Родишься только раз - Бранка Юрца

Папа, кивая в знак согласия, записывал все подряд. Последними в графе „ДОМ“ значились ложки и ножи.

— А что тебе самой? — с расстановкой спросил папа.

— Мне? Мне? Ничего!

И мы втроем сами выбрали для мамы то, в чем она нуждалась в первую очередь. Я вспомнила про зимнее пальто, Кирилл про летнее папа — про юбку и кофту.

Теперь была папина очередь. Кирилл считал, что ему нужны два галстука, один непременно бабочкой, я предложила купить ему шляпу, а мама — костюм и две сорочки.

П добросовестно записал, потом провел толстую черту и сказал:

— Теперь мы знаем, кому чего хочется. И это уже кое-что.

Папа назначил день, и когда он наступил, мы всей семьей отправились в тот самый магазин, где обычно делали покупки.

За прилавком стояли продавцы, за ними на полказ громоздились различные товары.

— Тут написано, на какую сумму мы можем взять в долг, — сказал папа, кладя на прилавок кредитную книжку, и повернулся к нам: — Из всех желаний выберите по одному.

Я разинула рот.

— Почему так мало?

— По одежке протягивая ножки! — ответил папа, и это уже было совершенно в мамином духе.

Первым в очереди оказался дом. Последними — мы с Кириллом. Брату купили вельвет на штаны, мне — клетчатый материал на платье. Ничего не попишешь — на нет и суда нет.

Продавец все подсчитал и выписал чек. Папины галстуки до конца исчерпали наш лимит. Папа взял под мышку объемистый сверток, и мы вышли из магазина.

По дороге домой мы завернули в харчевню „Золотая рыбка“. Папа считал, что такое событие надо отметить.

Кирилл, папа и я заказали жареную рыбу, мама, не любившая рыбы, съела бутерброд с сыром. А еще мы распили литр далматинского вина. Красное далматинское вино было самым дешевым.

Домой мы вернулись довольные и счастливые.

— Желания человека — это уже кое-что! — утешал нас папа.

Электричество в доме

Наша хозяйка Петковиха жила на доходы от своего дома. В нем не было никаких господ, да и сама Петковиха, владелица дома, на барыню ничуть не походила.

Дом этот напоминал большую коробку с окнами, обращенными на улицу, где проходила железная дорога, и во двор, из которого виднелось Похорье.

На каждом из его двух этажей было несколько квартир, больших и маленьких, а также квартир, состоявших из одной-единственной комнаты. В таких квартирах без кухни ютились, как правило, целые семьи.

Хозяйка из-за своих больных ног жила внизу.

Каждый месяц первого числа все жильцы должны были вносить квартирную плату. На квартиру уходила ровно треть отцовского жалования.

Когда в городе начали проводить электричество, Петковиха, женщина практичная, решила не откладывать дела в долгий ящик.

Без промедления собрала она своих жильцов и объявила, что намерена провести в доме электричество. Предвидятся большие расходы, и потому она повысит квартирную плату. Последнее было для нас горькой пилюлей.

Однако все хотели иметь у себя это чудо. Один Муси решительно воспротивился:

— Ни к чему мне ваше электричество!

— Муси! Вы только повернете выключатель, и сразу станет светло! — пытались вразумить его собравшиеся.

— Не надо мне никакого электричества! — упрямо твердил он.

— Решили сидеть впотьмах?

— У меня есть керосиновая лампа!

Петковиха, восседавшая в кресле, стукнула палкой по столу.

— Не тратьте попусту слов! Не стоит его уговаривать! Муси, уж не думаете ли вы, что я вам позволю нарушать порядок? Дорогой Муси, в вашей комнате тоже будет гореть электрический свет.

Муси заволновался. Губы у него задрожали, на лбу выступила испарина.

— А кто будет за него платить?

— Поймите, Муси, — уже спокойнее заговорила Петковиха, — я вас не спрашиваю, хотите вы электричество или не хотите! Оно придет в дом и в каждую квартиру. Так я решила, и баста! И вы будете за него платить. А дальше дело хозяйское — жгите себе на здоровье керосиновую лампу, карбидный фонарь или свечку — меня это не касается. Это ваше дело, господин Муси!

— Оставьте меня в покое!

— Покой у вас будет и электричество тоже!

— А если я съеду?

Тут уже пахло угрозой!

— Съезжайте хоть сейчас! Комнату с электричеством сегодня же снимут.

Собрание закончилось. Все радовались электричеству, один Муси негодовал.

Дома у нас только и разговору было, что об электричестве. Казалось, мы скоро попадем в волшебную сказку. У нас будет электрический свет! С помощью электричества будем гладить! Ни карбида, ни керосина, ни углей, ни угара, ни чаду! Плита тоже будет электрическая.

По вечерам у нас горела керосиновая лампа. И как ни выкручивали мы фитиль, как ни намывали стекло, свет все равно был скупой и тусклый.

Один Муси и слышать не хотел об электричестве. Он сидел на скамейке во дворе и молча ждал неминуемого.

— Муси! Когда вы уезжаете? — крикнула Петковиха, высовываясь из окна.

— Я не уезжаю!

— Тогда доплатите за квартиру…

— Доплачу, чтоб вам подавиться…

Пришли электромонтеры. Они долбили стены, протягивая разноцветные провода. Все с нетерпением ждали, когда загорится электрический свет.

И вот этот радостный день наступил. Электрические лампочки разом вспыхнули в обеих комнатах и в кухне, где вместо выключателя у двери висел шнурок. Дернешь его раз — лампочка над столом загорится, дернешь еще — погаснет.

Поначалу все в доме только и делали, что по очереди зажигали и тушили свет. Похоже было, что жизнь жильцов нашего дома превратилась в чудесную увлекательную игру.

Мы с братом зашли к Муси. Он был нашим ближайшим соседом и единственным в доме, кто не радовался вместе с другими.

Муси сидел за столом, как божья коровка. По его комнате тоже тянулась проводка, а у двери, как и положено, был выключатель. Посреди потолка висел на проводе эмалированный абажур, не хватало лишь лампочки.

— Зачем пожаловали? — спросил он каким-то замогильным голосом.

— Пойдемте к нам! У нас уже горит!

— Никуда я не пойду. У меня есть керосиновая лампа…

Пришел отец. Он был в хорошем настроении, как и все в доме.

— Муси, — сказал он, — мы вам купим лампочку.

Муси поднял на него глаза и уже в тысячный раз заявил, что до самой смерти не расстанется со своей коптилкой.

— А деньги приберегите для себя. У меня свои есть.

На столе стояла керосиновая лампа с закопченным стеклом. Мы растерянно переминались с ноги на ногу, косясь то на него, то на чадящую лампу.

— Бранка, почисть мне стекло, — внезапно попросил Муси.

Я сняла стекло и, вооружившись обернутой в газету ложкой, приступила к работе. Через некоторое время я поднесла его к свету — оно было чистым, как слеза. Тогда я привернула фитиль, сняла ножницами нагар, зажгла огонь и вставила теперь уже прозрачное стекло.

Мягкий свет падал на Муси — он остался верен этому теплому свету керосиновой лампы.

И не изменил ему до самой смерти — при свете керосиновой лампы он навеки закрыл глаза.

Я переплыла Драву

Плавать нас никто не учил. В школе не было бассейна, а наши родители и близко не подходили к бурной Драве. Отец частенько говаривал, что в этой холодной и грязной реке купаются только дураки. Если его донимала жара, то он охлаждался и утолял жажду бевандой.[8]

А мне очень хотелось купаться в Драве, и я дала себе слово научиться плавать.

Научусь сама!

Но где?

Откровенно говоря, я тоже боялась холодной и быстрой Дравы — в такой реке учиться нельзя.

На пруду? В Бетнаве?

Нет, ни за что не полезу в стоячую воду. К тому же пруд этот довольно глубокий, и каждое лето из него извлекают утопленников.

Как-то знойным летним днем Кирилл открыл Песницу.

— А далеко она?

— Ну, за часок, пожалуй, дойдешь, — засмеялся Кирилл.

На Песнице не было водоворотов, и была она не очень холодной и не слишком глубокой. Как же мы раньше о ней не подумали!

В тот же день после обеда Кирилл, Дольфи, Мина, Драгица и я отправились на Песницу. Пройдя через весь город и миновав Кошаки, мы спустились на поемный луг, по которому тихо и неспешно текла Песница. Было время когда на месте скошенной травы уже начинала подниматься мягкая, нежная отава. В многочисленные омуты смотрелись ивы и орешник. По мирной спокойной воде медленно скользили тонконогие сережки, а над прибрежными кустами кружились пестрые стрекозы. Солнце палило нещадно.

В кустах мы переоделись. Мина, Драгица и я надели черные сатиновые купальники с глубоким вырезом и пышными короткими рукавами, мальчишки вырядились в длиннющие черные трусы.

Плавать никто не умел. Кирилл, обладавший кое-какими познаниями в этой области, авторитетно заявил, что сперва надо научиться плавать по-собачьи.