Прокаженные - Георгий Шилин

Девочка составляла предмет гордости матери. Ведь она была здоровенькая! Ее часто приглашали туда, на здоровый двор. Там забавлялись девочкой и уделяли ей внимания больше, чем всем остальным детям.

Восторг матери передался и Нюрочке. Маленькая смотрела на сестру такими глазами, будто видела в ней божество, к которому нельзя прикасаться. Она не предъявляла родителям требований, чтобы они и к ней относились с таким же вниманием, как к ее старшей сестре. Только один раз Нюрочка заявила претензию на такой же бант, каким украсила мать Любочкины волосы. Этот бант Любочке дала Вера Максимовна, но, узнав о возникшем конфликте, она подарила бант и Нюрочке.

И вот однажды Ромашка, встретив Любочку на меже двух дворов, поколотил ее.

- Это тебе за то, что ходишь туда, — пояснил он, — а если еще пойдешь, я тебе и еще дам.

Любочка пожаловалась, и Ромашка был отхлестан хворостиной, после чего решил больше не трогать девочку. Все остальные дети прокаженных относились к ней дружелюбно и не питали никаких враждебных чувств, Андрюшка стеснялся ее, чувству я к ней странное уважение, выражавшееся при встречах в нежелании разговаривать с ней. Он не одобрял поступков своего брата, и Андрюшку охватил истинный восторг, когда мать высекла Ромашку.

Андрюшка относился с уважением к Любочке еще и потому, что та изредка угощала его конфетами, которыми снабжала ее Вера Максимовна. Она подходила к Андрюшке и совала ему конфетку. Он смущался, отворачивался от нее, но конфеты все-таки брал и старался не попадаться с ними на глаза Ромашке.

Четырехлетнюю Нюрочку Уткину, так же как и ее ровесницу Лизу Афеногенову, Андрюшка почему-то не побил, может быть, потому, что они всегда были грязные и, кроме неприятностей, ничего ему не доставляли. Они всегда старались его обидеть и жаловались матери каждый раз, как только он забирался в пыль. К тому же девочки называли его "поросенком".

Лиза Афеногенова родилась здоровым ребенком, таким же, как и Любочка.

Фрося, ее мать, была уверена что девочка прокаженной не будет и, когда вырастет, ее нужно будет отправить учиться в город. Мать купала ее не меньше пяти раз в день, как будто хотела смыть с нее таинственную заразу. Она носила ее почти ежедневно к Туркееву, и тот каждый раз подтверждал: девочка здорова. Но где-то в глубине сердца у Фроси тлела постоянная тревога: она ожидала появления зловещих признаков. Тем не менее ей хотелось быть счастливой, и когда она купала дочь, то всегда приговаривала:

- Вот подрастешь и поедешь, красавица моя, в город… Я не оставлю тебя тут.

Но Гавриил Афеногенов — муж Фроси — держался иного мнения. Он говорил: у прокаженных не может быть здоровых детей. Говорил он это, может быть, потому, что хотел застраховать себя или подготовить на случай, если Лиза действительно когда-нибудь заболеет, и в то же время в глубине души Гавриил все-таки утешал себя: может быть, «обойдется». Он склонялся к мысли "отдать девочку в люди", отвезти ее в город и определить в приют. Но мать медлила.

- Вот пусть немного подрастет, — говорила она, — тогда мы попросим доктора, и он устроит ее.

Туркеев говорил Фросе, что проказа потомству не передается. Ребенок прокаженных родителей может быть совершенно здоровым. Он может заразиться впоследствии или в тот момент, когда проходит из чрева матери через пораженные болезнью места. Доктор высказывал надежду на возможность благополучного исхода, ибо, по его мнению, среди детей не редки случаи, когда, проживая долгое время с прокаженными родителями, они тем не менее остаются здоровыми.

В то же время доктор Туркеев предупреждал, что ребенок, так же как взрослый, долгое время может казаться здоровым, несмотря на то, что уже носит в себе микробы проказы.

Объяснения его запутали Фросю, и она порой не могла разобраться: здорова ее девочка или, может быть, уже прокаженная? Чему верить? Фрося была мать. Она видела сама и уверяла мужа, что Лиза совершенно здорова, проказа к ней не пристанет, "бог спасет и помилует от такого греха". И все же у нее была жуткая тревога за судьбу дочери. Она боялась, и боязнь доходила нередко до паники. Ее пугало все: ссадины, синяки на теле Лизы, бессонницы дочери, ее внезапные крики.

И вот однажды, когда девочке сравнялось два года и четыре месяца, Фрося заметила на теле ее темные пятна. Мать не поверила пятнам и принялась купать дочку. Купала она ее долго, долго мылила и так же долго затем вытирала полотенцем тельце девочки, всматриваясь в зловещие пятна, будто хотела стереть их. Они не исчезали. Тогда она одела ее, поставила на ноги, потом прижала к груди и принялась носить по комнате, приговаривая: "Нет, ты у меня здоровенькая, дочурка, ты у меня славненькая… чистенькая, ты моя красавица". Она носила ее до тех пор, пока не пришел отец. Она ничего не сказала Гавриилу и в тот день не пошла к доктору Туркееву. Не пошла Фрося и на следующее утро, и на третий день. Она знала, о чем скажет теперь доктор Туркеев.

Об этом событии Фрося сообщила мужу спустя две недели, когда окончательно удостоверилась в очевидности болезни. И теперь не она понесла Лизу к Туркееву, а Гавриил. Она еще смутно надеялась и неподвижно сидела у стола, ожидая возвращения мужа. Гавриил вернулся молчаливый и угрюмый. Фрося поняла. Они ничего не сказали друг другу. Фрося укутала девочку, взяла ее на руки и заплакала, не отрывая от нее глаз. С тех пор она стала относиться к дочке не так, как раньше.

Она уже не купала ее так часто, не носила ежедневно к Туркееву. У нее исчезла нежность и заботливость.

Она стала груба и раздражительна:

- У, прокаженная, — говорила она каждый раз, как только девочка начинала плакать, — и зачем ты народилась и почему не приберет тебя господь?..

Лиза ничего не понимала и плакала. Тогда Фросе становилось жаль ее. Она брала Лизу на руки и, целуя, приговаривала:

- Зачем ты заболела? Зачем ты заболела, моя доченька, зачем ты прокаженненькая теперь? Ах ты, доченька, доченька…

Когда надежды на то, что у них растет "здоровенькая дочь, исчезли, Фрося захотела иметь второго ребенка, но прошло три года, а ребенка не было.

Фрося все больше и больше начинала ненавидеть Лизу. Она принялась пить какие-то настои из трав и каждый месяц трепетно ждала признаков желанной беременности. Признаков не было.

И снова по ночам Фрося молилась богу, пила настойки и, лежа с мужем, думала о том, что он не даст ей ребенка… Нет, не даст.

Спустя много месяцев Фрося почувствовала, что она беременна. Она попросила Протасова отслужить молебен, и тот исполнил просьбу, отслужил его без певчих, без риз и кадил, перед иконой, висевшей в ее комнате.

Долголетнее беспокойство Фроси улеглось.

Так родилась Ариша — вторая дочь Фроси. Девочка оказалась здоровенькой, и родители хотели верить, что новенькая дочка их не заболеет. Довольно одной. Ребенок должен вернуть им утраченную радость. Вот вырастет Ариша и будет такой же, как Любочка Уткина. Через несколько лет они начнут наряжать ее так же, как Уткины. Она будет здоровенькая. Ее все полюбят. Фрося не расставалась с Аришей. Она почти целый день носила ее на руках и, встречая Любочку, долго, с завистью смотрела на нее.

- Вот и ты у меня будешь такая же чистенькая, такая же здоровенькая, — говорила она Арише, как будто бы та понимала слова матери.

У всех прокаженных существовало странное убеждение: если Любочка прожила благополучно шесть лет, значит, останется здоровой и впредь: проказа к ней не пристанет.

И, словно оберегая ее чистоту, они старались не прикасаться к ней. Но Любочка не сторонилась ничьих ласк. Она не постигала еще значения проказы, не понимала — среди кого она живет.

Но с некоторых пор девочка начала задаваться вопросами — почему ей не следует играть с Лизой или встречаться близко с Андрюшкой. Почему мать сердится, когда видит эти встречи? Для нее казались странными советы матери держаться подальше от детей, не встречаться с больными и почаще уходить на здоровый двор, к Вере Максимовне.

Любочка жила вместе со своими родителями в одной комнате. У нее был свой угол, своя постель, свои нож и вилка, своя посуда, свое особое белье.

Отделив ее от общего стола, от всех больных, мать надеялась защитить дочь от проказы и верила — Любочка будет спасена.

Она не желала справляться у доктора Туркеева о том, останется ли ее девочка навсегда здоровой или нет.

Однажды, когда Туркеев производил свой обычный осмотр в бараках, мать подвела к нему Любочку.

- Ну, здравствуй, стрекоза, здравствуй… Да ты совсем молодец молодцом? Да-с… молодцом.

Мать улыбнулась и сказала:

- Вот только долго ли она, доктор, таким молодцом будет?

- Гм… Долго ли… Кто его знает? Ничего определенного сказать нельзя.

Думаю, если вы ее будете оберегать, то останется целой. Да-с, такие случаи возможны.