Родишься только раз - Бранка Юрца

Раньше я прекрасно обходилась без зеркала: чтобы причесаться утром перед школой, мне довольно было оконного стекла. Но теперь мне отчаянно хотелось смотреться в зеркало.

Дождавшись, пока все уйдут, я беру папино зеркальце, ставлю его на кухонный стол и разглядываю свое лицо. На меня смотрят ясные серые глаза.

Они загадочно смотрят на меня и на мир.

Я красивая?

Красивая! Красивая!

Красивая, как Юдита, которая напропалую кокетничает с мальчишками. А может быть, еще красивее.

С дрожащими от волнения коленками прохожу мимо мальчишек, косясь на них из-под ресниц. Но они на меня ноль внимания.

Ведь я же красивая?

Да, да, красивая! А что, если некрасивая?

И тут, как на грех, в кухню врывается брат. Я корчу перед зеркалом отвратительную рожу, но поздно.

— Мама! Погляди-ка на эту дуреху! — кричит он.

— Какая же она дуреха? — возражает мама.

— Как есть дуреха! Воображает себя красоткой!

— Да, красотка! Так и знай… — задиристо говорю я, кладя зеркальце на полку.

После обеда, когда все ушли, я опять поставила зеркало на стол.

Красивая я? Некрасивая?

Если б не веснушки! На носу еще куда ни шло, но на лице… Боже, сколько их — как клякс на промокашке.

Ну конечно, я стану красивой, как только сведу веснушки. Кто-то посоветовал мне умываться жемчужной росой. С величайшим терпением собирала я по капелькам чудодейственную росу с листьев салата, петрушки и прочей зелени, росшей на хозяйкином огороде. Но веснушкам хоть бы хны! Омоются росой и станут еще ярче и виднее. Потом мне сказали про огуречный сок. Свежие ядреные огурчики так и просились в рот, но я их не ела. Стремясь избавиться от веснушек, я выжимала из них весь сок. На смену ему пришел лимонный сок. Мужественно подавляя в себе желание выпить его, я протирала им свои веснушки. Но едкий лимонный сок стягивал и разъедал кожу. За лимонным соком последовало молоко. Опять все впустую — веснушки даже и не подумали сойти.

Нос мой тоже доставлял мне немало огорчений.

Ну и нос у тебя!

Почему он не тонкий и не белый, как алебастр?

На худой конец, он мог бы быть крючковатым. Это тоже придавало бы лицу хоть какую-то выразительность. Но он не был и крючковатым.

Он мог бы быть круглым, как картошка. Или длинным, чтобы вынюхивать, где что делается. Но мой нос не был ни круглым, ни длинным. А впрочем, пусть он был бы каким угодно, лишь бы не таким, какой есть.

А какой он?

Курносый-прекурносый!

Никакой в тебе нет красы, девчонка! Ведь тебе еде никто никогда не говорил, что ты красивая.

Но вчера парикмахерша Фрида сказала:

— Бранка, закрой глаза!

— Зачем? — удивилась я.

— Я полюбуюсь на твои ресницы.

Я закрыла глаза.

— О, если б мне твои ресницы! — вздохнула Фрида. — Они у тебя как метелки. Так чудесно затеняют глаза.

Я закрываю глаза, но почему-то не вижу своих длинных ресниц, ресниц, которые затеняют глаза.

Тогда я поднимаю веки и теперь уже вглядываюсь в свои волосы: они тонкие, как кудель, и совсем не вьются.

И я горестно вздыхаю.

Изо дня в день сижу я перед крошечным папиным зеркальцем, стараясь отыскать в себе хоть что-нибудь привлекательное. Как же стать красивой? Нет ответа.

В полном унынии отвожу я от зеркала глаза и вижу в окошко Юдиту. Она гордо проходит мимо изумленных мальчишек, загадочно поглядывая на них из-под широких полей своей модной шляпы. „Вот что мне нужно“, — мгновенно решаю я, и только отсутствие денег удерживает меня на месте — не то б я тотчас же помчалась в шляпный магазин.

Разумеется, я помалкивала о своей новой фантазии — ведь мама при всем желании не смогла бы выкроить денег на шляпку. И с превеликим нетерпением ждала, когда мне заплатят за уроки.

Дома давно уже поговаривали о том, как лучше употребить этот мой заработок. Мама советовала купить туфли — старые уж и чинить-то нельзя. Я посмотрела на свои ноги. Что и говорить, мама, как всегда, права, да только шляпка сейчас важнее туфель.

В те дни я подолгу простаивала перед шляпным магазином, разглядывая шляпки всех фасонов. Цены меня не смущали — я хотела стать красивой!

Я вошла в магазин и поставила в сторонку портфель. Модистка занималась барышней лет двадцати пяти, услужливо подбирая ей шляпку, а я тем временем внимательно разглядывала шляпы. На болванках и штырях, на открытых полках и в застекленных шкафах были шляпы на любой вкус: с низкой тульей и с высокой, с перьями и с большими булавками, с узкими полями и с такими широченными, что они развевались на ходу, словно знамена. Это как раз то, что мне нужно. В такой шляпе я буду ходить по улице, как королева. И мальчишки наконец-то обратят на меня внимание.

Барышня тем временем выбрала шляпку. Модистка положила ее в большой бумажный пакет, и барышня спустилась по крутым ступенькам на улицу. Я осталась один на один с модисткой.

— Вы уже выбрали? — спросила она.

Глаза мои улыбались, все лицо мое улыбалось, слова сами слетели с языка:

— Да, вот такую, с широкими полями!

— А какого цвета?

О цвете шляпки я как-то не подумала.

Модистка глянула на мое поношенное пальто цвета красного вина и сказала:

— К вашему пальто подошла бы черная, но я вам не советую…

— Посмотрите хорошенько на себя! Посмотрите, пожалуйста, еще и сзади! И вы поймете, что я желаю вам добра.

Модистка дала мне овальное ручное зеркальце. И тут-то начались для меня настоящие муки.

Я взяла его сперва в правую руку, потом в левую, но видела себя по-прежнему только спереди.

— Встаньте, — сказала модистка, увидев мое затруднение, — отвернитесь от большого зеркала и посмотрите на себя в маленькое!

Я встала и повернулась. Я снова брала зеркальце то в правую руку, то в левую, но видела себя опять только спереди. И зачем меня принесло в этот шляпный магазин! Я пропала! Ведь это не магазин, а сущий ад.

Модистка взяла у меня зеркало и стала сама держать его, как надо. И я действительно впервые в жизни увидела себя и спереди, и сзади, и с боков.

— Поверьте мне, — взмолилась модистка, — такой нежной, миниатюрной девушке эта шляпка не подходит! Такая шляпка идет только крупным женщинам…

Значит, я нежная? Нежная, как роза, распускающая свои лепестки?

В магазин вошли покупательницы, и модистка сразу повернулась к ним.

Я была счастлива, что избавилась от всего этого кошмара: шляп, модистки и зеркал.

Не теряя ни секунды, положила я овальное зеркальце на полку, потом сняла черную шляпу с широкими полями и положила ее рядом с зеркалом. Затем пригладила волосы, схватила портфель и пошла к двери.

— Куда вы, подождите! У меня есть для вас другая!.. — кричала мне вслед модистка.

Дома я, конечно, не сказала ни слова о своей шляпной неудаче.

Деньги, полученные за уроки, я отдала маме. Она решила купить мне туфли. И как можно скорее, пока деньги не растаяли.

„А что, если бы я пошла по улице в роскошной шляпе с широкими полями и в стоптанных туфлях? Хорошенький был бы у меня вид!“ — думала я, потешаясь в душе над собственной глупостью.

Вечером мы с братом, как и всегда, учили уроки.

Каждый сидел на своем краю стола. Обычно мы сидели, уткнувшись в свои книжки и тетрадки, и за весь вечер, бывало, даже взглядом не перекинемся. Но в тот вечер брат посмотрел на меня внимательно и воскликнул:

— Ой, какая ты!

Я подняла голову, ожидая комплиментов. А вдруг он назовет меня красивой?..

— Какая?

— Ну и кожа у тебя на щеках! Погляди-ка на себя!

— Зачем?

— Да ведь у тебя не кожа, а как есть подметка!

К счастью, мама куда-то выходила. Ее бы это больно задело.

В тот день я легла рано, и, спрятав лицо в подушку, плакала тихими, неслышными слезами.

Утром я тайком посмотрелась в папино зеркальце. И улыбнулась сама себе.

Я красивая?

Красивая!

Мальчишки вздрогнут, когда я пойду по улице.

Мы расстались

Я описала все, что задержалось в моей памяти. Но только я положила перо, как, откуда ни возьмись, Петковиха, хозяйка дома. Смотрит на меня с улыбкой и говорит:

— Дорогая Бранка, рассказала б ты про меня хоть что-нибудь доброе!

— Извините, — говорю, — я совсем забыла, как вы однажды обрадовали своих маленьких жильцов.

В пасхальную ночь она зарыла в щебенку во дворе крашеные яйца и апельсины. Ну и намучилась она при этом! Мы прознали про ее старания и не могли дождаться, когда нас позовут. Наконец послышался ее голос: „Ищите яички и апельсины! Найдете — будут ваши!“

Следом за ней подал голос Кирилл:

— Бранка, а ты не рассказала, как мы радовались в день святого Миклавжа. Помнишь, как, проснувшись утром, мы находили у своих постелей полный ботинок орехов, печенья и рогаликов! Помнишь? Я даже хотел стать Миклавжем, чтоб щедро оделять ребят и исполнять все их желания.