Я сам свою жизнь сотворю… Лепестки сакуры. Белый город - Геннадий Вениаминович Кумохин

А наутро я, наконец, мог праздновать победу. Пяток небольших красноперых рыбешек служил подтверждением того, что я вполне справился с новым способом ловли.

Уже на следующее утро мы ехали на стареньком автобусе, следующим по маршруту Киев — Кременчуг. Нам с отцом достались билеты на заднем сидении, как раз там, где в автобусах производства «ЛАЗ» находился двигатель. День был по-настоящему жарким. Нас подогревал, с одной стороны, воздух из раскрытого окна, а с другой — откровенно пышущее жаром сиденье. Когда через десять часов мы прибыли в пункт назначения, нас вполне можно было сравнить с вареными раками.

Была у меня еще одна проблема: глубокий порез на правой ноге чуть выше колена. Я рассек кожу одним неловким движением осколка стекла, когда вместе с приятелем готовил стрелу для лука. Это случилось как раз накануне нашей поездки. В больнице мне наложили повязку, но следить за тем, как заживает моя ранка, было некому. А тут еще сразу после поездки в автобусе я не выдержал и полез купаться в теплую днепровскую воду на местном пляже. Ранка потом еще долго не заживала, пока мама не махнула рукой на советы врачей и не присыпала мне порез толченым стрептоцидом.

В Кременчуге началась вторая половина нашего отпуска на Днепре. Отец хотел обязательно посмотреть, что представляет собой будущий город Комсомольск под Кременчугом. Поблизости открыли большое месторождение железа, и для рабочих будущего комбината собирались строить город. Мы доехали туда на автобусе, но смотреть особенно было не на что, во всяком случае, отца он не заинтересовал. Мы походили-походили, а затем выбрались на берег Днепра. Кременчугское водохранилище, которое находилось в трех десятках выше еще только заполнилось, а Днепродзержинского не было и в помине. Но с Днепром было уже что-то не так, а что именно, мы выяснили только ближайшей ночью.

Мы нашли симпатичный такой мысочек, который довольно далеко выдавался в русло реки. На нем росли тонкие березки и еще какие-то кустики. А с берегом его соединяла довольно узкая коса, которая была ниже остальной части мыса. Кроме того, трава на этой косе показалась мне какой-то влажной, как будто здесь совсем недавно прошел дождь. Но нет, дождя очевидно давно уже не было, потому что и берег, и высокая часть мыса были совершенно сухими. Впрочем, долго разбираться в причинах этой странности мне было некогда, потому что нужно было еще установить палатку, поужинать и успеть немного покидать спиннинг на новом месте. Однако последнее намерение мне осуществить так и не удалось, и я уснул, в надежде проснуться на утренней зорьке и уже половить как следует.

Против обыкновения, спал я очень чутко и проснулся от еле слышного шороха. Но он раздавался не снаружи, что было бы вполне естественно, а у нас в палатке, возле моих ног. Я моментально вскочил и включил фонарик, который всегда держал под рукой. Что-то черное и узкое тенью промелькнуло сквозь веревочные петли входной дверцы.

— Змея!

Дрожащими руками я развязал и откинул дверцу палатки. Что тут творилось! Буквально за пару часов наш полуостров превратился в крохотный островок, вокруг которого бушевала черная вода. А этот островок кишел огромными гадами. Их было множество, а может быть, мне это только показалось. Но весь остаток ночи мы больше не спали, а вооружившись палками, отгоняли от себя многочисленных обитателей этих мест, которые тоже, видимо, были не в восторге от нашего соседства.

Уже намного позже, когда мы переехали на Днепр, я узнал, что на Кременчугской ГЭС по ночам обычно открывали дополнительный сток, и уровень воды поднимался на метр, а то и больше. Поэтому наш мысок по ночам превращался в остров.

Как мы возвращались домой в Закарпатье, я уже не помню.

Сердце красавиц…

Первые раскаты майского грома прогремели как раз со школьным звонком, возвестившим конец последнего урока. И брызнувший вслед за этим теплый, крупный и пока еще редкий дождь, заставил броситься в рассыпную выскочившую из школы детвору.

Наша школа размещалась в «Белом доме» — дворце Ракоци-Шенборнов, в самом центре главной улицы Мукачево. Так было и триста с лишним лет назад, когда это приземистое здание строилось и перестраивалось, так было и сейчас. Только более поздние городские строения выступили вперед и заслонили его от любопытных прохожих. И улица называлась по-другому. Шестьдесят лет тому назад она была улицей Ленина…

Я учился в пятом классе, и мы находились первый год в этом здании. Наша классная комната располагалась на втором этаже, справа по коридору, за высокими массивными дверьми. Выходящие во двор окна выглядели маленькими по сравнению с метровой толщины стенами. Еще одной достопримечательностью нашего класса были двери в его торцевой части. Они казались точной копией входной — такие же тяжелые и двустворчатые. За ними располагался огромный шкаф, в котором размещалась наша раздевалка, так как общей раздевалки в школе не было. Однажды, расшалившись, мы всем классом забрались в него и тем самым сорвали урок труда, так как, явившись со звонком, сбитый с толку учитель никого не нашел.

Мне было хорошо и легко учиться в этой школе. Ребят из своего класса я знал уже пять лет. Несмотря на пестрый национальный состав класс был дружный и незлобивый.

Но все же со мной случилась маленькая трагедия. Разумеется, всему виной была особа женского пола. Она училась в параллельном классе, и я был влюблен в нее целых три года. Мне кажется, она даже не подозревала о моем существовании, во всяком случае не замечала, что я хожу за ней следом, провожая до самого дома после школы. Или делала вид, что не замечает.

Я старательно собирал о ней все, что только мог узнать. Знал, что она хорошо учится, что с выражением читает стихи. Знал, что она целовалась со своим одноклассником Славиком. (Он сам мне об этом рассказывал!)

Ее звали Таня, и за это время она превратилась из симпатичной девочки в прыщавого голенастого подростка. А я был, по-прежнему, худеньким длинноногим мальчиком, тенью следующим за ней после уроков. Вот и вчера я шел совсем близко от нее и слышал каждое слово разговора с подругой, толстой рыжеволосой девчонкой.

— Ха! — говорила Таня своим высоким резковатым голосом, — эта Нинка совсем стыд потеряла: обнимается с Вовкой Рассказовым за каждым углом. Я бы ни за что так не поступила!

Была явная неправда в последних ее словах, потому что Славику я поверил больше, чем этой девочке. Зачем она так? И что плохого в том, что