Охота за темным эликсиром. Похитители кофе - Том Хилленбранд

Кинжал Марсильо со скрипом разрезал фрукт, на карту, лезвие и руки хозяина дома брызнула красная жидкость. Он взял половинку фрукта и протянул Овидайе. Тот принял ее и откусил. Генерал наблюдал за ним.

– Можете ничего не говорить. Лицо у вас перекошенное. Слишком кислый, я прав?

– Он действительно не настолько сладок, как ожидаешь от граната. Я думал, ваш ботанический сад отапливается.

– И это так. Причем равномерно. По указанию нашего гения из Гааги я приказал установить не только угольную печь, но еще и медные трубки, которые проходят между грядками. Они служат не для орошения, нет, по ним циркулирует нагретая печью вода.

Под «гением» Марсильо, без сомнения, подразумевал знаменитого натурфилософа Христиана Гюйгенса, с которым Овидайя связывался через Ост-Индскую компанию. И, обращаясь к генералу, он произнес:

– Простите меня за прямоту, но почему тогда этот фрукт столь несъедобен? Разве в таком случае он не произрастает в вашем ботаническом саду при тех же условиях, которые имеются у него в южных краях?

– Этот господин Гюйгенс – человек очень талантливый. Но пока он не придумает аппарат, который повторит свет солнца, этого важного ингредиента будет не хватать. Любой, по крайней мере любой итальянец, знает, что гранаты, а также апельсины и финики особенно сладки, если солнца много. Ваш соотечественник, Неемия Грю, пишет об этом в своей «Анатомии растений». Однако мне кажется, что для того, чтобы подарить этой жутко дождливой Англии больше солнечных лучей, потребовалось бы Божественное вмешательство.

– А что насчет нашего кофейного растения, генерал? Этим плодам тоже нужно большое количество солнца?

– Что ж, они ведь растут в Аравии.

– Однако же на высокогорье. Там может быть достаточно прохладно. Кроме того, я слышал, что Людовик Великий велел привезти в Версаль десять тысяч апельсиновых деревьев и более сотни его садовников круглый год поддерживают цветение определенной их части. Значит, это должно быть возможно.

Марсильо пожал своими широкими солдатскими плечами:

– Вряд ли мне нужно объяснять вам, что ботаника, как и вся натурфилософия, в конечном итоге основывается на накоплении познаний через опыт. Если наш друг Гюйгенс намеревается измерить скорость света, он делает это посредством экспериментов. Так и нам придется выяснить, как ведет себя кофейное растение, если поместить его в теплицу.

– Однако для этого нам нужно его сначала получить, – вздохнул Овидайя.

С верхнего этажа послышалась возня. Судя по всему, кто-то из гостей только что встал.

Марсильо резко наклонился вперед:

– Я должен поговорить с вами. Наедине, пока не спустились остальные.

– Прошу вас, генерал.

– Я считаю ваш план реальным, и я об этом вам уже говорил. Только вот… есть две вещи, которые меня тревожат. И обе они касаются бытия гераклидов.

Гераклиды, сыновья Геракла. Это понятие придумал Пьер Жюстель, опьянев от пунша.

«Геракл поехал к Гесперидам, чтобы украсть у королев нимф золотое яблоко, – декламировал он, подняв бокал. – Разве масштабы нашей кражи несопоставимы с этим? Мы украдем у властелина мира его самое драгоценное растение, вино ислама, Черного Аполлона! Мы – гераклиды! За нас!»

После этого все выпили еще по чашке пунша и весь вечер поминали гераклидов. Овидайя не стал возражать против этого понятия, хотя оно казалось ему дурацким. Однако, пока никто не думал называть его Гераклом, ему было все равно.

– Нас, генерал? Вы не могли бы выражаться яснее?

Снова возня. Встал еще кто-то.

– Я не уверен, что мы в полном составе, Овидайя. Я знаю, что комплектацией группы занимаетесь вы. Однако, как вам известно, по долгу службы мне поручали собирать необходимые для каждой операции войска в различных армиях.

– Понимаю. Что ж, полагаю, Кордоверо присоединится к нам позже. Его способности и связи могут нам очень пригодиться. Он бегло говорит по-арабски и выглядит – по крайней мере, я так полагаю – даже немного по-восточному: говорят, среди его предков были мавры.

Марсильо покачал головой:

– Нет, я о другом. У нас есть торговец-гугенот, мастерица перевоплощений, капитан, этот загадочный португальский еврей, о котором вы только что говорили, и ученый, то есть вы, – он слегка поклонился, – а также старый солдат, ботаник и знаток турок. Однако кое-чего не хватает.

– И вы снова говорите довольно туманно, друг мой.

– Прошу прощения. Я полагаю, что вы собрали группу из потрясающих талантов, и все же мне кажется, что нам потребуется еще один важный талант. Однако я не знаю какой. Называйте это интуицией, шестым чувством, если хотите. Игнорируйте, если вам угодно.

Овидайя покачал головой:

– Честно говоря, милый генерал, я испытываю примерно то же самое. С тех пор как много месяцев назад я принялся изучать полученный от моего друга Пьера Бейля список мужчин и женщин и некоторые в конце концов оказались здесь, меня что-то тревожит. Прежде я полагал, что подобная нервозность – просто часть моей натуры. Однако, возможно, вы правы и оно является результатом вполне определенного просчета. Я подумаю над этим.

Трухлявые половицы заскрипели под чьими-то шагами.

– Если вы хотите сообщить мне о второй своей тревоге до завтрака, то, пожалуй, это ваш последний шанс.

Генерал поглядел на половину граната, которую держал в руке.

– Да. У бейлербеев, турецких генералов, есть поговорка, которую я выучил в плену: «Победоносные воины сначала побеждают, а затем отправляются на войну, в то время как побежденные воины сначала отправляются на войну, а затем пытаются победить».

– Полагаю, тем самым вы хотите сказать, что мы должны как следует подготовиться, прежде чем отправляться в Моху.

– Да.

– Но ведь этим мы и занимаемся уже не первый месяц. Вы проводите эксперименты по транспортировке растений. Графиня шьет костюмы и изучает османские обычаи. Янсен проверяет все морские и сухопутные маршруты, в то время как Жюстель…

– Нет, я не это имею в виду.

– А что же?

– Сколько грабежей предприняли гераклиды в их текущем составе? Во сколько замков мы проникли, сколько стражников обманули и обезоружили? Сколько раз нам удалось уйти с добычей, потому что мы слепо доверяем друг другу, потому что каждый инстинктивно знает, как будет вести себя другой человек?

– Этот вопрос кажется мне риторическим.

– Однако же он важен.

Услышав шаги, они обернулись. В зал вошел Пьер Жюстель.

Овидайя поглядел на Марсильо.

– Вы имеете в виду, что нам нужно что-то вроде того, что в театральной среде называют генеральной репетицией? Что-то вроде тренировки?

Марсильо кивнул и хотел еще что-то добавить, однако Жюстель опередил его: