Дверной проем для бабочки - Владимир Гржонко

Карлос бездумно поплелся вниз по Пятой авеню. Всё недавнее напряжение, все его переживания куда-то отлетели, и осталась только белая бесконечная грудь, по которой он сейчас шёл как по тротуару. В памяти не осталось ни прохладного запаха, ни лёгкого тела, ни горячего шоссе… Я же взрослый мужчина, вяло подумал Карлос, зачем мне эта необъятная грудь? А может, действительно вернуться домой? Мимо шли женщины — много женщин, но ни одна из них ни трезвым взглядом, ни выхолощенной мужской походкой не могла бы сейчас заинтересовать Карлоса. Он вспомнил, как ходил по улицам раньше — приглядываясь и принюхиваясь, — горько усмехнулся и, не останавливаясь, закурил. Но и вкус, и запах сигареты почему-то только возвращали вязкое прилипчивое воспоминание. Светилась она, как же! Корова толстая! Карлос бросил сигарету и с наслаждением придавил её подошвой, прижигая колышущееся тело асфальта.

Только переходя улицу, Карлос обнаружил, что рядом бойко семенит Маленькая женщина. Она крепко держала его за рукав, и Карлос не понял, боится ли она потерять его в толпе или подозревает, что он может от неё сбежать. Женщина внимательно смотрела на него круглыми жёсткими глазами, как будто наблюдала за действием принятого им лекарства. Ах да, вспомнил Карлос, она же думает, что я приведу её к Очкарику. Ему захотелось стряхнуть с себя эту цепкую руку и действительно куда-нибудь исчезнуть, раствориться в ничего не обещающей чужой толчее. Он снова подумал о Большой женщине, пославшей ему вслед неразборчивую ласку, и понял, что если сейчас сбежит, то навсегда потеряет возможность вернуться в ту комнату…

Размышляя о том, как ему следует поступить, Карлос заметил нелепого толстого старика в забавной шляпе с пером. Увидев Маленькую женщину, старик надул щеки, закивал головой, заулыбался и через минуту уже шёл им навстречу. Он раскинул руки так, словно пытался загородить им дорогу, и хрипло произнес что-то невнятное. Маленькая женщина остановилась; Карлосу показалось даже, что она хотела было свернуть в сторону, чтобы не встречаться со смешным стариком. Но тот уже положил пухлую ладонь на хрупкое женское плечо.

— Милая, — прохрипел старик, — я знать… э-э, гулять и знать! Только что из кирх… из церковь! Утренний церковь. Наш Вилли… он… это… Тьфу, мать твою!

Старик захрипел что-то на незнакомом Карлосу языке, но было видно, что он очень рад встрече и что, густо матерясь, старается выложить какую-то важную историю, случившуюся то ли с ним, то ли с Очкариком, которого, как понял Карлос, тот упорно называл Вилли.

— Привязался же на мою голову… — пробормотала женщина себе под нос, когда старик решительно взял её под руку и покосился на Карлоса, которого она всё ещё держала за рукав. Старик поволок их обоих за собой, бесцеремонно расталкивая прохожих. Он больше ничего не говорил. Но, когда поворачивал голову, по его широкому лицу было понятно, что он приготовил какой-то сюрприз и ужасно раздражён, потому что ему не хватает растреклятого английского, чтобы объяснить, насколько это важно. Карлос видел, что Маленькая женщина растеряна, рассержена и совсем не хочет идти со стариком, но не попытался вмешаться. Сам-то он не знает, где теперь искать очкарика Билли, так что этот толстый старикан попался очень даже вовремя.

— Давай-давай, — пыхтел старик, — блядская толпа! Суки! Ещё… уже тут, почти! Если сказать — я сошел с ума, но если смотреть… Я показать вам наш Вилли! Сейчас-сейчас!

— Вы что, видели Билли? — встрепенулась маленькая женщина. — Да скажите же вы толком, герр Вольф!

— Именно, именно, это надо смотреть, — перебивая её, закивал было старик, но закашлялся и, кроме хрипа и обещания порвать сраку какому-то подвернувшемуся пареньку с ручной тележкой, больше ничего от него невозможно было добиться. Маленькая женщина округлила глаза, и Карлосу показалось, что вот сейчас она вскипит, сорвётся, и тогда… Но она ничего не сказала, только оглянулась на Карлоса, как бы прикидывая, нужен ли он ей ещё или нет. Но руки его не выпустила. Они почти бежали по Пятой авеню в сторону центра, невольно вытянувшись цепочкой. Замыкавший цепочку Карлос со смущением подумал, что мало ему дурацких детских видений, так он ещё и ведет себя как ребенок: послушно следует за энергичной Маленькой женщиной, позволяя ей вести себя за руку, как мальчишку.

Наконец они остановились перед каким-то высоченным собором. Старик, ещё не отдышавшись, замахал руками в сторону тяжелых, плотно закрытых дверей, вознесённых над толпой на пару десятков ступеней. Понятно было, что его сюрприз находится где-то там, внутри. Только ему не хватает дыхания, чтобы взобраться по широкой лестнице. Маленькая женщина с сомнением посмотрела на старика, потом на Карлоса и пожала плечами. Старик мычат, хрипел и взмахами рук посылал её туда, наверх… а, может быть, и куда подальше. Уж больно яростной была его физиономия! Сам он грузно опустился на ближайшую ступеньку и попытался перевести дух. Маленькая женщина снова взглянула на Карлоса, потом коротким движением подняла и опустила руки, как будто стряхнула с них какую-то дрянь и, крикнув Карлосу, чтобы он позаботился о герре Вольфе, бросилась по ступенькам ко входу в собор. Карлос краем глаза заметил, что она борется с тяжёлой закрытой дверью, и шагнул к старику. Тот тоже понаблюдал за судорожными движениями Маленькой женщины, потом вцепился в руку Карлоса и стал подниматься.

— Давай, быстро, наверх, — сказал он тоном, каким обращаются к чужой собаке, и потянул Карлоса по ступенькам, кося на него глазом. — Хреновая лестница, — бормотал он себе под нос, — хренов помогальщик! Правильно, что не уехал тогда Мексика! Все бляди!

Когда они добрались до входа, Маленькая женщина уже справилась с дверью и скрылась в образовавшейся темной щели. Карлос хотел подставить в эту медленно сужающуюся щель плечо, но старик пихнул его кулаком, на секунду застрял на пороге и, переваливаясь, поспешил в темноту. Собор был пустынным и изнутри казался ещё больше. После шумной улицы уши Карлоса медленно привыкали к гулкой мрачноватой тишине. Широкий проход между строгими деревянными скамьями вел к освещённому невидимыми прожекторами далекому алтарю. В воздухе пахло пылью и давнишней, ставшей почти обыденной тайной. Карлос ещё ни разу не бывал в такой церкви! Маленькая старая церквушка в Гарлеме, в которую он заглядывал сразу по приезде в Нью-Йорк, была почти точным повторением той самой, куда по воскресеньям его гоняла мать и куда потом пришлось нести деревянную Богородицу. Да, подумал Карлос, может быть, если бы он с детства ходил в такой вот храм, то… Да, он готов поверить, что вот здесь и живет сам Бог. Здесь — да! Но не в маленьких душных халупах с облезлыми распятиями на стенах… И там, в солнечной комнате большой женщины, Он тоже мог бы жить. Вполне мог бы. Конечно, это не его, Карлоса, ума дело, но Бог-то ведь не дурак. Тоже, наверное, выбирает, где лучше…

Впереди, в одном из боковых приделов, раздался шум голосов. Карлос, решив, что нашли Очкарика, пошёл туда, мягко наступая на каменные плиты. Он и сам не понимал, что с ним происходит. Вернее, не хотел понимать. Потому что получалось, что он, мачо, вдруг поплыл от женской сиськи, правда, очень большой, светящейся, наполненной неизвестной силой, но всё же… И, обманули его или нет, он, переполненный благоговением, чувствовал странную родственную причастность к обитавшей здесь, в этом соборе, стародавней тайне. Во рту снова возник покаянный вкус деревянной статуэтки, но теперь он был сладковатым и мягким, как примирительный материнский подзатыльник… «Сам себя дурю», — почему-то обрадовавшись, подумал Карлос, — ну точно как дурачок Хозе!

В боковом приделе было немного светлее благодаря высокому узкому окну с бледным витражом. Карлос увидел старика, гордо сложившего руки на животе, и Маленькую женщину, застывшую в нелепой позе, как будто на краю неожиданной попасти. Заметив Карлоса, старик хихикнул и заговорщицки ему подмигнул:

— Я говорить, объяснять… Теперь она не верить! Эта Америка портить нашу кровь! Тьфу! Дерьмо стала, а не кровь! О, я знаю про кровь! Ну, — старик обратился к женщине и слегка подтолкнул её локтем, — ещё нужно доказательств? Смотри ещё!

Маленькая женщина замотала головой и умоляюще взглянула на Карлоса. Он подошел поближе. Старик у них за спиной фыркнул и забормотал, что это штука древняя, четырнадцатого века или раньше, и тогда они знали, что делали… о да, знали! На них можно положиться, понятно? Карлос не понимал, о чём тот говорил, он смотрел на Маленькую женщину, в её глаза, ещё недавно чётко очерченные и жёсткие, а сейчас ставшие похожими на мягкие восковые шарики. Проследив за направлением её взгляда, Карлос медленно обернулся и увидел глубокую узкую нишу, хитро освещенную невидимыми фонарями. В нише, на подставке, стояли три очень старых деревянных креста. Из-за недостатка места кресты были расположены один за другим, но так, чтобы распятые были видны стоящим у окна. Жёлтые лучи бесцеремонно били прямо в глаза повисшему на худых руках деревянному Иисусу, оставляя мутными лица разбойников на дальних крестах. Карлос не помнил, как их звали. Он и знал-то об их существовании только потому, что иногда после нудного воскресного чтения Евангелия злил мать вопросами о том, почему каких-то бандитов распяли вместе с Божьим сыном. Получается, что быть бандитом не так уж позорно? Мать сердилась и кричала на него… Ну это ладно, а при чем тут Очкарик?