Дверной проем для бабочки - Владимир Гржонко

— Я говорить, объяснять… Теперь она не верить! Эта Америка портить нашу кровь! Тьфу! Дерьмо стала, а не кровь! О, я знаю про кровь! Ну, — старик обратился к женщине и слегка подтолкнул её локтем, — ещё нужно доказательств? Смотри ещё!

Маленькая женщина замотала головой и умоляюще взглянула на Карлоса. Он подошел поближе. Старик у них за спиной фыркнул и забормотал, что это штука древняя, четырнадцатого века или раньше, и тогда они знали, что делали… о да, знали! На них можно положиться, понятно? Карлос не понимал, о чём тот говорил, он смотрел на Маленькую женщину, в её глаза, ещё недавно чётко очерченные и жёсткие, а сейчас ставшие похожими на мягкие восковые шарики. Проследив за направлением её взгляда, Карлос медленно обернулся и увидел глубокую узкую нишу, хитро освещенную невидимыми фонарями. В нише, на подставке, стояли три очень старых деревянных креста. Из-за недостатка места кресты были расположены один за другим, но так, чтобы распятые были видны стоящим у окна. Жёлтые лучи бесцеремонно били прямо в глаза повисшему на худых руках деревянному Иисусу, оставляя мутными лица разбойников на дальних крестах. Карлос не помнил, как их звали. Он и знал-то об их существовании только потому, что иногда после нудного воскресного чтения Евангелия злил мать вопросами о том, почему каких-то бандитов распяли вместе с Божьим сыном. Получается, что быть бандитом не так уж позорно? Мать сердилась и кричала на него… Ну это ладно, а при чем тут Очкарик?

Карлос взглянул на Маленькую женщину и старика и увидел, что старик, похлопывая себя шляпой по животу, широко улыбается большими голубоватыми губами, а женщина как-то сразу стала немолодой и потухшей, со скорбным, непонимающим и покорным видом, и только краешек её губ слегка подергивается. Карлос снова посмотрел на распятого Христа и вдруг сообразил, что же так поразило, расслабило и состарило эту, еще недавно такую собранную и энергичную, женщину. Из-под худосочного тернового венца слепо и скорбно на него смотрел Очкарик! И это было не просто отдалённое сходство. Это была совершенно точная копия лица Билли. Карлосу показалось, что он даже видит вмятинку от очков на переносице. Иисус Мария! Он вспомнил, что большую женщину зовут Матильдой и поежился от нехорошего предположения: если здесь, на кресте, висит очкарик Билли, тогда эта женщина… Матильда… а может быть Мария?.. Сиська-то, оказывается, вот чья! А старик за спиной продолжал болтать что-то о крови, в которой он разбирается, потому что специалист, потому что в сорок третьем много работал по этой линии… К сожалению, довести работу до конца не удалось, не успел… Но он всегда знал, что там не было блядской еврейской крови, никак не могло быть… А теперь его предположения, его незаконченный труд… А, главное, семья… А тут — четырнадцатый век, мать его… Какие ещё доказательства…

Карлос ещё раз внимательно рассмотрел лицо Очкарика. Потом его взгляд скользнул в сторону, к разбойнику, выглядывающему из-за перекладины переднего креста, на секунду вернулся к Очкарику и опять метнулся к разбойнику за его плечом. Стоп! Ну-ка еще раз! Голова второго распятого показалась ему тоже удивительно знакомой. Отражённый свет размывал детали, но Карлос и без них почувствовал, что его ноги медленно погружаются в мраморные плиты, ставшие упругими и розовыми, как грудь в вырезе тёмного платья. Вот тебе и сиська! Чтобы избавиться от этой зыбкости под ногами, про которую он не знал, хороша она или ужасна, Карлос бросился вперёд. Больно ударив колено о каменный порожек, он запрыгнул в нишу. Деревянная фигура Очкарика опасно покачнулась вместе с крестом, но Карлос, не заметив этого, протиснулся мимо и оказался нос к носу с разбойником, распятым на втором кресте. Взгляд исподлобья, короткие, сильно наехавшие на лоб волосы, широкий нос… Это лицо он видел в зеркале всякий раз, когда брился! Карлос неуклюже попятился и толкнул спиной неустойчивый крест. Крест стал медленно клониться вперёд, Карлос сообразил, что сейчас произойдет что-то ужасное и в последнюю секунду подхватил падающего на Маленькую женщину деревянного Очкарика.

— Мадам, — закричал он, сам пугаясь своего голоса, — получается, что это я разбойник! Выведите меня на улицу, мадам! Там это не действует! На улице ничего не действует, даже сиська! Выведите меня скорее!

Он понимал, что несёт какую-то постыдную чушь, но остановиться не мог. Он и в самом деле верил, что стоит ему оказаться на улице — солнечной, шумной и обыкновенной, где нет никаких богов и распятых разбойников, как наваждение рассеется, пройдет… Там всё пройдет… всё, кроме досады. Но лучше уж пусть досада, чем этот вонючий откровенный страх. Он попал не на тот фильм и ему срочно нужно в туалет, на улицу, в Мексику, к черту… Карлос почувствовал себя кошкой, удирающей с цыплёнком в зубах, которую прищемили дверью и она не знает, чего в ней больше — страха перед преследователями, боли, разочарования от неудавшегося побега или радости оттого, что хоть одной половиной она уже на свободе… Это была смешная торопливая агония: Карлос метался по тесной нише, стараясь найти устойчивое положение для тяжёлого креста, норовящего вывернуться из рук…

Наконец Карлос в изнеможении прислонил крест к стене, прислонился к ней сам и стал медленно сползать вниз, цепляясь курткой за шероховатую кладку. Кричать он больше не мог. Тем более что стоило ему замолчать, как он услышал, что эхо его голоса, многократно отраженное в пространстве собора, всё ещё носится где-то в полутьме, как будто живёт само по себе. Маленькая женщина так и застыла перед нишей с непонятным Карлосу выражением лица. А старик, прикрыв рукой рот, едко хихикал и шкодливо вращал глазами.

— Что вы тут делаете? — голос мог бы показаться Карлосу продолжением его собственного крика, но был значительно уверенней и выше. В арке придела, как в рамке, возникла высокая фигура в чёрном: детское жестокое лицо, возмущённые горящие глаза, маленький рот с закушенной нижней губой… Карлос попытался вскочить, выбраться из проклятой ниши, снова толкнул тяжёлый крест, услышал хруст и слишком поздно обернулся. Прямо на него падал так напугавший его второй крест с разбойником. Карлос ещё успел расслышать, как монашка не то в страхе, не то возмущенно кричит ему, что он провалится, но не понял, о чем это она. Потому что от крепкого злого удара изображение у него перед глазами поплыло и сплющилось, открывая мягкую тёмно-коричневую подкладку. «Вот оно что», — подумал Карлос и сразу же удивился тому, что ещё в состоянии соображать. «Вот оно как устроено на самом деле… — с умилением продолжал размышлять он, — оказывается, всё так просто и совсем не страшно… Если б только я знал об этом раньше…»

Карлос и сам не мог бы сказать, о чем это он, но испытывал удивительное облегчение, почти радость от пришедшего к нему непонятного понимания. Всё, что случилось с ним до этой минуты, было просто ерундой, над которой теперь не стоило ломать голову. Но тут же он непривычно озаботился: слишком уж тихо и пусто было вокруг. Чего-то явно не хватало, и Карлосу вдруг стало страшно. Если он попал сюда, то, значит, Оно существует. Но если Оно существует, то почему он до сих пор барахтается в этом коричневом болоте?

— Да как же это?.. — не чувствуя губ, спросил он.

— А вот так! — ответили ему. — А ты что думал, мекс: обоссать Богородицу — это тебе шутки? А на Большую сиську рот разевать? Понял теперь, в чём хохма? Почему тогда, в Техасе, Она исчезла? Нет, не понял? Козёл ты, мекс, куккарача, а не мачо! В конце всё дело, в конце. В твоем грязном задроченном конце! Вот и мотай отсюда! Открывай глаза, куккарача, понял, мать твою!..

Карлосу больно ожгло щеку, он с трудом разлепил глаза и тут же получил ещё одну пощечину. Над ним покачивалась жирная морда ругающегося старика. Карлос попытался повернуть голову: совсем рядом, прижав ладони к вискам, стояла на коленях Маленькая женщина. Она хотела что-то сказать Карлосу, но тут в поле его зрения попала протягивающая к ним руки монахиня.

— О Господи, — повторяла она почти шёпотом, как заклинание, — да вылезайте же оттуда немедленно! И, пожалуйста, осторожней!

— Да, — произнесла Маленькая женщина тем же тоном, каким говорила со швейцаром, — конечно, глупость какая! Герр Вольф, вы мне совсем голову заморочили. Лучше помогите ему встать, а я поставлю на место кресты.

Не слушая возмущенного ворчания старика и не обращая внимания на застывшую в позе отчаяния монахиню, она встала с колен и шагнула к задней стене ниши. Под ногами у нее гулко и хищно хрустнуло, взвилось облачко пыли, и не успевший подняться Карлос почувствовал, как под ним дрогнул и стал наклоняться пол. В образовавшемся проломе мгновенно исчезли кресты, а за ними и Маленькая женщина. Было слышно, как где-то внизу глухо бьются о камень деревянные обломки. Монахиня тонко вскрикнула и, сминая крахмальную ткань чепчика, схватилась за голову. Карлос, лёжа на косо уходящих вниз досках, ухватился за каменный порожек ниши, но вылезти не успел. Толстый старик деловито отодвинул в сторону лёгкую чёрную фигурку и склонился над Карлосом. Он уже не казался толстым смешным чудаком. Щёки ощутимо втянулись, губы побелели, а глаза блестели темно и сосредоточенно.