Завтра мы будем вместе - Галина Врублевская

Кроме того, она умела гадать. Маргарита рассказывала, что Катина образованная мать, чтобы развлечь уже стареющую больную дочь, научила ее разным видам народных гаданий: на воске, на кофейной гуще, на любых узорах. Фантазии бедной больной были не лишены смысла. То, что для других девушек было развлечением, для Кати-дурочки стало дверью в неуловимый параллельный мир. Очень часто ее пророчества сбывались. Однако библиотечная провидица не могла и не хотела гадать по заказу. Все зависело от ее прихоти и настроения.

Я почти сразу почувствовала в Кате-дурочке родственную душу, а моя мгновенная реакция на любую несправедливость явилась толчком к нашей Дружбе. Вот как это случилось. Однажды на моих глазах недоверчивая тетка, получив взамен номерка бирку с рисунком ромашки, швырнула ее, разоралась и потребовала назад свою норковую шубу: боялась, что пропадет. Схватив шубу в охапку, она проследовала с ней в читальный зал. Она долго возмущалась, грозила пожаловаться заведующей. Испуганная дурочка забилась в уголок своих владений, плюхнулась на стул и, обхватив голову руками, громко разрыдалась. Я откинула доску барьера, решительно подошла к гардеробщице, погладила ее по спине.

— Не волнуйтесь, тетечка Катя, — сказала я. — Эта баба — дура безмозглая, ей еще отольются ваши слезы.

— Я, я, — всхлипывая, оправдывалась гардеробщица, — никогда не путаю одежду. Мне и картинки почти не нужды. Я и так чувствую владельца каждой вещи.

Я потрогала ее довольно толстые косы и похвалила их красоту. Меня с самого детства коротко стригли, так что кос у меня никогда не было. Тетя Катя мою поддержку запомнила. С того дня стала выражать мне симпатию доступным ей способом — угощать конфетками, подаренными ей вместо чаевых посетителями библиотеки. Я же купила ей голубую капроновую ленту. Так у нас и пошло. Катя часто пришивала мне слабые пуговицы, чистила щеткой мою куртку. Наше знакомство длилось уже года два.

Гардеробщица, увидев меня, обнажила в улыбке кривые желтые зубы и пригласила выпить с ней чашечку чаю. Я прошла за деревянный барьер и присела за колченогий столик у стены. Я вспомнила, что у меня в сумке лежит для нее подарок — жестяная коробочка от какого-то парфюмерного набора.

— Возьми, тетя Катя, будешь пуговицы или нитки в ней держать.

Тетя Катя с интересом повертела коробочку, разглядывая узор. Узор был абстракно-растительный: какие-то завитки, лианы, несуществующие яркие цветы.

— Какая веселая свадьба! — воскликнула она.

Потом удрученно сморщила лоб. — А здесь — темная точка. Ай-ай-ай.

— Чья свадьба, тетя Катя, — моя?

Катя-дурочка покачала головой и растерянно сказала:

— Я не знаю чья, Катенька.

Я стала думать о свадьбах. Сейчас, в последний год пребывания в техникуме, их в моем окружении намечалось несколько. Ближайшая — Эльвиры Поповой и мичмана Задорожного. Он уже демобилизовался и жил в квартире своей невесты, правда раздельно с ней, в отведенной ему комнате. И моя свадьба — не за горами. Мы решили с Юрой расписаться после защиты диплома. А может, Катя-дурочка увидела свою собственную свадьбу. Мало ли какой ненормальный подберется ей в пару.

Рабочий день в библиотеке близился к концу.

Все чаще посетители подходили с бирками к барьеру, чтобы получить свою одежду. Я тоже взяла свою куртку и заторопилась, чтобы не столкнуться с Маргаритой.

Катя остановила меня, затем прошла в дальний угол своего гардероба и возвратилась, держа в руках огромный мужской зонт, похожий на милицейскую дубинку. Вероятно, он был взят из груды забытых посетителями вещей.

— Возьми, Катенька, сильный дождик будет.

Я посмотрела на улицу через огромные витринные стекла библиотеки. Дымчатые тучки плыли по голубому небу, не вызывая большого опасения. Поверить в их способность пролиться дождем было трудно. Но я послушалась тетю Катю и взяла зонт, погладив руку гардеробщицы. Лицо дурочки расплылось в блаженной улыбке.

Когда я подходила к дому, как всегда спрямляя дорогу проходными дворами, небо совсем расчистилось от облаков. Солнце светило так ярко, будто вернулось бабье лето. Вот и верь доморощенным пророчицам, усмехнулась я, размахивая ненужным мне зонтом. Но тут же мне припомнилась «Песнь о вещем Олеге» с замаскированным предсказанием. Может, и обещанный дурочкой дождь прольется совсем в другом виде?

На этой же неделе было еще одно событие: Юркин день рождения. Ему сравнялось девятнадцать — готовый кадр для армии. У него была отсрочка только до защиты диплома. Все ребята сокрушались по поводу отмены военной кафедры, выпавшей на их курс, но поделать ничего не могли. Особенно беспокоилась его мать, в одиночку поднимавшая сына.

Прежде она так радовалась, когда отыскала ему этот техникум, и, как все матери, надеялась, что сын избежит почетного долга перед родиной. Поэтому и за столом в их доме царила грустная атмосфера.

Маргарита Алексеевна — особа интеллигентная, в их доме почти не пьют. На столе стояла только бутылка сухого вина — не то что на студенческих пирушках. Разговоры шли возвышенные — об учебе, о нашем будущем. Сетовала, что из-за своего скромного достатка (в библиотеке платят до смешного мало) не смогла сына до института дотянуть.

Мечтала, что он после армии продолжит учебу на вечернем. О моей учебе больше не заговаривала.

Как-то я откровенно призналась, что учиться мне трудно и диплом техника — для меня большое достижение. Да и не всем же получать верхнее образование! После того как у Юркиной мамы отметились, мы отправились с ним на мою квартиру. Туда же и ребята из техникума нагрянули. Я один стаканчик вина выцедила, и точка. После того как я на практике перебрала, я стала осторожнее с выпивкой. Когда меня на второй стакан потянуло, я из квартиры выскочила во двор. Посидела на детской площадке, покурила под фонарем, и отпустило.

Когда пепел под ноги стряхивала, вижу, что-то золотится в песке. Подняла — маленький якорек, из тех, что курсанты на погоны прикалывают. Наверное, какая-нибудь парочка здесь миловалась: морячок и его девица. Снова вспомнилась практика, полигон. Будто привет с Балтики прислали. Хотела поднять я тот якорек, а потом оставила на скамейке, пусть ребятишки найдут и порадуются. Затем я снова вбежала в свою квартиру и пустилась танцевать. Так я поняла, если переждать «хотение» выпить, потом оно само уходит. А девчонки и ребята, как всегда, были хороши. Только Юра крепко на ногах стоял. Он вообще пьет мало. И мою трезвость сегодня заметил и похвалил за сдержанность. А на меня одобрение в тысячу раз сильнее действует, чем выговор и упреки. Теплое чувство к Юрке в тот вечер усилилось, и собой я была довольна.