал, что только тебе можно доверять, а потом… Ушел.

— Да потому что ты член увидела и смотрела, будто там не член, а щупальца монстра.

— Я… Я, может быть, бракованная, — выдавливает из себя. — Вот и все. Уходи.

— Какая-какая ты?!

— Бракованная. Неправильная.

— Что за бред?! Ты… Безумно красивая, нежная. Сладкая. Самая правильная девчонка, с которой мне приходилось иметь дело. Стойкая, принципиальная… И такая… Словно там у тебя железные трусы с замком, а ключа нет.

Неожиданно Глаша начинает смеяться. Сначала тихо, потом все громче.

— Тебе смешно? А у меня мозг… кипит. Как тебя понять, а? Ну, как?! Ты у меня из головы не выходишь. Я постоянно думаю о тебе. ПОС-ТО-ЯН-НО!

Возникает тишина.

Мы оба тяжело дышим. Глаша нервно теребит кисточки простыни, в которую замоталась поспешно. А под ней красавица до сих пор голенькая, и меня это безумно волнует!

— Перестань. Ты же несерьезно все это… говоришь.

— Серьезнее некуда, — поедаю Глашу взглядом. — Так что в тебе неправильного?

— Я вела себя… развратно и доступно. Как шлюха…

— Ебааать! — закрываю лицо ладонями. — Ты из ортодоксальной семьи? Монахи? Тираны какие-нибудь? Ээээ… Староверы?!

— Нет! Просто…

— Кто нагадил тебе в голову этой чуши?! — спрашиваю строго. — Кто?

— Неважно. Это давнишнее.

— Нет, важное. Это из-за тех мудаков, да? Кулаков, потом еще Михаил… Они мудаки! Мудаки, потому что не придумали способа лучше просто залезть в твои трусики и продавить под «ты должна секс за услуги». Ты… Никому ничего не должна! Запомни раз и навсегда. А нормальный… ска, подчеркиваю, нормальный мужчина сам бросит к твоим ногам весь мир!

Делаю паузу, чтобы отдышаться.

Смотрю на Глашу.

В ожидании ее реакции.

И в ответ она говорит только одно недоверчивое:

— Хм.

— И все?! Это все, что ты можешь сказать?

— Увы, это с другими работает. Не со мной. Мне не попадались… ни хорошие, ни просто… нормальные мужчины.

— Не попадались? А я… Глаш, а как же я?!

— А ты… Развел меня на близость и ушел.

— Вот. Пришел. Давай продолжим? Прямо с того места, на котором мы остановились…

Снова возникает тишина. В этой тишине отчетливо слышно, как из-за соседней стенки кто-то стучит.

— Это она. Бабка мерзкая. Говорю же, подслушивает, а ты орешь.

— Погоди. Она еще что-то сказать пытается! Ни хрена не разобрать…

— Тихон. Это… Так не работает. Пришел и нате… Айда сексом заниматься. Я… Я чувств хочу и настоящей близости, а не вот это все… трах-трах и готово.

Опять она все усложняет! Мозг трахает первоклассно!

Чувства ей подавай… Близость истинную…

И чего я еще здесь торчу, спрашивается?

Да просто потому что с Иркой такого кайфа и урагана эмоций не испытывал… ни разу. Ни с Иркой, ни с одной другой. Секс был разный, но эмоции — чуть выше нуля.

Вот и ответ…

Я, что, слегка увлекся малыхой?!

Глава 26

Тихон

В дверь звонят.

— Ждешь кого-то?

— Нет, — мотает головой Малыха. — Открой.

Направляемся вместе в коридор. Глаша — в простыне, я до сих пор мокрый. Наполовину.

За дверью старуха-соседка.

— Вам чего, бабуля?! — спрашиваю, даже не пытаясь быть вежливым.

Старуха громко заявляет:

— Вы, кажись, не услышала, а я говорю, ебстись надо. Пока молодые.

Старуха вперила острый взгляд в Глашу и заявляет:

— Вот не дашь ему щас, потом пожалеешь… Пожалеешь, я тебе говорю. Я как-то Ивану не дала, он к Аленке сунулся, ребенка ей заделал и все… Не стало пары, а кака любовь у нас была… кака любовь!

— Спасибо за совет, бабуля. Позвоните своему Ивану. Открытку отправьте. Еще не поздно! — стараюсь выпроводить бабку.

— Я к нему раз в месяц прихожу….

— Можно чаще, можно и чаще, — пытаюсь закрыть дверь.

— Иван давно на кладбище. А у меня после него не мужик потом был, а тьфу! Потому и говорю, пожалеешь, пожалеешь, девонька моя… Лучше породистый кобель, но свой! И ебстись надо, пока бог дает. Всяко лучше, чем потом на чужого мужика вздыхать и вены резать!

С трудом закрываю дверь. Глаша бросается в комнату, к шкафу.

— Боже, я просто в шоке! В шоке… Так… Мне нужно выйти. Просвежиться. Погулять. Я больше не могу здесь находиться.

Схватив вещички, она скачет резвой козочкой в ванную комнату.

— Погулять?! Куда… В таком виде.

— Разумеется, я оденусь. И волосы посушу.

— Я с тобой. И, кстати, ты мою одежду еще не выкинула?

— Нет. Там сумка до сих пор стоит…

Я вытаскиваю сумку из шкафа и вдруг замечаю… свою футболку, которая небрежно висит на спинке стула. Она ношеная, поверх нее женские шортики. Я подношу к носу футболку и… вдыхаю запах Глаши — ее легкие духи и запах тела.

Девушка появляется на пороге.

— Тихон, ты переоделся? Ой…

— Что? — уточняю хрипло. — Снова в извращенцы запишешь?!

— Зачем ты нюхаешь футболку?

— А зачем ты в моей футболке по дому ходишь?

— Нет! — вздергивает носик. — Я в ней не хожу!

Я еще раз шумно вдыхаю.

— Свистишь. Она тобой пахнет. Ты в ней…

— Я в ней сплю. Ты все равно выкинуть хотел свои шмотки, а я взяла. Она мягкая, удобная…

Комкаю свою футболку — с ее ароматом — в кулаке.

— А ты знаешь… что одежду мужчины может себе присвоить только