Родишься только раз - Бранка Юрца

Фабрика „Доктор и К“ выпускала плащ-палатки для армии. На солдатских плащ-палатках бывает множество пуговиц, и пришивают их вручную. Самыми дешевыми руками были те, что находились дома — рабочие на фабрике обходились хозяевам дороже, они уже завоевали себе кое-какие права.

Но тогда мы всего этого не знали. Мы только хотели работать, хотели палаток и пуговиц и платы за работу.

В большом складском помещении высились горы палаток! Но и жаждущих работы тоже было немало! Я даже боялась, что нам не хватит этих самых палаток. Но вот подошла мамина очередь. Она получила палатки, пуговицы и нитки, хорошенько их пересчитала и расписалась в какой-то ведомости.

Мы с братом водрузили все эти сокровища на тележку и повезли их домой.

Наша кухня превратилась в настоящую мастерскую. В одном углу лежали палатки без пуговиц, в другом те, что уже побывали в наших руках.

Работали мы втроем: мама, брат и я. Папа только смотрел на нас и радовался, что мы сами нашли себе работу.

Сказать по правде, было совсем не просто пришивать пуговицы к брезентовым плащ-палаткам какого-то невообразимо бурого цвета. Они поглотили у нас все свободное время, сразу вытеснив из нашей жизни игры, драки, прогулки, хождение в гости и чтение книжек. Едва покончив с неотложными делами, мы садились на низенькие скамейки подальше друг от друга, расстилали на полу плащ-палатку, надевали на средний палец наперсток и начинали пришивать пуговицы. Приходилось изо всех сил давить на иголку, чтоб протащить ее сквозь плотный брезент и сквозь дырочку в пуговице.

За работой мы обычно подсчитывали свой будущий заработок, и если цифра получалась несообразно большая, мама тут же остужала нашу радость:

— Кто знает, как нас обмишулят!

По утрам, когда мои одноклассницы еще спали, я старательно пришивала пуговицы. Встав чуть свет, я садилась на скамейку, брала на колени плащ-палатку и начинала усердно орудовать иглой.

Эта стальная блестящая иголка грезилась мне даже во сне. Однажды я уснула с шитьем в руках, и вдруг — о чудо! — игла сама собой заходила туда-сюда, с поразительной легкостью протыкая толстый брезент. Груда палаток с пришитыми пуговицами становится все выше и выше. Она уже такая высокая, того гляди, рухнет и придавит меня. Объятая ужасом, я закричала… И тут сквозь сон услышала над самым ухом ласковый голос мамы:

— Ложись, доченька. Не надо больше шить. Сегодня ты славно поработала.

Назавтра мы отвезли готовые плащ-палатки на фабрику. Перед нами громоздились горы палаток для нашей армии — с пуговицами и без пуговиц.

Мама расписалась в ведомости в получении денег и новой партии палаток.

Мы с братом опять погрузили их на тележку и, дружно взявшись за дышло, пошли домой. По дороге мы старались выяснить, сколько нам заплатили.

— Сколько? — воскликнула мама, вся кипя от гнева и возмущения. — Чтоб им пусто было! Даже на соль не хватит! — Слезы обиды застилали ей глаза.

Тележка подпрыгивала по булыжной мостовой.

— Мама, теперь ты не будешь брать взаймы? — спросила я.

Она посмотрела на меня и горько усмехнулась.

Отец был огорчен пуще нашего. Он потребовал, чтоб мы сразу же отвезли палатки обратно на фабрику. Но мама воспротивилась:

— Нет, назад не повезем. Раз уж привезли, то сделаем, но больше не возьмем. Я же говорила, что они хуже цыган!

На том и кончилась наша надомная работа. Но все-таки мы немного подработали.

Спасибо, я не хочу

Столовые приборы не доставляли нам хлопот.

Прибор был нам так же чужд, как чуждо было и само слово. Мы знали только добрые старые ложки да еще вилки.

На обед мама круглый год готовила минештру. Зимой она кормила нас минештрой из кислой капусты, картошки и фасоли, а еще из квашеной репы, картошки и фасоли, летом — из стручковой фасоли и картошки, но с особенным удовольствием уплетали мы минештру из молодой дробленой кукурузы — мама сама толкла ее в ступке, — картофеля и фасоли.

Минештры, все до одной, были такими вкусными, что мы, навернув по полной тарелке, редко когда не просили добавки, и уж без добавки не обходилось вовсе, если в минештре варилась поросячья ножка.

Минештру мы ели ложкой. Но ведь мы питались не одной минештрой. По вечерам нас часто ждал салат: большая миска с салатом и кусок черного хлеба. Салат мы ели вилками. Стало быть, вилка являлась второй важной частью нашего прибора.

Не думайте, что мы ели салат ради витаминов. Ничего подобного! О витаминах в те годы и понятия не имели, врачи и те вряд ли о них знали, а уж про нашу маму и говорить нечего.

Мы съедали ровно столько овощей, сколько их росло на нашем огороде за железнодорожным полотном. Этот огород, который мы сами обрабатывали: пололи, окапывали, поливали — снабжал нас овощами с ранней весны до поздней осени; овощи были свои, и потому на ужин мама обычно делала салат.

В первый день недели мы ели картошку с цикорием, на второй — фасоль с цикорием, на третий — фасоль с салатом, на четвертый — картошку с салатом, на пятый — шинкованную капусту с фасолью, а на шестой, на загладку, — крутые яйца с цикорием.

Для салата нужны были вилки Ножом мы не пользовались, во вском случае я и брат.

По воскресеньям мама варила мясной суп. Говядину они разрезала на куски и делила ее между нами, по справедливости давая отцу кусок побольше — как-никак кормилец семьи заслуживал этой небольшой привилегии.

Без тени сомнения я пользовалась дома ложкой и вилкой, пока однажды не узнала, что за обедом принято разрезать мясо ножом а пирожные и компот есть маленькой ложечкой.

Все эти столь ценные сведения я незамедлительно выложила дома, требуя от родителей соблюдения правил, но они в ответ только посмеялись и посоветовали мне подождать, пока стану барыней.

С прибором я столкнулась в тот чудный майский день, когда нас повели на Рогашские Воды. Экскурсия должна была увенчаться обедом на открытом воздухе, и в классе собирали деньги.

Узнав про обед, я страшно испугалась и, даже не спросив у мамы денег, поспешила от него отказаться.

Классная руководительница, учившая нас математике и по-матерински относившаяся ко всем своим ученицам, просмотрела список и, не найдя в нем моей фамилии, поинтересовалась, не из-за денег ли я отказываюсь от обеда.

И зачем я вообще записалась на эту экскурсию?

Хоть бы к тому времени заболеть, свалиться с высокой температурой. Тогда класс отправится на источник без меня. И пусть они себе обедают, а я, как всегда, поем дома минештру!

— Да, — ответила я, не моргнув глазом. — Я возьму с собой завтрак.

— Ну хорошо, — молвила учительница.

Я успокоилась: пойду со своим классом на экскурсию, а на обед съем омлет с хлебом. И не понадобится мне ни ложка, ни вилка, ни нож, ни чайная ложечка.

Сначала мы осматривали курорт, бродя купно и порознь по его великолепному парку, зашли в павильон, где нам дали по стакану целебной минеральной воды. Я еще ни разу не видела ключей и источников, не говоря уж про покрытый стеклянным колпаком минеральный источник, и потому смотрела на него с особенным интересом.

Потом нас повели на стекольный завод. Наблюдая за рождением бутылок и стаканов, я невольно думала о том, что моему отцу, который больше всего на свете любил посидеть за стаканчиком вина, и в голову не приходило, сколько тяжелого труда вложено в каждый из них. Стеклодувы изо всех сил дули в стеклянную массу, превращая ее у нас на глазах в стаканы и бутылки. К тому же здесь была такая жарища, что стеклодувы буквально обливались потом.

В другом цехе работали граверы. Медленно и неторопко вырезали они на стекле чудесные узоры. Точно завороженная, смотрела я, как из-под их искусных рук выходят все те стеклянные сокровища, которых в нашем доме и в помине не было.

Стеклодувы и граверы были в моих глазах настоящими чудодеями. Какой гордостью светилось лицо гравера, когда он протягивал мне стройную стеклянную вазу. Я взяла вазу и повернула ее к солнцу. Солнечные лучи упали на ее узоры, и она заиграла всеми цветами радуги.

Осмотрев стекольный завод, мы поднялись на холм, где стоял трактир. Там нас ждал обед. В саду, под цветущими яблонями были расставлены тесовые столы с такими же тесовыми скамьями. Девочки быстро сели.

Пробило полдень. Учительница пересчитала еще раз своих учениц и обнаружила, что одной не хватает.

Кого же не хватает?

Без особого труда она установила, кто отсутствует, и велела девочкам найти меня.

Я пряталась за домом, от души радуясь, что так ловко отстала от класса. День был чудесный; солнце золотило уже высокую траву, цветущие яблони и усыпанные завязью персики. Удобно расположившись в тени под яблоней, я развернула сверток и начала с жадностью уминать черный хлеб с омлетом.