Игра без правил - Василий Веденеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— С другой стороны тоже зайдут, возьмем их в коробку и отметелим, как Бог уродовал черепаху, — по дороге наставлял Пятак.
Тоска одолела Анашкина — тоска зеленая и беспробудная. Подраться в подпитии, когда водяра шибает в дурную голову, совсем одно, а тут? Могут и самому звездануть в глаз или по тыковке — чужие охранники тоже не лопухи, и у них наверняка есть кастеты и нунчаки, иначе зачем им тогда платить, коли они не умеют сворачивать скулы?
Орали репродукторы, и вечно молодой Карел Готт высоким голосом выводил чужие слова под аккомпанемент чужой музыки, а на углу, хорошо видимые сквозь стекла витрин, расположились конкуренты, раскинув столик с рулеткой. Пятак напружинился, играя мускулами и взвинчивая себя перед дракой, сунул руку в карман куртки, видимо надевая кастет.
— Вон они, — свистящим шепотом сказал кто-то из парней.
— Вперед! — скомандовал Пятак. — Ворона бьет крупье!
Это Анашкину показалось самым лучшим в сложившейся ситуации — вряд ли сидящий за столиком с рулеткой парень ожидает нападения. Подскочить, с маху врезать по рулетке, разбив ее вдребезги, а потом рубануть крупье по плечу и быстро отваливать. Потеря столика и рулетки для конкурентов плевое дело, а вот после удара прутом по плечу рука у крупье надолго повиснет или ее спрячут в гипс, а без нее какой он работник?
Шустро растолкав зевак, Гришка размахнулся и ударил по рулетке. В стороны полетели осколки, люди закричали, сзади уже началось побоище — Пятак и его приятели налетели на охрану конкурентов, а с другой стороны спешила еще одна группа бойцов, нанятых Бобом. Но ударить крупье Вороне не удалось, тот успел ловко увернуться, и прут врезался в витрину, зазвенели денежки магазина, осыпаясь на асфальт битым стеклом, а Гришку кто-то отоварил по спине ногой, причем так, что в глазах сразу потемнело от боли.
С трудом повернувшись, он начал бестолково размахивать прутом, ничего не соображая и боясь упасть под ноги дерущихся. Куда-то попадал, кто-то выл, съездили по скуле, перед шалыми от боли глазами мелькали чужие руки и кулаки, потные, разбитые в кровь физиономии с прилипшими ко лбу волосами.
— Обрываемся! — услышал Гришка и, не помня себя, бросив прут, побежал прочь от месива тел, подгоняемый звуком сирен приближающихся патрульных машин.
Вечером встретились у Боба. Пятак со смехом рассказывал, как разбили витрину и как дали по шеям конкурентам, а остальные поддакивали и обменивались впечатлениями. Мрачный Гришка не поддался всеобщему праздному веселью — выпив стакан портвейна, он неожиданно для самого себя заявил:
— На разборы больше не пойду.
— То есть как? — удивленно уставился на него Боб. — Бабки получил? Получил. Должок еще не отработал, а хочешь полинять, приятель? Забыл, что рубль вход, а выход чирик?
Анашкин не успел ничего понять, как в голове у него словно взорвался снаряд, а сам он очутился на полу вместе со стулом. Тяжелый кулак Боба угодил ему прямо под глаз.
Подскочил Пятак, схватил за грудки и, приподняв, врезал с другой стороны, добавив несколько непечатных выражений. Комната поплыла перед глазами Вороны, ноги не держали, а руки, которыми он хотел поднять стул и опустить его на голову Боба или Пятака, отказывались служить.
В лицо плеснули водой, потом дали пинка под зад и вышибли за дверь, приказав явиться завтра для продолжения работы.
«Ну уж это дудки, — подумал Гришка, цепляясь за перила лестницы и с трудом перебирая ногами по ступенькам, чтобы выбраться на улицу. — Хватит с меня вашей рулетки, нажрался!..»
Дома он приложил к подбитым глазам мокрую газетку и долго лежал на старом диване, размышляя о превратностях судьбы, — куда теперь подаваться и надо ли ждать продолжения рукоприкладства от Боба и компании? Вполне могут заявиться завтра с утречка и опять начать учить своими методами, а снова получать по глазам никак не хотелось.
И тут вспомнился придурок Манаков, попросивший позвонить одному человеку и передать нужные слова. Как же зовут этого мужика, которому надо позвонить, — Михаил точно, а дальше как?
Ага, вспомнил — Михаил Павлович! И номерок телефона выплыл из гудевшей головы. Не доверяя себе, Ворона встал, записал номер и имя на клочке бумаги — так, пожалуй, надежнее. Это его очередная и, возможно, последняя надежда. Приведет себя немного в порядок, отбрыкается от Боба и позвонит.
Утром заявился Пятак. Увидев лицо Гришки, согласился дать неделю-другую передышки — все равно с разбитой мордой только людей на улицах пугать. Итак, есть две недели, а потом его снова возьмут в оборот. Ну, Михаил Павлович, выручай!
Через несколько дней, когда синяки немного поблекли, Ворона выбрался из дома и, найдя уютную уединенную телефонную будку, набрал заветный номер. Все оказалось правильно — ответил сам Михаил Павлович, судя по голосу, мужик солидный, с начальственным положением. Договорились встретиться сегодня же, в Сокольниках…
Когда Ворона пришел в себя, Михаила Павловича рядом уже давно не было. Из приоткрытой двери черного хода шашлычной слышался стук кухонных ножей, звон перемываемой посуды, кто-то фальшиво напевал затасканную песенку; от мусорных баков противно пахло, и от этого казалось еще тяжелее опереться руками об асфальт и помочь непослушному телу принять вертикальное положение.
«Козел безрогий, — зло подумал Анашкин, вставая на четвереньки. — Бьет, как лошадь копытом, сволочь. Где же я промахнулся с ним, в чем обмишурился?»
Во рту был противный привкус меди — наверное, разбил губы, когда упал, и теперь они кровоточат, голова легко кружилась, качались и плыли перед глазами мусорные баки, дверь черного хода и задняя стена здания шашлычной. Руки и ноги дрожали, а в животе время от времени возникала острая, режущая боль.
Гришка сделал шаг, другой — ему захотелось вернуться в зал шашлычной и посмотреть, осталась ли цела недопитая бутылка портвейна? Сейчас глоток спиртного никак не помешает.
Боясь нового приступа боли в животе и головокружения, Ворона похлопал ладонями по брюкам, стряхивая с них пыль и грязь, — ну, Михаил Палыч, погоди, скотина, придет срок, посчитаемся с тобой за сегодняшнюю встречу. Гришка еще не знал, как удастся посчитаться, но уже горел желанием мести за унижение, побои и очередное крушение планов.
Может, разузнать, где он обитает, и подкараулить в подъезде с трубой в руках? Войдет любезный Миша в парадное, а его хрясть по кумполу и обшмонать карманчики — глядишь, найдется чего интересное?
Однако подобная мысль почему-то не вызвала у Гришки энтузиазма и не нашла своего продолжения — опять насилие, опять риск и можно схлопотать большой срок. Поэтому Ворона решил пойти хорошо знакомым и проторенным путем — уж коли утолять жажду мести, то через автомобиль: Мишка, гад, катается на новенькой тачке. Номер ее известен, цвет и модель тоже, а по телефону можно установить, где работает Михаил Павлович, подвалить туда, выследить и угнать у него тачанку. Разобрать ее на запчасти, а кузов разбить к чертям!
Ноги наконец-то перестали дрожать, и Анашкин поплелся за угол, поднялся по ступенькам и вошел в зал шашлычной. Как он и ожидал, ни закуски, ни выпивки на столе не оказалось — за плохо протертым пластиковым столиком пристроилась другая компания, распивавшая принесенную с собой водку.
Вороне захотелось завыть от отчаяния, но, совладав с приступом ярости, он повернулся на каблуках и вышел, натыкаясь на новых посетителей, стремившихся скорее утолить голод и жажду.
На улице лицо обдало порывом прохладного ветра, принесшим некоторое облегчение — перестали пылать щеки и прояснилось в глазах. И тут же ожгла другая мысль — а деньги?
Лихорадочно пошарив по карманам, Гришка отыскал смятые бумажки и почувствовал успокоение — здесь они, не забрал, гад. То ли не посчитал нужным, то ли шибко торопился, а может быть, это для него не деньги вовсе, если ворочает такими бабками, что и присниться не могут?
Вернувшись в шашлычную и стараясь не смотреть на столик, за которым он недавно сидел вместе с Михаилом Павловичем, Ворона разменял в буфете одну из пятидесятирублевых купюр, попросив дать ему бумажки помельче. Получив пачку засаленных рублей, трояков и пятерок, рассовал их по карманам и, выйдя на улицу, сел в первый попавшийся троллейбус, даже не посмотрев на номер маршрута — не все ли равно, куда он идет? Заметив вывеску пивного бара, Гришка вошел, пролез без очереди и выпил пару кружек. Какой-то хмельной мужик угостил рыбой, и он в ответ взял тому кружку и еще две себе. Стало легче на душе, но зато захотелось продолжения.
Бросив угощавшего его соленой рыбой мужика в одиночестве и не поддавшись на уговоры «дернуть» еще по паре пива, Ворона снова сел в троллейбус. За окнами мелькнула привлекательная вывеска дешевенького кафе, и он вышел на ближайшей остановке. Дав швейцару положенную мзду, Гришка очутился в зале — прокуренном, с сипящим музыкальным автоматом и выкрашенными в непотребный сиреневый цвет стенами, украшенными некогда золотистыми разводами клеевой краски.