Завтра мы будем вместе - Галина Врублевская

— Ничего, Катенька, не знаю. Сама посуди, лет двадцать прошло с той поры. И где он сейчас — никто нам не скажет. Может, на флотах служит, может, демобилизовался и уехал на родину. И если быть честной, Катенька, Гурамчика я вспомнила, потому что он мне самой нравился. Хотя, честно говоря, он меня не замечал. Да и с Ниной вряд ли встречался. Пошутить, потрепаться любил. Но серьезных отношений с кем-то из наших у него, думаю, не было. Хотя кто знает. О себе говорил, что из старинного княжеского рода происходит, и держался так, будто и сам царек какой или полководец. Нет, Катя, определенно не он.

Просто воспоминания накатили, извини. И зачем ты эти поиски затеяла? Знаешь, в жизни не так много романтики, Катя. Не исключено, что твой отец ничуть не лучше Петрова. Петров ведь тоже пил, верно?

Ее слова напомнили мне наш спор с Тишкой, что родные отцы плохими не бывают. Но в том споре я не соглашалась с Тишей. А сейчас Лариса Леонидовна опять подняла во мне смятение. Видно, такая у меня противоречивая натура. Предположение о плохом отце упрямо возродило во мне мечту об отце замечательном. И чем дальше я оказывалась от предмета своих поисков, тем прекраснее и совершеннее становился образ отца. Во всяком случае, образ гордого грузинского князя с пышными смоляными усами, на вороном коне, в папахе и бурке на плечах, полностью затмил даже вполне положительный образ Валерия Валерьевича. Наконец я смогла погасить тлеющее в груди разочарование от того, что Островский оказался чужим человеком. И сейчас я окончательно вычеркнула его из своей жизни.

Потом я снова вернулась в кресло, и Лариса Леонидовна залечила мой больной зуб. Она выписала мне чек на минимальную сумму и пригласила в дальнейшем лечиться бесплатно.

— Только номерок в регистратуре не бери, — предупредила она.

Все-таки на свете много добрых людей!

Вскоре нам выдали задание на дипломный проект, и надобность ходить в техникум ежедневно отпала. Работа над дипломом не была мне в тягость.

Главную часть наших двух проектов взвалил на себя Юра. Теперь у него не было никаких оснований ревновать меня к кому бы то ни было, и наши отношения вновь наладились. Этому способствовало и то, что без него я вряд ли справилась бы с проектом. Осилить чертежи самостоятельно я не могла. Я чувствовала себя дрянью, продающей себя за проект. Но Юрка сам упрашивал разрешить ему помочь мне с дипломом. Нет, Юра — необыкновенный человек. Такую преданность надо ценить.

Я тоже принимала посильное участие в подготовке наших двух дипломов. Моя часть — расчеты по экономике и охране труда — была ненужным, но обязательным приложением к любому дипломному проекту. Почти каждый день я являлась в читальный зал городской библиотеки. Выложив на стол высокую стопку книг, я поочередно пролистывала их в поиске нужных сведений. Тут же делала выписки.

В читальном зале я постоянно встречалась со своей будущей свекровью, Юркиной матерью, Маргаритой Алексеевной. Она работала там старшим библиотекарем. Благодаря Маргарите у меня было преимущество перед другими читателями.

Часто нужные книги разбирались с утра, когда я моталась с письмами и газетами по домам. Но Маргарита припрятывала для меня лучшие книжки по теме, так что я шла в библиотеку не торопясь. Однако, с другой стороны, будущая свекровь постоянно воспитывала меня, подчеркивала мое невежество, будто хотела сказать, что я недостойна ее сына. Почти каждый разговор с Маргаритой заканчивался ее удивленным возгласом: «Как! Ты не читала эту книгу? Настоятельно рекомендую».

Волей-неволей я пробегала по диагонали книженцию, что она мне всучила. Но нет худа без добра.

Благодаря Юркиной матери я немного просветилась. Даже прочитала кое-что сверх школьной программы. И все же чтение было для меня только работой, не приносящей удовольствия: мне больше по душе была настоящая жизнь, а не вымышленная. Но иногда прочитанное пригождалось — я могла поддержать умный разговор в обществе. И в библиотеке Маргарита не упускала случая, чтобы наставлять меня. Но хотя ее помощь в подборе литературы и не была лишней, ее воспитательный энтузиазм превышал все границы.

Этим утром она подошла ко мне, сухонькая, прямая, как жердь, — полная противоположность упитанному Юрке, — и положила на край стола книгу в зеленом переплете:

— Вот, Катюша, закончишь занятия, полистай «Опыты» мыслителя Монтеня. Тебе, молодой девушке, будет полезно. И я хотела бы обсудить с тобой один раздел на странице…

Не терплю слово «полезно»!

Маргарита назвала номер страницы и отошла.

Это ее привычная хитрость — вовлечь меня в прочтение книги с таким видом, будто бы она что-то хочет со мной обсудить. Маргарита так и не смирилась, что сын ее сошелся с малообразованной девушкой из плохой семьи, но поделать ничего не могла: Юра был непоколебим. Она с пристрастием расспрашивала меня о моих родителях, а потом притворно вздыхала. Даже из моих приукрашивающих действительность ответов она делала выводы, что в моей биографии не все благополучно. Поэтому она беспрестанно пичкала меня всякой книжной моралью. Но если предложенный ею роман я еще могла прочитать, то философов — увольте, нет!

В пять часов я уже закончила свои труды. Уловив момент, когда Маргарита куда-то отлучилась, я быстро подбежала к служебной стойке и сдала книги ее напарнице. Сверху лежал так и не раскрытый мною том Монтеня.

Я торопливо выбежала из читального зала и протянула гардеробщице деревянную бирку с рисунком вишенки. Эти бирки заменяли привычные номерки, чтобы Катя-дурочка, так звали гардеробщицу, могла справляться со своими обязанностями.

Я невольно обратила внимание на мою тезку с самых первых посещений библиотеки. Это была низенькая и толстая, лет сорока пяти, женщина. На спину свисали две длинные, чуть ниже лопаток, косы, с вплетенными в них мятыми лентами. Прежде мать ее, когда была жива, заплетала дочери одну косу, что было уместнее в ее возрасте. Но год назад мать ее умерла, оставив свою умственно отсталую дочь на попечение дальней родственницы. Опекунша присматривала за Катей небрежно, но и полностью не отказывалась: ее грело желание получить комнату, где та проживала. К счастью, больная, в меру своих слабых возможностей, могла управляться с бытом. А на работу в библиотеку она была принята еще раньше из-за жалости к ее матери, работавшей в свое время тоже библиотекаршей.

Тетя Катя, получившая к своему имени приставку «дурочка», хотя и не могла постичь абстрактных понятий вроде чисел, была по-своему умна и проницательна. Она постигала людей шестым чувством, а вещи были для нее одушевленными предметами.