Танец мотыльков над сухой землей - Марина Москвина

Прихожу домой за полночь с вечеринки.

— И как на это прореагировал твой обманутый муж? — спрашивает папа.

На что мать моя Люся кричит из своей комнаты:

— Да наши обманутые мужья живут лучше, чем у других — не обманутые!..

* * *

— Прошу тебя, — говорила я Дауру Зантарии, — будь очень строг, читая мой роман, и где что не нравится — бери и переписывай заново!

* * *

— Я должен тебе сказать, Марина, но только без обид. — Даур сделал паузу. — Ты очень много тратишь времени и внимания на совершенно не заслуживающий этого предмет — человечество. Оно не оправдало себя.

* * *

Почему-то Юрию Ковалю никак не давали Государственную премию. Сколько раз выдвигали — и все напрасно. Детская секция Союза писателей не сдавалась и продолжала выдвижение. Знойным июлем собрались мы в конференц-зале и вновь стали восхвалять до небес достойнейшего Юрия Осича.

Сам он сидел во главе стола, будто принимал парад, а его друзья — Роман Сеф, Юрий Кушак, Сережа Иванов, Яков Лазаревич Аким, Юрий Норштейн и другие проходили перед ним, как кремлевский гарнизон.

— Какой великолепный Коваль, — сказала мне Дина Рубина. — Он похож на главаря рэкетиров. Так и кажется, что за окном ждет его серебристый «Мерседес».

— У меня на участке — гадюки, — рассказывал Леонид Сергеев. — Гости боятся ко мне ходить. А соседи кагор держат специально — вдруг с моего участка к ним приползет гадюка и укусит, а кагор — он нейтрализует яд. Однажды я увидел гадюку — взял и в лес отнес. «Вот и правильно, — одобрил Юрка, — а то, если б ты ее убил, все гадюки явились бы: и тебя покусали, и твоих собак!»

Я принесла ему в подарок небольшую кость мамонта, столь тщательно завернутую в салфетку, что Коваль подумал — это бутерброд с сыром. Кость мамонта он принял со словами:

— Спасибо, карман не оттянет, а вдруг пригодится?

Завершал праздник Юлий Ким:

— После всего перечисленного осталось добавить, — сказал старый друг выдвиженца, — что Юра — чудесный шахматист и прекрасный семьянин!

Смех Наташи Коваль заглушили бурные аплодисменты.

* * *

— Ты, Юр, не говоришь по-английски? — кто-то спросил у Коваля.

Он ответил:

— Я по-русски-то еле говорю…

* * *

Неожиданно Леонид Яхнин обнаружил, что «Самую легкую лодку в мире» Коваля несут из магазина для слепых. Он туда заглянул. Книга лежала на прилавке, и ее бойко разбирали. Возможно, это были слепые, он не знает.

— Я сразу кинулся звонить знакомым, чтобы шли покупать, а то всё слепые расхватают!

* * *

— Смысл трагических любовных посланий, — говорила Люся, — должен заключаться в том, что тебе и так очень хорошо, ты бесконечно счастлива и празднуешь жизнь, но если этот мудила вернется, то будет даже еще лучше, чем сейчас…

* * *

Люся — про кого-то:

— Он большой молодец, следит за своим здоровьем, бегает утром и вечером, много ссыт…

* * *

— Как вы можете с Леней жить в таком районе Орехово-Борисово, кто там живет вообще? — воскликнул художник Андрей Басанец.

— Мудрецы и отшельники!.. — отвечаю беззаботно.

— Там уголовники только живут.

— Ты никогда не был и не говори!..

* * *

— Мы с Леней редко видимся, — однажды заявил Басанец, — но если мне скажут: Тишков на Северном полюсе пропал, я сразу кинусь его искать с экспедицией…

Леня все вспоминал эти слова Андрея, когда нашу шхуну затерло во льдах у берегов Шпицбергена, — верил, что его Басанец спасет.

* * *

Галя-реаниматолог:

— Если б я все начала снова, я бы в роддом пошла работать, а не в реанимацию…

* * *

Я читаю Лёне:

«Как удивить женщину.

Чтобы сделать сексуальную жизнь похожей на фейерверк, достаточно иметь при себе необычного друга — EREX! Запомните, мужчины! Лучшая профилактика простатита и аденомы — это регулярные занятия сексом! С нашим EREXом это легко. Вы будете требовать от своего спутника десятки раз! И вам это будет под силу, если рядом с вами есть EREX!

Миллионы мужчин по всему миру используют самоклеящиеся аппликаторы и получают превосходные результаты, длительные и частые эрекции. Достаточно прикрепить 1 пластырь на 3 дня. Действует 72 часа».

Леня — в ужасе:

— Куда прикрепить?

* * *

Мой приятель, краснодеревщик Витька:

— Почему ты никогда не звонишь? Позвони мне и что-нибудь спроси, неважно что, ну, например: «Ты уже сдал посуду?»

* * *

Художник Володя Каневский:

— Я в деревне был — хотел до третьего сентября, а за мной никто не приехал. Тут заморозки ударили, а у меня ни теплых одежд, ничего, дом не приспособлен, уж я утеплялся, утеплялся, потом глюки начались. Там нет электричества, в семь часов как стемнеет, я спать ложусь, проснусь в два ночи и до утра прислушиваюсь. Чуть ветка треснет или звук какой — все чудятся шаги. Серебряную свадьбу один спраздновал. Ну ладно, думаю, заначу что-то к дню рожденья в декабре. Так месяц и прожил…

* * *

На ярмарку «Арт-Москва» пришел Умар Джибраилов, залюбовался Лёниной электрической Луной и спросил:

— Почем полумесяц?

* * *

— Не облизывай нож, — говорю, — а то злой будешь.

— Знаю! — сказал Тишков. — Потому и облизываю.

* * *

Кумиром Сергея Бархина был великий архитектор Ле Корбюзье. Свой удивительный поэтический образ — шляпа, плащ и очки в круглой темной оправе — он лепил с этого изысканного и артистичного француза.

Когда Ле Корбюзье утонул, зодчему было 77 лет, а Сереже — 28. В одной из газет проскочила крошечная статья, Бархин аккуратно вырезал ее и положил в паспорт.

— Ночью в сильном подпитии я возвращался домой, и меня остановил милиционер, — рассказывает Сергей Михайлович. — Забрал у меня паспорт, открыл и увидел заметку с маленькой фотографией Корбюзье — круглые очки, прическа, — внимательно меня оглядел и, заметив сходство, спросил: «Это что, ваш родственник?» «Да», — сказал я. «Сочувствую!» — милиционер отдал мне паспорт и отпустил.

* * *

— Так что, по-твоему, Пушкин и графоман какой-нибудь — это одно и то же? — спросил Бархин у Тишкова.

— Да, — сказал Леня.

— А слон и ворона?

— Смотря откуда глядеть. Если с точки зрения вороны — то нет, тогда слон очень большой. А если из космоса — то ни того, ни другого не видно.

— А как ты посмотришь из космоса? — спросил Бархин.

— Найду способ, — ответил Леня.

* * *

На избирательном участке — все кашляют, чихают, эпидемия гриппа, какие-то старухи сумасшедшие, старики…

Тетка в маске, член избиркома, обращается к девушке:

— Вы в первый раз?

— Да…

— Поздравляю! — Она поднялась, пожала девочке руку, после чего торжественно вытащила из-под стола и вручила ей книгу «Мой дед умер молодым».

* * *

Я говорю Якову Акиму:

— Мальчик у меня совсем большой. Взял деньги, ушел и вернулся с елкой.

— Спасибо, что не пропил, — отозвался Яша.

* * *

Писатель Владислав Отрошенко увидел у меня в туалете «Мокшадхарму» из своей библиотеки и вскричал:

— Марина! Это настоящий поступок дзэн-буддиста — читать такие книги в отхожем месте!

* * *

Свою книгу хокку Отрошенко послал японскому императору.

Повесть «Почему великий тамбурмажор ненавидел путешествия» — отправил королю Бутана.

Но ни от кого из них не получил ответа.

* * *

— Давай представим, — говорю я маленькому Сережке, — мы сидим у костра, ночь, кругом темнота, мы поем песни под гитару, а вокруг наши друзья…

— …которые все давно умерли?

* * *

В революционную пору преобразований над бурлящим собранием Союза писателей — вдруг полетела бабочка.

— Боюсь, что это траурница, — сказал Юрий Коваль.

— Может, все-таки шоколадница? — спрашиваю.

— Приглядимся!.. — сказал Коваль и достал из кармана свой красный монокуляр.

* * *

— Я не понимаю, — удивляется Резо Габриадзе, — как человек в моем возрасте может выходить на сцену и что-то там изображать?..

* * *

— Я не понимаю, — говорит Резо, — как человек в моем возрасте может ходить в брюках с лампасами?..

* * *

Как-то возвращаясь с гастролей, в аэропорту Шереметьево Резо Габриадзе увидел человека, которому явно была нужна помощь. Реваз Леванович подошел и предложил понести его чемодан. («Хотя я сам еле иду!» — заметил Резо.) Поддерживая друг друга, обмениваясь лекарствами, они подошли к автобусу.

— А вы, простите, кто? — спросил этот человек.

Резо представился.

— А я — Альфред Шнитке…

* * *

— Видела в Иудейской пустыне черного козла, — сказала Дина Рубина. — На голове его из рогов была сплетена корона. И когда он взглянул на меня — я тебе клянусь, это было на самом деле, — он ухмыльнулся.