Богдан Хмельницкий - К. Осипов

Летописец Величко сообщает, что сперва Богдан собирался двинуться на Чигирин, дабы расправиться с Чаплинским. Если таково и было первоначальное намерение Богдана, то он без колебаний изменил его, отложив личную месть ради интересов общего дела.

Положение складывалось следующим образом. Реестровые козаки и немецкие пехотинцы плыли по направлению к крепости Койдак, где должны были соединиться с крепостным гарнизоном и дожидаться там следовавшего сушей отряда. По плану польского командования, этому отряду надлежало держаться в виду берега и двигаться с той же быстротой, что и байдаки. На самом деле вышло иначе. Байдаки быстро неслись по течению, а не любившие утруждать себя шляхтичи подвигались медленно, «наслаждаясь, — по выражению летописца, — весенней прохладой». В результате этот отряд значительно отстал от плывших водою реестровых: восемь дней понадобилось ему, чтобы пройти 70 верст, отделявших его от урочища Желтые Воды. Когда приблизились к этому урочищу, названному так вследствие глинистой почвы, окрашивавшей в желтый цвет глубокое озеро и протекавшую речку, то здесь уже стояли козаки[71].

Узнав о наступлении Стефана Потоцкого и правильно разгадав его планы, Хмельницкий с замечательной быстротой составил план, свидетельствующий столько же об его решительности и смелости, сколько о глубине понимания им подлинного настроения отдельных борющихся групп. Его замысел был основан на разновременности приближения обоих польских отрядов. Он надеялся, что ему удастся перетянуть на свою сторону реестровых козаков: он знал, как велико среди реестровых недовольство установившимися порядками.

Приказав козакам «отабориться» на Желтых Водах, но не атаковать поляков, он покинул лагерь и поскакал к Днепру, где, по донесению его разведчиков, уже показались передовые польские байдаки.

Встретив на Желтых Водах козацкое войско, поляки построились в боевой порядок и ожидали немедленной атаки. Но ее не последовало. В нетерпении шляхтичи стали разъезжать перед четырехугольником козацких возов, бросая насмешливые реплики и вызывая козаков на герцы. Горячие запорожцы волновались, но, соблюдая наказ Богдана, не втягивались в битву. И вдруг 7 мая[72] в козацкий лагерь стройными рядами въехали тысячи свежих бойцов. То были реестровые.

Всполошившиеся поляки узнали грозную весть: пока они занимались герцами, Богдан встретил близ урочища Каменный Затон передовые байдаки и, не открывая военных действий, вступил в переговоры с находившимися в них козаками.

В этих переговорах была сразу найдена общая почва. Одним из байдаков командовал Кречовский — тот самый, который некогда дал возможность Богдану скрыться от ареста. Он без колебаний примкнул к восставшим. Вместе с ним и весь авангард реестровых перешел на сторону Хмельницкого.

— Обещаем тебе, — заявили они Богдану, — склонить всех плывущих за нами козаков; все пойдем войной на поляков, а присяга нам не присяга: ее вынудили у нас насильно.

Хмельницкому нечего было более тут делать. Он уехал обратно на Желтые Воды, поручив дальнейшие действия ловкому и обходительному козаку Ганже.

Когда подплыли остальные байдаки, Ганжа и Кречовский созвали «черную» раду (созванную не начальниками, а по инициативе снизу). Начались страстные прения.

— Мы идем за веру и козачество и за весь народ русский, — провозгласил Ганжа, высоко поднимая знамя. — Короне ли польской пособлять станете, которая заплатит вам неволею, или матери своей Украине?

Один за другим выступали козаки и напоминали своим товарищам о тех гонениях, которым подвергали ляхи их самих и весь украинский народ. Как выражается один польский летописец, на всех челнах «вспыхнул огонь ярости и гнева и у всех шести тысяч стал один ум, одно сердце». Реестровые рвали в клочья польские знамена и бросали их в реку. Почти все, известные своей преданностью Польше, были изрублены: Барабаш, Ильяш, Олеско, Гайдученко и много других, ревностно служивших панству. Затем реестровые напали на немецких наемных рейтаров и частью уничтожили их, частью рассеяли.

Получив известие о случившемся, Хмельницкий попросил Тугай-бея предоставить запасных («заводных») татарских коней для перевозки реестровых в козацкий лагерь. Сидя на белом аргамаке, он торжественно встретил новое пополнение своего войска.

— Интересы и нужды наши, — сказал он, обращаясь к выстроившимся реестровым, — одни суть с пользами и нуждами вашими; мы подняли оружие не для корысти какой или пустого тщеславия, а единственно на оборону отечества нашего, жизни нашей и жизни чад наших, а равно и ваших. Все народы, живущие во вселенной, защищали и будут защищать свою свободу. Зачем же нам влачить тяжкие оковы рабства в дремоте и постыдном невольничестве в собственной земле нашей? Поляки отняли у нас честь, права, имущество; остается при нас одна жизнь, да и та ненадежна и несносна нам самим. Что же это за жизнь, когда она преисполнена горестей, страхов и всегдашнего отчаяния?

В ответ на горячую речь Богдана реестровые поклялись сражаться до конца за общее дело.

Поляки были удручены неожиданно изменившимся соотношением сил. Они послали гонца в главную ставку с просьбой о подкреплении: до прибытия подкреплений они рассчитывали отбиться, используя лучшее вооружение и особенно артиллерию (у Хмельницкого имелось всего четыре пушки). Но Богдан не дал им времени. На утро следующего дня он назначил штурм неприятельских позиций.

Перейдя проток Желтые Воды[73], козаки дружно ударили на врага. Их встретил смертоносный пушечный и ружейный огонь из имевшихся у поляков 27 пушек. Устилая землю трупами, козаки вели под огнем атаку, стремясь дорваться до рукопашной схватки. Четырехтысячный отряд Тугай-бея был послан Хмельницким в тыл неприятелю; но в первый день боя он не принимал участия. Поляки стойко держались, но в середине дня драгуны, состоявшие из украинцев, перешли на сторону своих сородичей. Стефан Потоцкий увел остальное свое войско за земляной бруствер, под прикрытие артиллерии.

На другой день битва возобновилась. Тугай-бей атаковал поляков с тыла. Козаки, обложив со всех сторон польский лагерь, отрезали осажденных от воды. Пошел дождь; порох отсырел, и жолнеры в значительной степени утратили свое преимущество. Шляхтичи впали в уныние, и Стефан Потоцкий тщетно старался поддержать в них мужество.

Хмельницкий, однако, сообразуясь с политической и военной обстановкой, не собирался истреблять польское войско. Его цель в это время сводилась к тому, чтобы хорошенько припугнуть панов, вырвать от них побольше уступок; с этой точки зрения чрезмерно раздражать Речь Посполитую было вовсе нежелательно. Богдан подъехал к валам, за которыми укрылись поляки, и, не обращая внимания на свистевшие вокруг пули, предложил осажденным сдаться. При этом он добавил, что надо спешить, пока в дело не вмешались татары.