Гарпии - Иоанна Хмелевская

Не привыкшая долго сосредотачиваться на чем-то, Фелиция отключилась. Теперь надо решить, с кем и о чем говорить, разумеется, потом, когда все уснут. Интересно, какая здесь разница во времени с Нью-Йорком? На сколько часов и в какую сторону, прибавлять или отнимать? И каким образом обезвредить Меланью? Эта язва обязательно поднимет трубку. Надо как-то незаметно отключить её аппарат, утром так же незаметно включить.

Меланью же, в свою очередь, заинтересовала Сильвия. С чего это вдруг так осмелела, что это её так заботит, имеет ли завещание Ванды законную силу? А удивляться нечему — до Сильвии постепенно доходило, что гостья их и в самом деле богата и, если ей, Сильвии, перепадёт хоть самая малость, для неё начнётся совсем другая жизнь. Она станет независимой от Фелиции, не придётся больше отчитываться в каждой злотувке, можно будет купить себе то, о чем давно мечталось, как о несбыточном счастье…

Мартинек, очень довольный жизнью, методично работал челюстями, пожирая все, находящееся на расстоянии вытянутой руки. Его очень обрадовало сообщение старухи о том, что Доротка унаследует не все её деньги, — перепадёт и старым грымзам, может, не только Фелиция станет платить более щедро, но, глядишь, даже Сильвия тоже будет давать поручения и платить за них, так что из старухиного наследства и ему обломится; только вот не придётся ли слишком долго ждать? Чем скорее, тем лучше. И уже с особым интересом поглядывал на завещательницу, которая уминала яства не хуже его самого, загребая все подряд — и икорку, и маринованную селёдочку, и жареную уточку с яблоками, и панированные котлетки телячьи, и вино, и шампанское… Ведь человеку в её возрасте это наверняка вредно, несварение желудка или что-то в этом роде, кто знает, может, и помрёт? И добрый Мартинек порадовался за старушку — ведь той будет приятно умереть после такого ужина.

Яцек тоже внимательно слушал все, о чем говорилось за столом, и делал свои выводы. С Дороткой говорить он не мог, их разделяла Меланья. А пообщаться с девушкой очень хотелось — уж больно она хороша. А Доротка и впрямь, хотя усталая и совершенно неподготовленная к званому вечеру, выглядела на редкость привлекательно: волосы прелестно растрепались, после бокала шампанского глаза заблестели и щёчки зарумянились, так что смотреть на неё — одно удовольствие. Парень не отрывал от неё глаз и радовался за девушку, которая получит от крёстной наследство. Обладавший достаточным жизненным опытом, Яцек не верил в миллионы американки, но пусть даже тысячи… Правда, судя по всему, миллионерша отличалась железным здоровьем и неиссякаемой жизненной силой.

Доротка постепенно приходила в себя. Всю болтовню о наследстве, хотя та касалась её непосредственно, она пропускала мимо ушей, не придавая ей никакого значения. Честно говоря, даже миллионному наследству она предпочла бы пусть небольшую сумму, но наличными — такой маленький сувенирчик в двадцать-тридцать тысяч долларов. И старушке никакого вреда для здоровья, и ей, Доротке, возможность приобрести хоть крохотную квартирку для себя. Ну да что об этом мечтать, пока бабуля щедра лишь на обещания да на траты не скупится.

Дойдя до трат, девушка сразу вспомнила о Яцеке и с беспокойством взглянула на парня. Нет, не похоже, что сердит, напротив, производит впечатление человека, всецело довольного жизнью. Вон, перехватив её взгляд, улыбнулся от уха до уха и весело подмигнул. Нравится ей этот парень, нечего притворяться. Надо бы с ним переговорить с глазу на глаз — для выяснения финансовых вопросов, разумеется, — да разве в этом доме дадут спокойно пообщаться? Придётся договориться о встрече в другом месте. О чем это бабуля?

— …и ты наверняка помнишь, дитя моё, Сокольских, — обратилась гостья к задумавшейся Фелиции, — или нет, Ястшембских, нет, другая фамилия, ага, вспомнила, Вронские[2], они ещё собирались разводиться из-за вашей бабки, хотя та была намного старше их. Страшной красоты женщина, у меня есть её фотография в альбоме, идёт малой скоростью, непременно вам покажу, когда получу багаж, фрахт уже должен прийти, кстати, не мешало бы узнать… так я спрашиваю, детка, ты их помнишь?

Меланья попыталась незаметно под столом пнуть Фелицию, потому что та не слышала обращённого к ней настойчивого вопроса гостьи, да угодила в Мартинека. Вздрогнув, юноша поспешил проглотить то, что было во рту. Поскольку было много, всего проглотить не удалось.

— Мепому, — вежливо, но нечленораздельно ответил Мартинек и извиняющимся тоном прибавил: — Увы!

Что-что, а уж слух у престарелой гостьи был отменный, соображала она отлично и реагировала молниеносно.

— Да нет, не ты, мой дорогой, ты ещё слишком молод, а это до войны было. Я к Фелюне обращаюсь. А говорить с набитым ртом некультурно, да и не всякий поймёт, не все же такие умные… неужели больше не найдётся шампанского?

Со второго раза Меланье удалось попасть в сестру. Та очнулась как раз вовремя, чтобы услышать вопрос о шампанском.

— Как это не найдётся? — возмутилась она. — Конечно, найдётся… Сильвия…

Сильвия не отключалась, слушала гостью и отреагировала сразу.

— Как же, стоит в холодильнике. Или лежит. Доротка!…

Доротка молча встала и вышла в кухню. Крёстная вернулась к прерванному монологу:

— Так помнишь Вронских или нет? У неё ещё были длинные чёрные косы, вокруг головы заматывала…

— Каких ещё Вронских? — проворчала Фелиция, да спохватилась. В конце концов, к ней обращается миллионерша, которая и ей что-то завещала. — Ах, Вронских… И чёрные косы…

— Они же были на крестинах.

Пришлось Фелиции поднапрячься, хотя какие-то Вронские были ей до лампочки.

— А, на крестинах… Припоминаю… Минутку, такая толстая баба с косами, закрученными вокруг головы? А муж у неё худой и жутко высокий, во всяком случае, таким мне казался…

— Потому что ты была ребёнком.

— Так они Вронские? Внешне помню, а фамилию забыла…

— А может, Ястшембские…

— О, Ястшембские, конечно же, я отлично помню! — обрадовалась Фелиция. — И что ты хочешь сказать об этих Ястшембских?

— Да ничего. Просто были.

— Ну и что?

— Да ничего, были и все тут.

Фелиция потеряла дар речи. Заставить её с таким трудом вспомнить происходившее в незапамятные времена — и оказывается, это никому не нужно! За человека её эта Ванда не считает, такой удар по самолюбию. Давно её никто так не оскорблял!

Глядя на старшую сестру, Меланья не смогла удержаться от ехидного хихиканья. Без последствий это сошло ей лишь потому, что пришла Доротка с бутылкой замороженного шампанского и через стол подала её Яцеку. Любая женщина инстинктивно даёт откупорить бутылку тому мужчине, который ей больше по сердцу. В данном случае выбор был небольшим, Мартинек вообще исключался. Не думала Доротка ни о каком предпочтении, просто порадовалась, что наконец-то не ей откупоривать бутылку — до сих пор это входило в её обязанности и не очень хорошо получалось.

Шампанское спутало нить рассуждений гостьи и направило их в другое русло.

— …и когда мой Стасик второй миллион положил в банк, пригласил меня на ужин с шампанским и сказал: миллионером человек имеет право называться лишь тогда, когда у него их минимум два! Один — ещё не миллионер, минимум два. А при пятом миллионе подарил мне колье, которое я вам уже показывала… или ещё не показывала? Ну так покажу, сейчас…

Сорвавшись со стула, шустрая старушка резво взбежала по лестнице. За столом ошеломлённо молчали.

— В неплохой форме пожилая леди, — уважительно прокомментировал Яцек.

— Вы что, верите, что она и в самом деле принесёт колье? — недоверчиво произнесла Меланья.

— Может, бриллиантовое? — с надеждой выдохнула Сильвия. — Ни разу в жизни не видела настоящего бриллиантового колье…

— Вот интересно, те пять миллионов у них сохранились? — тоже с надеждой произнёс Мартинек. — А вдруг ещё столько же сэкономили?

— Или растранжирили! — насмешливо бросила Доротка, явно не проявлявшая по отношению к наследству ни малейшего оптимизма. — Могли на бирже спустить.

Сверху донеслись мощные удары, но не такие, как при стуке молотком.

— Езус-Мария, что она там делает? — вздрогнула Фелиция. — Доротка!

— Не пойду! — решительно отказалась Доротка. — Подумает, меня её колье волнует. Нехорошо подглядывать!

— Я могу сбегать! — неожиданно проявил инициативу Мартинек и с готовностью приподнялся со стула.

— А ну сядь! — прикрикнул на него Яцек.

Мартинек вопросительно глянул на Фелицию.

Та, в свою очередь, вопросительно глянула на Меланью. Меланья пожала плечами, не отрывая уважительного взгляда от племянницы.

— Ну так как? — волновалась Сильвия.

Ответ дала сама Ванда, легко, как девчонка, сбежав с лестницы. В руке она держала нечто сверкающее.

— Вот оно! — сказала миллионерша, с нежностью глядя на ювелирное изделие и осторожно положив его на стол. — Вот, смотрите, именно его подарил мне Стасик на пятом миллионе, любил меня мой дорогой Стасик, больше никто никогда не любил. И на память от него остались мне подарки: покупал он мне изумруды и сапфиры, но уже когда попало, на именины или ещё на какой праздник. А это — это памятное колье, самый дорогой подарок. Антось так на меня сердился, так накричал, когда я надела его на бардак — ведь надо же было что-то надеть…