Время вороньих песен - Мара Вересень

страницы в обратном порядке, в надежде, что скучные списки избавят меня от желания умертвить кое-кого каким-нибудь экзотическим способом. Не тут-то было. Перечень читался как руководство к действию. Вырубилась я на представлении, как можно использовать для моих противоправных целей стеклянные шарики и музыкальную шкатулку.

…

Рядом со мной снова беседовали. Правда, на этот раз, будто за стенкой, а я, рискуя лишиться носа в процессе любопытствования, приклеилась к этой стенке ухом. 

 – У них не вышло? – Это мадам Арденн. Она всегда говорила негромко, но слышали все.

– Я точно не знаю. Отец мало говорил, и был недоволен, когда я спросил. Видимо, что-то пошло не по плану, – Огаст? Надо же, я успела забыть какой у него блеклый невыразительный голос.

– Тогда почему она жива?

– Выжила в круге, и им стало интересно. Драгул сказал – сильная кровь, и он хочет кое-что проверить. Потом влез в меня и… проверил. Они все проверили. – Звук шагов, нервный хруст костяшками. – Я больше не хочу этого делать.

– Тебя никто и спрашивать не будет.

– Зачем ты вообще меня рожала?

– Меня тоже никто не спрашивал. – Пауза. Потом шорох страниц, хлопок и по столу постучали чем-то твердым. Прошелестело, будто веер развернулся. Я помню один – большой, из черных перьев, с украшенными красной эмалью крайними плашками. – Кто?

– Ферка, – в голосе явно послышалась дрожь отвращения, – он любит поиздеваться, обожает смотреть на ее слезы, это отвратительно.

– Ты же говорил, что равнодушен к ней.

– Это не значит, что мне нравится, что он с ней вытворяет.

– Разве они не должны стирать тебе воспоминания?

– Все так и поступают. Кроме него. Это тоже его забавляет. То, что я все вижу вместе с ним. С этим можно что-нибудь сделать?

– Арденн продались Крево с потрохами задолго до моего рождения. Не думаешь же ты, что твой фиктивный отец взял мою фамилию лишь из-за титула и поместья? Ты должен был быть Арденн, чтобы у Силарда были права не только на твою кровь, как у старшего рода, но и на суть по договору служения. Тебе было три, и ты не можешь помнить, как его перекосило, когда индикатор дара остался темным в твоих руках… И в пять… – Мадам Арденн прервалась, потому что послышался звук колокольчика. – Кого еще там принесло?

Зашуршало платье. Хлопнула дверь. 

– Веда Зу-Леф, добрый вечер! Нет, еще не было. Жду со дня на день… Да, заходите. Буду рада вас видеть, – голос мадам был слышен все так же, будто из-за стены, а слова ее собеседницы звучали, как невнятный набор звуков.

– Старая ведьма, – буркнула покойная свекровь, возвращаясь и вновь усаживаясь, шелестя юбками. – О чем это я? А! В пятнадцать оказалось, что ты медиум, и тебя оставили. Он до последнего надеялся, что именно ты будешь проявленным. Но Силарду Крево нужно было крепче держать штаны на заду. Они так и норовили с него соскользнуть. – Смех. Хрипловатый и похожий на клекот. – Ему всей его не-жизни теперь не хватит припомнить и отыскать тех девиц, с которыми он развлекался.

– О чем ты?

– Один из поколения, балда. Если проявленный не ты, значит кто-то другой. А раз он найти не смог, решил тебя женить и повторить подвиг. Носитель сути Двуликого Мора и слабый универсал, с уснувшим смешанным даром из темной семьи… Твой отец обожает удачные совпадения, а бедняга подошла по обеим статьям и как вместилище, и как потенциальный инкубатор. Лучше бы ей умереть…

– Она и умерла.

Веер хлопнул, закрываясь, брякнула о фарфор потревоженная ложечка.

– Ты? Когда?

– Почти сразу после ритуала. Когда Ферка первый раз влез в меня для… проверки. Она точно была мертва. Я оставил ее в постели, чтоб утром заняться, а она вышла к завтраку, как ни в чем не бывало.

– Что ты сделал?

– Придавил подушкой. Она перестала дышать. 

…невероятная тяжесть давит на грудь и нечем дышать. И я не дышу. А потом открываю глаза и, хватая ртом сладкий вкусный воздух, повторяю…

– Меня зовут…

Меня звали и колотили в дверь, а я пыталась отлепить от шеи затянувшуюся удавкой тесьму воротника от сползшей за спину сорочки. Я уснула носом в книгу, шея затекла, ноги и спину ломило. Завозившись, я уронила трость, ударилась затылком о край стола, когда ее поднимала, потому дверь открыла в состоянии озверения. Но к моему глубокому разочарованию, это был вовсе не надзирающий-мать его ведьму-офицер Ворнан Пешта. А я уже трость половчее перехватила…

4.5

С тростеприкладством пришлось повременить, потому что на крыльце стоял посыльный с корзиной цветов и открыткой, по обеим сторонам дорожки и немного вдоль ограды тоже стояли корзинки с цветами. Стояли и за оградой – соседи и светна Левин. И всем было любопытно. Светне тоже, но она упрямо делал вид, что нет.

– Почему вы? – спросила я после приветствия, принимая букет у посыльного.

– Ваш надзирающий офицер в отъезде. У вас такая короткая память? – поджав губы произнесла она, испепеляя взглядом букет у меня в руках, а так же открытку с одним единственным словом: “Сегодня”.

Точно, память короткая, слышу голоса мертвых людей, а еще у меня видения с эффектом присутствия. Или как мне вчерашнее чаепитие расценивать если калача вроде как не было?

Я жестом пригласила Левин войти, и меня будто демоны за язык дернули.

– А хотите чаю?

Светлая душа (она же Свету служит!) доверчиво увлеклась за мной в гнездилище порока – в комнату за прилавком. Снова поджав губы, Левин предложила мне пойти привести себя в надлежащий вид, а чай она сама, так и быть, приготовит. Почему бы и не да? Кстати, вышло у нее великолепно, куда лучше чем то, что я каждый день пью.

– А у вас тут уютно, милочка, – проговорила светна, прихлебывая из чашки, и я заподозрила неладное. А когда она расслабленно откинулась на спинку кресла и улыбнулась, неладное оформилось, приобрело угрожающие черты… 

– А где вы такой дивный сбор приобрели? Так воодушевляет! 

Чай встал поперек, я закашлялась, и с трудом выдавливая слова, потому что светна принялась участливо похлопывать меня по спине, спросила, уже подозревая ответ:

– Вы чай в темной банке брали или в светлой?

– Конечно в темной, милочка, разве можно приличный