Между долгом и честью - Алиса Волкова

это мират. Я могу приготовить его, но не думаю, что ты сможешь его достать. Ты сам его уничтожил, чтобы защитить Андриэля.

Кажется, слова Ивена достигли цели. Во всяком случае, Джеймсу показалось, что Рикас все-таки изменился в лице, а во взгляде пробежал страх. Но лишь на долю секунды. Может, это и вовсе игра света от камина?

— Мэдисон участвовала в его уничтожении. Могла часть и оставить, — выдвинул предположение Дрейк.

— Я достану тебе мират, Ивен. А ты пока сделай все, чтобы облегчить его страдания, — голос Рикаса звучал уверенно.

— Я сделал все возможное. Большего я не могу.

— А я могу пойти к нему? — спросил Джеймс. — Я хотел бы побыть с ним, пока ему не станет лучше.

Ивен кивнул. Джеймс перевел взгляд на Рикаса, боясь, что тот не разрешит ему приблизиться к брату. Хотя тогда придется просто действовать тайно. Джеймс уверен, что его место рядом с Андриэлем и никто не сможет его остановить. Рикас несколько секунд внимательно вглядывался в его лицо.

— Мира тебя проводит. Он сейчас в других покоях.

Джеймс буквально вылетел за дверь, его даже не интересовало, как эльфийка узнала о том, что нужна Рикасу. Ему так же абсолютно все равно на ее улыбку и игривый взгляд. Сейчас ничего не имело значения. Джеймса волновало лишь одно. Сейчас он хотел, чтобы Рикас оказался всемогущим и достал чертов мират, потому что если Андриэль не очнется, Джеймс никогда не сможет себя простить.

Решения

Мрак. Боль. Мысли. Воспоминания. Андриэль уже не мог точно сказать, где находится и чьи мысли внутри его головы. Темные коридоры, множество дверей — и за каждой воспоминание. Воспоминание, наполненное болью и отчаянием, будто в его жизни никогда не случалось ничего хорошего.

— Вставай, щенок, вставай. — Плеть просвистела совсем рядом с лицом Андриэля, и он, стиснув зубы, попытался подняться.

Он опять нарушил правила, пытался сбежать, но его поймали. Чародеи не прощали непослушания. А он всего лишь хотел попрощаться с родителями. Побывать на их могилах, сказать что-то, чего не успел раньше. Попросить прощения. Но нет, ему не позволили. И даже Рикас с его наставником ничего не смогли сделать. Андриэль оперся на ладони и попытался подняться, но очередной удар плети выбил весь воздух из легких. Он снова упал на каменный пол, старательно сдерживая злые слезы. Он был слаб, чертовски слаб, а браслеты на руках даже не позволяли уменьшить боль, залечить раны.

— Что, силенок не хватает? Думаю, это отучит тебя нарушать правила, — усмехнулся рыцарь и бросил плеть рядом с дрожащим Андриэлем.

Сколько еще он пролежал на полу, когда дверь за его мучителем захлопнулась, Андриэль не знал. Он смотрел на плеть, перепачканную в его крови, и клялся, что больше никогда не покажет слабости. Он не позволит себя унижать и бить.

Клятвы Андриэль не сдержал. Еще не раз и не два плеть опускалась на его спину, а раны заживали мучительно долго.

Андриэль с силой захлопнул дверь и привалился к ней спиной. Крики в голове стали сильнее. Его собственные крики, полные боли.

— Нет. Нет. Не надо, — шептал он словно в бреду, сжав голову руками, — замолчи. Замолчи.

Слезы текли по лицу, а сам он отчаянно хотел выбраться. Выбраться из этого лабиринта дверей, криков и воспоминаний.

— Нет ничего страшнее, чем оказаться пленником собственного сознания, — сказал Рикас и отложил зелье в сторону, — ты не должен позволить силе выйти из-под контроля, иначе потеряешь связь с реальностью.

— И что делать в таком случае? Как выбраться? — спросил Андриэль.

О таком в школе не рассказывали. Рикас всегда говорил, что преподаватели не знают и половины того, на что способна магия, тем более — магия по управлению мыслями. Слишком редкий дар, слишком страшный дар.

— Никто не знает, Андри, никто. Наверняка есть нужная дверь, но чаще всего это смерть.

— Магия мало похожа на дар.

— Это проклятье, Андриэль. Мы с тобой прокляты, — в голосе Рикаса слышалось отчаяние, но уже в следующую секунду его взгляд стал, как всегда, отстраненным.

Тогда Андриэль не придал словам Рикаса никакого значения. Ему казалось, что уж с ним такого произойти точно не может. А еще была Мэдисон, всегда смеявшаяся над страхами Рикаса и называвшая его чрезмерно серьезным. Андриэль верил ей, ведь Рикас тоже верил. Не зря Мэдисон была близка с братом. Рикас прислушивался к ее советам.

Андриэль поднялся и снова тряхнул головой. Он должен понять, что это не сон. Он сейчас скорее всего лежит на кровати и умирает. Он там умирает. Настоящий он. А здесь лишь его магия, сконцентрированная и запертая в сознании. Магия, которую Андриэль воспринимает как себя. Но это не он — не он сам, лишь его часть. И он должен договориться с этой частью себя самого, найти дорогу обратно. Вернуть телу жизнь, иначе он так и умрет. Тело умрет, а его душа останется запертой в клетке. В клетке из самых страшных и болезненных воспоминаний.

— Мамы и папы больше нет, — Рикас сказал это так, словно его это вовсе не волновало и не беспокоило, — остались только мы с тобой.

Он должен выбраться, должен сказать Рикасу, что ошибался. Считал, что брату все равно. Считал его жестоким и безразличным. Но уже в камере Грегора понял, что ошибался. Что Рикас сойдет с ума, если он не вернется. Потому что у них никого не осталось. Только они вдвоем, только они вдвоем. И он справится. Чего бы ему это ни стоило.

Андриэль двинулся по темному коридору вперед. Он знал, что умирает, но собирался найти способ, чтобы этого не случилось.

Он нужен Рикасу. А еще не может же он заставить Джеймса в одиночку отдуваться перед братом.

* * *

Джеймс сидел возле кровати Андриэля и не мог отвести от него взгляда. Бледный, с испариной на лбу и шевелящимися губами. Порой Джеймс выхватывал обрывки фраз, чаще же Андриэль произносил их так тихо, что понять, о чем именно речь, было невозможно. Иногда он выкрикивал слова очень громко, тело его выгибалось дугой, а крики переходили в стоны. Джеймс знал одно: больше всего на свете он хотел узнать, что же видит Андриэль, но в то же время знать ему не хотелось совершенно. Такие разные желания сводили с ума. Ему было страшно понять, что пережил Андриэль, и хотелось помочь забыть об этом. Хотя, скорее всего, помочь забыть будет нелегко и страшно.

— Но я готов, — тихо сказал Джеймс и взял Андриэля за руку, та