Наше море - Владимир Дубровский

Косидлов сообщил Глухову, что недавно закончилось совещание замполитов десантных отрядов.

— Главное — это обеспечить высадку десанта при любых условиях. — Он сделал ударение на словах «при любых условиях». — На это нацелена вся партийно–политическая работа, Дмитрий Андреевич!

Глухов знал об этом. Он и сам принимал участие в этой работе. Бывалые моряки проводили беседы о десантных операциях, зачитывали письма от тружеников тыла. Старшинами мотоботов подбирали коммунистов, им предстояло решать самостоятельно трудную задачу — высадку первого броска.

Среди моряков отряда Глухова и десантников прошли митинги. Катерники дали Родине клятву: «Идя в бой, мы клянемся, что будем действовать решительно и смело, не щадя жизни своей для достижения полного разгрома и уничтожения врага. Мы будем идти вперед, и только вперед!»

Батальону морской пехоты Ботылева контр–адмирал Холостяков вручил перед строем Военно–морской флаг, чтобы подняли его, как только займут Новороссийск.

За час до посадки десанта на сторожевые катера Глухов приказал сыграть «Большой сбор». Перед Глуховым [117] стояли в строю ветераны многих морских походов и боев, трудных конвоев и дерзких разведок в тылу врага. Нашивки за ранения и боевые награды напоминали о сражениях под Одессой и Евпаторией, об обороне Севастополя, о смелом десанте в Феодосии.

Глухов, обращаясь к ним, сказал коротко: «Высадить десант при любых условиях — наш долг перед Родиной».

В операцию Глухов шел на сторожевом катере 081. Это был боевой корабль, участвовавший в обороне Одессы и Севастополя, в высадке десантов в Евпатории и Южной Озерейке. Глухов знал людей этого катера: и старшину 1‑й статьи Якова Кобца, и парторга катера трудолюбивого боцмана Саковенина, и командира кормовой пушки задиристого адыгейца Гису Панеша, и острого на язык механика катера воентехника 2 ранга А. Н. Софиюлина.

Глухов вместе с командиром 393‑го отдельного батальона морской пехоты капитан–лейтенантом Ботылевым находился на головном катере 081. Его десантный отряд первым должен был прорваться через «ворота смерти», как окрестили вход в Новороссийский порт сами немцы. Узкий восьмидесятиметровый проход между молами простреливался многослойным огнем артиллерийских и минометных батарей.

Перед выходом катеров в море от командира высадки десанта контр–адмирала Холостякова принесли и зачитали перед строем приказ Ставки Верховного Главнокомандования об освобождении Донбасса советскими войсками. Это еще больше воодушевило людей.

Ветер на море почти стих, светила луна, когда катера отряда Глухова в 21 час 15 минут вышли из Геленджикской бухты и взяли на буксир баркасы и мотоботы с десантными войсками.

Цемесская бухта была погружена во мрак, противник не ожидал здесь неприятностей с моря. Он методически, как всегда, обстреливал район Кабардинки и зажигал ракеты на переднем крае у Мысхако. Изредка прожекторы освещали море на подходах у Южной Озерейки. Отсюда, с катера Глухова, огни далеких прожекторов казались полыхающими зарницами, какие бывают в летние предгрозовые ночи где–нибудь в степи у Сиваша.

Море, сколько мог с мостика охватить взглядом Глухов, было заполнено сторожевыми катерами, мотобаркасами [118] и мотоботами. Катера шли в трех кильватерных колоннах, нагруженные до отказа людьми и техникой. У мыса Дооб катера, ориентируясь по специально зажженным створным огням, ложились курсом на Новороссийский порт.

Умело и твердо руководил отрядами командир высадки контр–адмирал Холостяков. Его командный пункт был расположен на Дообском маяке. И он оттуда мог наблюдать, как вдоль берега проходили в кильватерном строю десантные отряды.

В 1 час 30 минут начальник штаба высадки капитан 2 ранга Нестеров доложил Холостякову:

— Все десантные отряды прошли мыс Дооб. Катера идут, четко соблюдая строй!

Глухов, стоя на мостике катера, вполголоса разговаривал с Василием Андреевичем Ботылевым. Как только катера легли на светящийся створ у мыса Дооб, Глухов услышал тревожный вопрос, которого ожидал:

— А не увидят эту иллюминацию немцы?

— Нет, разведчики уже проверяли. Подбирались на резиновых шлюпках к самым воротам порта и оттуда гребли на Дооб. Все сделано как надо, Ботылев!

— Тебе, Дмитрий Андреевич, можно позавидовать: будешь знать, как идет операция. А мы, морская пехота, как выскочили на берег, так скорее бы зацепиться за какой–нибудь дом или стенку. А потом и не видишь уже ничего, что находится дальше автоматной очереди. Дым, грохот, кровь!

Глухов внимательно посмотрел на молодого офицера. Он понимал его состояние. Моряки шли очищать от врагов родную землю. И каждому хотелось поскорей узнать об исходе боя, увидеть освобожденный город. И хоть город лежит еще в развалинах, но люди уже мечтают о том времени, когда задымят трубы заводов, зацветут деревья на берегу, в порт придут теплоходы.

И Глухов подумал: «Не ценили мы многое до войны, а как хорошо, бывало, на зорьке посидеть с удочкой в Лесной пристани».

Ботылев родился под Москвой, в Рублеве, окончил Черноморское военно–морское училище, участвовал в десанте в Феодосию, за что был награжден орденом Красного Знамени, высаживался с Куниковым на Мысхако. Ботылеву недавно исполнилось двадцать два года. Он смущался [119] своей молодости и яркого румянца на щеках, ему очень хотелось походить на старых просоленных моряков, каким был, по его мнению, Глухов.

К мостику в ночной полутьме подошел морской пехотинец в стеганом ватнике.

— Что тебе, Колот? — спросил, сразу же узнав своего бойца, Ботылев.

— Да ребята интересуются пирсами, где высаживаться будем. Не дадите ли нам карту, товарищ капитан–лейтенант? Мы в кубрике ее еще раз посмотрим.

— Хитрый народ матросы! Наверное, что–нибудь новое придумали, — проговорил Ботылев, обращаясь к Глухову. — Пойду потолкую с ними. — И он, ухватившись за поручни, легко спрыгнул на палубу через ступеньки трапа.

— Пошли, Колот. Ты, я вижу, уже скучаешь без меня! — сказал он матросу.

Часть десантников расположилась в кубрике, и слышно было, как они вполголоса пели свою любимую песню:

Со смертью мы поспорим,

Пускай умрут враги.

Идет пехота моря —

Чеканные шаги.

Нам в бой ходить не ново

И бить фашистский сброд.

Мы знаем лишь два слова:

«Победа» и «Вперед»!

Глухов по–прежнему оставался на мостике. Темнело. С моря потянуло свежим ветерком. «Норд–ост к утру, наверное, задует», — подумал Глухов.

Флейшер доложил Глухову, что сейчас должны быть секущие береговые створы — последний ориентир, откуда катера устремятся по прямой в ворота Новороссийского порта.

Перед самым отходом кораблей Глухов распрощался с Косидловым, который должен был идти на катере.

— Ни пуха тебе, ни пера! — сказал на прощание Косидлов, обняв Глухова. — Встретимся на причалах Новороссийска!

Волны тихо плескались у форштевней кораблей, однотонно гудели моторы. Глухов прислушался к этому тревожному спокойствию, вгляделся в темноту ночи и [120] подумал: «Сейчас начнется. Наверное, немцы уже слышат шум наших моторов…»

За Новороссийском, у селения Кирилловка, где находился штаб крупного фашистского соединения, вспыхнули отсветы пожара. Глухов знал, что это сбросили бомбы наши «илы», отвлекая внимание- противника от Цемесской бухты.

Как только погасли постепенно тускневшие створные огни, обгоняя десантные корабли, со скоростью штормового ветра стремительно промчались торпедные катера. Это был отряд обеспечения высадки десанта. И, словно обвал в горах, загромыхали залпы один за другим. Эхо многократно повторило грохот, потрясший застоявшуюся тишину. Более восьмисот орудий и минометов начали артиллерийскую подготовку высадки десанта. Это артиллерия 18‑й армии с приданными частями и батареи береговой обороны ЧФ — Матушенко, Солуянова, Зубкова и Давиденко — открыли огонь. Высоко над кораблями свистели снаряды, уходя к тому берегу, где сидели в дзотах и укрытиях фашисты.

С первым же залпом наших орудий Глухов взглянул на светящийся циферблат часов, а помощник командира записал в журнал боевых действий:

«В 2 часа 44 минуты 10 сентября 1943 года наша береговая артиллерия открыла огонь. Начался штурм Новороссийска».

Глухов почти одновременно увидел оранжевые вспышки и трассы светящихся пуль, прорезавшие темноту впереди по курсу катеров. Наверное, с молов у входа в порт ударили доты немцев. И сразу же огненные столбы взрывов поднялись с моря в темное небо. Это с ходу выстрелили торпедные катера. Торпеды, ударившись в бетонные молы, подняли в воздух вражеские доты.

Наступали решительные минуты. Глухов по УКВ передал на все катера: «Полный ход, иду к месту высадки».