На самом деле - Марципана Конфитюр

'О, не д остойная гре шница!

Знай, что сы н ы Элох има след я т ЗА тобой! Ты мн огое во з омНила о себе. Не Дума й, что ты мо жешь пос Яга ть на тысяч е летнийРейх Великого Вос то ка !Мы ун и что жили ма нускрипты, потому что это было нужно ра ди гермети ческ ого план а Zorro астра, назы́ва емого невеж да ми Иисусом. Уничтож ими́те бя, и сына tвоего, если посме ешь н ас ослуша ться. Нын ч е но чью, kогdа Дева вс тупит в э ру Водолея, ты пойдё шь в сгоревшее храни лище, воз ь мё шь остатки ма ну скриптов, у гл и, пе пел и смеша ешь всё в одно, как ве ле но Гр а а лем. Передэтим ты со жжёшь сие письмо, а по сле — поза будешь о свя тых иллюми натах. По мни — мы следим За то бой, женщина.

Аминь. Quod erat demonstrandum'.

Нинель Ивановна испугалась за сына, латынь также не могла не произвести на нее впечатления. Так как гардеробщица не знала римского наречия, то немедленно заподозрила в «Quoderat…» нечто страшное, магическое, очень-очень мудрое и зловещее.

От страха она решила уничтожить послание. Здраво рассуждая, что шутить с огнем в архиве вряд ли стоит, бросилась в уборную, где быстро порвала письмо на мелкие кусочки и спустила в унитаз. Лишь после этого Нинель Ивановна увидела на стенке объявление, сделанное собственной рукой: «Не курить в уборной! За собой смывать! Бумагу не бросать! Вести себя культурно!».

Очкарик из читального зала выслушал в тот день гневную отповедь от Лидии Васильевны за то, что канализация опять засорилась.

* * *

Придя домой, Нинель Ивановна забралась под одеяло и со страхом стала думать о грядущем. Не исполнить указания мрачной секты было страшно. Сделать то, чего она хотела, было тоже страшно.

Гардеробщица хотела помолиться. Вспомнив, чему учила ее бабушка, шепнула: «Отче наш!» И тут же поняла: что дальше — ей неведомо. К тому же было странно обращаться к богу тамплиеров, Батьки Римского и прочих мракобесов.

Воззвать к Аллаху? Или к Яхве? Может быть, к Ваалу? Ни одна из этих сущностей, спокойно сосуществовавших в голове Нинели Ивановны, не была свободна от ассоциаций с различными гнусностями, заговорами, убийствами, жертвоприношениями. Окончательно запутавшись, гардеробщица решила помолиться Будде — богу образованных людей, не верящих в саму возможность веры, атеистов, сознающих то, что их безбожие тоже есть религия, и возведших в культ само отсутствие культа. Благодаря этническим корням, довольно модным, неприсоединению ни к красным, ни к зеленым, ни к коричневым, отсутствую рекламы (самый гениальный ход в маркетинге буддистов), Гаутама показался Нинели Ивановне самым приемлемым богом.

— Ох, Будда! Помилуй мя грешную! — тихо сказала Нинель Ивановна. — Защити от лихих супостатов! Усердно к тебе призываю…

Больше она ничего не смогла придумать. Слышал ли Будда молитву, Нинель Ивановна не знала. Сигналов он не дал. Несчастная женщина глубже зарылась в постель и заплакала. Ей было так же одиноко, как в тот раз, когда от нее ушел муж, оставив ее одну с двухлетним ребенком. Богов было много, но все чужие. Оставалось бороться в одиночку.

* * *

Нинель Ивановна вышла из дому ночью, когда сын спал, ровно в два двадцать две. Разумеется, транспорта не было, так что добираться до места работы пришлось на своих двоих. На пути ей попались пьяные гопники, Нинель Ивановна приняла их за тамплиеров и ускорила шаги. В четвертом часу утра она, наконец, добралась до архива.

Открыв входную дверь своим ключом, Нинель Ивановна подошла к комнате, в которой находилась дверь в хранилище. Дверь была опечатана. Задумчивые люди в черной форме, заменившие полицию, второй день изучали место преступления, так что четверке архивистов, как цыганскому табору, пришлось искать новое место для исполнения их рабочих обязанностей. Гардеробщица, подумав, что подделать печать сложно, просто сорвала ее, надеясь, что потом сумеет скрыться, а под подозрение попадет кто-нибудь другой, кто угодно. По счастью, на двери хранилища печати не было. Нинель Ивановна отперла злополучную комнату, не так давно являвшуюся сокровищницей, а теперь превратившуюся в могилу, на секунду задержалась на пороге, вновь увидев страшную картину, а потом начала крушить то, что осталось. Как и повелели ей монахи, гардеробщица сметала с полок пепел, растирала угли в пыль, ломала об колено то, что было стульями, стараясь меньше думать о последствиях.

Дверь скрипнула.

В первый же миг, даже стоя спиной к входу, Нинель Ивановна знала, кто пришел. Замерев, она тихо сказала:

— Чего вы хотите? Я сделала то, что вы просите! Что вам еще надо?

Нинель Ивановна осеклась. Два монаха — она поняла по шагам — приближались.

— Хотите убить меня! — крикнула женщина в ужасе. — Может, вам это удастся. Но сына вы тронуть не смеете! Нет! Нет!

— Капитан Иванов, — заявил первый голос.

— Петров, — мрачно буркнул второй.

Обернувшись, Нинель Ивановна обнаружила иллюминатов, державших в руках корочки служащих органов госбезопасности.

— Гражданка, вы задержаны, — сказал ей Иванов.

Нинель Ивановна вспомнила все, что она слышала и читала про фээсбэшников. Потом подумала о тамплиерах. Сравнила. Нет, она так и не смогла понять, что слаще: хрен или редька.

Глава 17

Ровно в восемь часов утра Смирнов, «трудный ребенок», четырежды остававшийся на второй год, войдя в класс, уронил шкаф. Шкаф развалился на доски, груду фанеры засыпало землей и битыми керамическими черепками от цветка, который стоял на шкафу. Анна Сарафанова уже две недели работала учительницей истории, вела уроки в кабинете математики и несла полную ответственность за сохранность чужого кабинета. К счастью, двоечник Смирнов был сыном пролетария, а не буржуина. Пока шел урок, он подметал пол, убирал, сколачивал шкаф, расставлял в нем книги и в конце концов отремонтировал все так, что получилось даже лучше, чем было. Его одноклассники, как водится, спали, делая вид, что внимательно слушают. Класс оживлялся три раза. В первый раз это случилось, когда в кабинет вошла завхоз с требованием всем учащимся предъявить сменную обувь. Трое учеников тут же отправились в коридоры мыть полы. Второй момент оживления произошел, когда Анна попыталась освежить в мозгах своих подопечных знания, полученные в прошлом году.

— Что случилось в 1640 году?

Народ безмолвствовал.

— Подсказка: это случилось в Англии,