Чужая дуэль - Игорь Астахов

Все это околоточный рассказал мне в церковном дворе, где я нашел его сидевшим на скамейке и смолящим одну папиросу за другой:

— Нет, ну куда они могли деться? — стряхивая пепел себе на брюки, в который раз вопрошал Селиверстов. — На окнах решетки. Дверь на замке. Так мало того, на улице всю ночь специально приставленные к образу монахи дежурили.

— Ты их уже допросил? — на всякий случай вяло поинтересовался я.

— Да в первую очередь, — околоточный прикурил от окурка новую папиросу. — Божатся, что всю ночь глаз не сомкнули. А если и врут, то все равно решетки целы и дверной замок не поврежден. Кто же внутрь смог проникнуть, а? Бесплотный дух, что ли?

Ничего не отвечая, я встал со скамейки, поднялся по вытертым ступеням крыльца и вошел в храм. Настоянный на густом духе разогретого воска и ладана сумрак был едва разбавлен редкими огоньками потрескивающих свечей. Сурово и торжественно смотрели с икон темные лики. Рука, помимо воли, сама потянулась перекреститься.

Возле царских врат толклись люди в рясах и цивильной одежде. Подойдя ближе, я с удивлением разобрал, что они, мешая друг другу, пихают палки в узкую щель между стеной и высоченным иконостасом. По большому счету это была не лишенная смысла мысль. При желании туда мог запросто протиснуться и до поры спрятаться очень худой человек.

Понаблюдав минут пять за их потугами, я развернулся и вышел на воздух. Околоточный, нахохлившись, все еще сидел на лавке.

— Ну и что ты, Петр Аполлонович, пригорюнился? — снова подсел я к нему.

— А чему радоваться? — тускло переспросил полицейский.

— Да хотя бы тому, что у тебя индульгенция от самого Бибаева. Можешь спалить постоялый двор Буханевича, расклеить на всех столбах секретные циркуляры, плюнуть на бороду генерал-губернатору и ничегошеньки тебе не будет.

— Не смешно, — даже не улыбнулся околоточный.

— Странно, — я дружески толкнул его плечом. — Другой на твоем месте скакал бы от восторга, что мне удалось списать все его грехи.

— А толку? — шмыгнул носом Селиверстов. — Старые-то списал, а новые вот они. И что мне теперь с ними делать?

— Да брось, — махнул я рукой и полез в карман за папиросами. — Найдутся камушки. И быстрее чем ты думаешь.

— Твои бы слова, да Богу в уши, — не разделил моего энтузиазма околоточный.

— Нет, ты сам посуди, — у меня действительно вдруг начало проявляться понимание ситуации, — Если двери, окна целы, а они действительно целы, ты уверен?

Полицейский мрачно кивнул.

— Значит, тот, кто украл камни до сих пор внутри, — сделал я единственно возможный вывод.

Околоточный возмущенно фыркнул:

— Сто раз уж все обшарили. Никого там нет.

— Значит, плохо искали, — я, наконец, зажег папиросу, которую все это время машинально разминал. — Ты бы договорился с настоятелем, чтобы он закрыл церковь денька на два, на три. А лучше вообще на четыре. И охрану поставь из своих. Вот тогда тот, кто в ней прячется, никуда не денется, сам выползет. Без еды еще протянуть можно, а вот без воды вряд ли.

Селиверстов задумчиво почесал в затылке, с сомнением покосился на меня, тяжело вздохнул, встал и поплелся на поиски настоятеля. Из церкви он выскочил через четверть часа взбешенный, с искаженным, покрытым красными пятнами лицом. Я дожидался околоточного, потому что особо никуда не спешил. До намеченной встречи со Стаховым оставалось более сорока минут, а добираться до места было всего ничего.

Полицейский, нервно поправляя сбившийся на сторону галстук и пыхтя как паровоз от возмущения, с размаху плюхнулся рядом со мной.

— Старый идиот, прости Господи, — он испуганно оглянулся по сторонам, не услышал ли кто, и перекрестился. — Не может он, видите ли, лишить прихожан возможности посещения храма. А камни искать это моя проблема. У них воруют, а я, понимаешь, ищи ветра в поле, — никак не мог успокоиться околоточный.

— Вижу, достойно пообщались, — усмехнулся я.

— Еще как, — сплюнул под ноги Селиверстов. — Так глотки друг на друга драли, хоть святых выноси.

— И до чего докричались? — я откинул крышку карманных часов, которыми пришлось заменить более привычные наручные, и прикинул, что уже пора выдвигаться на свидание с осведомителем.

— На два дня еле-еле уломал… У-у-ууу! — околоточный погрозил кулаком в сторону собора. — Непробиваемый, — затем махнул рукой. — Ладно, Бог с ним, где два, там и три. Думаю, суток четверо удержусь, а там уже и так все ясно станет.

— Ну, давай, держись, — я пожал ему руку и направился к экипажу.

Как водится, непосредственно до самого места рандеву я добирался своим ходом, нырнув в придорожные кусты так, чтобы кучер при всем желании не смог догадаться об истинном направлении моего движения. С утра подморозило и появилась возможность, не извозившись до ушей в жирной глине, воспользоваться узенькой тропкой, вьющейся сквозь заросли ольхи до самой сторожки.

Где-то на полпути мне приспичило закурить. Вытянуть на ходу зацепившийся в кармане портсигар не получилось, поэтому пришлось привстать. Но не успел я его раскрыть, как сзади на мою голову обрушился чудовищной силы удар. Вслед за искрами из глаз, непроницаемым покрывалом пала кромешная тьма.

…Очнулся я от холода в полной темноте и в первый миг даже перепугался, что ослеп. Меня немилосердно трясло, а еще было тяжело дышать, потому что лежал я на холодной, влажной земле лицом вниз. Но попытка пристроить голову поудобней вызвала катастрофу. Жесточайший приступ головокружения спровоцировал неудержимую рвоту. Когда же я, давясь и отплевываясь, попытался вытереть лицо, то с ужасом сообразил, что кисти рук туго стянуты за спиной.

Чтобы не захлебнуться, пришлось собрать все силы и откатиться в сторону. Тут же заявила о себе новая напасть. Сократившийся от холода мочевой пузырь отозвался тянущей болью. Мне показалось до такой степени позорным опорожнить его в штаны, что на этом фоне померкли остальные неприятности.

Не обращая внимания на периодические рвотные позывы, явный признак сотрясения мозга, я раздавленным червяком извивался на земле. Сдерживаясь из последних сил, сумел каким-то невероятным образом изогнуться так, что таз, наконец, проскочил сквозь кольцо из связанных рук.

Не теряя ни секунды, едва успев подняться на колени, я негнущимися пальцами кое-как расстегнул, вырвав одну с мясом, пуговицы на брюках… и ощутил неземное блаженство. Даже на какое-то время отступила тошнотворная головная боль.

Когда решилась главная проблема, пришла пора определиться, куда же все-таки в очередной раз меня занесла нелегкая? Вслепую, потому что вокруг была темнота, хоть глаз коли, я неуклюже потыкался по сторонам. Похоже, меня заперли в небольшую, шага два на два, каморку, с досчатыми, судя по воткнувшейся в тыльную сторону ладони занозе, стенами. Обнаруженная в ходе разведки низенькая дверка на попытки ее открыть не поддалась.